«Выбираю сам из моих последних писем…» («Переписка с друзьями» Гоголя: у истоков)

Видя жития сего я горе.

Кипящее, как Чермное море,

Вихром скорбей, напастей, бед,

Разслаб, ужаснулся, поблед.

О горе сущим в нем!

Г. Сковорода, «Сад божественных песен». Песнь 17-я.

К середине 40-х годов, как раз в ту пору, к которой относится возникновение замысла и создание «Выбранных мест из переписки с друзьями», Гоголь, с юных лет не отличавшийся богатырским здоровьем, совсем «разслаб»и духом и телом. Это временное совпадение подтверждает, более того – акцентирует сам писатель.

Вот первые слова его «Предисловия»к «Переписке», датированного июлем 1846 года: «Я был тяжко болен…» ¹. Из последующего картина вырисовывается такая: когда к лету 1845 года болезненное состояние достигло высшей точки и Гоголю казалось, что «смерть уже была близко»(184), он, вторично в этом году отговев и собрав последние силы, пишет духовное завещание, где, в частности, поручает друзьям отобрать наиболее существенные из его писем, только то, что «может доставить какую-нибудь пользу душе»(190), причем не всех писем, а начиная с конца 1844 года (эту дату мы еще вспомним), и издать их отдельной книгой. Смерть и болезнь, однако, отступили, автор даже готовится «к отдаленному путешествию к святым местам, необходимому душе моей»(184), и теперь уже сам, чувствуя все же, что это лишь передышка и что жизнь его висит на волоске, производит отбор своих писем и составляет из них книгу. Ее он хотел бы «оставить при расставанье… от себя моим соотечественникам»(184).

Так все и было, или вернее, почти так, ибо есть в изложении Гоголя элемент той «корректировки»событий, того их переосмысления, которые неизбежно возникают там, где беглый дневниковый набросок, запись факта, эпистолярное сообщение преобразуются в принципиально новое качество – в явление литературы. Уже в первых строках «Предисловия», а если иметь в виду всю книгу, то тем более, Гоголь выступает не просто как собиратель собственных писем, человек, решивший навести порядок в своем архиве; нет, он предстает перед нами в роли профессионального писателя, избравшего «переписку»в качестве наиболее подходящей для воплощения своего замысла литературной формы.

Что я имею в виду?

Поясню, однако прежде – необходимое, на мой взгляд, отступление.

Признание Гоголя относительно своего болезненного состояния, в котором задумывалась и складывалась его «Переписка», – сущая находка, весомейший аргумент для сторонников версии о психической невменяемости автора книги. А таковых в разные времена было более чем достаточно.

Не успел Гоголь летом 1846 года, еще в разгар работы над книгой, опубликовать статью о переводе В. Жуковским гомеровской «Одиссеи»(эта статья представляла собой отредактированное письмо к Н. Языкову и была включена затем в «Выбранные места…»), как О. Сенковский, он же «Барон Брамбеус», поместил в своей «Библиотеке для чтения»проникнутый злой иронией комментарий. Намек на известное сравнение «Мертвых душ»с «Илиадой», принадлежащее К. Аксакову, был более чем прозрачен: «Гомер болен! Гомер захворал на том, что он – не в шутку Гомер. Гомер возгордился неизлечимо!» ² То ли этот выпад, то ли выдержанная в таком же тоне статья другого барона, Е. Розена, в «Северной пчеле»(N 181) сыграли свою роль, то ли еще кто-то постарался, только в октябре С. Шевырев сообщает Гоголю о расползающихся «невыгодных слухах»:»Говорят иные, что ты с ума сошел. Меня встречали даже добрые знакомые твои такими вопросами: «Скажите, пожаласта, правда ли это, что Гоголь с ума сошел?»– «Скажите, сделайте милость, точно ли это правда, что Гоголь с ума сошел?» ³

Выход в свет «Выбранных мест…»и вспыхнувшие вокруг них страсти подхлестнули злую молву. В январе 1847 года С. Аксаков пишет служившему тогда в Калуге сыну Ивану, что Гоголь определенно «на некоторых предметах помешался»и что ему необходима «публичная оплеуха», иначе он «может утвердиться в своем сумасшествии» ⁴. Правда, то была семейная переписка, но из нее видно, что Аксаков-старший горячо обсуждал эту тему со многими, его мнение вряд ли было секретом для читающей Москвы…

Если такого рода приговоры, выносимые коллегами-литераторами, еще можно истолковать в метафорическом, иносказательном смысле; если молодой Ап. Григорьев в своем весьма сочувственном отзыве о книге Гоголя, говоря о «болезненном настройстве»писателя, имеет в виду остроту терзавших его ранимую душу противоречий и сомнений⁵, то некоторые врачи-психиатры, проявившие интерес к Гоголю, в частности к «Выбранным местам…», взглянули на автора прежде всего как на своего пациента.

Правда, Н. Баженов, например, проявляет в этом вопросе заметную осторожность. По его мнению, Гоголь в своем «самом цветущем возрасте»– не более чем типичный «неврастеник с ипохондрическими идеями», во второй же половине жизни писатель страдал душевными депрессиями, периодической меланхолией. При этом Н. Баженов решительно отвергает «довольно распространенное мнение»о якобы характерных для Гоголя «галлюцинаторных явлениях»и «бредовом психозе с преобладанием идей религиозно-мистического характера» ⁶.

С Н. Баженовым не согласился другой известный русский психиатр, В. Чиж, вполне допускавший, что Гоголь мог страдать галлюцинациями; зато он солидарен с Ч. Ломброзо, который в своей книге «Гениальность и помешательство»без долгих колебаний причислял Гоголя к разряду «помешанных гениев» ⁷. Трудно даже перечислить те особенности личности и творческой натуры писателя, которые В. Чиж квалифицирует как симптомы патологии, душевной болезни, проявления параноического характера: бред величия и тяготение к аристократической среде, особенно женской; грубость в обращении с друзьями и искательство перед сильными мира сего; сексуальная недостаточность и неожиданное позднее сватовство к А. М. Вьельгорской; внутреннее отвращение к учению и страсть к учительству; неспособность сочувствовать страданиям людей; ослабление умственных и художнических потенций; граничащее с графоманством стремление писать обо всем, высказываться по любому поводу… Даже в искренней, не замутненной привходящими обстоятельствами (в частности, желанием занять кафедру в Киевском университете) любви к родной Украине, к ее истории и этнографии, даже в истинной, свободной от ханжества религиозности отказывает В. Чиж Гоголю. Что же касается «Выбранных мест…», то, по словам В. Чижа, если бы его вызвали в суд в качестве психиатра, он безусловно «высказался бы за невменяемость автора» ⁸.

Еще более жесткий диагноз ставят Г. Сегалин и И. Галант Гоголь, считают они, страдал шизофреническим заболеванием и прогрессирующим слабоумием## См.: «Клинический архив гениальности и одаренности», т. II, вып. IV, 1926; т. III, вып. I, 1927.. Представление о том, под каким углом зрения рассматривают авторы сборников «гениальность и, одаренность», дает также опубликованная в одном из указанных выпусков статья, посвященная «эвропатологии гениальных эпилептиков», а именно: Наполеона, Магомета (Мухаммеда), Юлия Цезаря, Данте, Байрона, Флобера, Л.

1. Н. В. Гоголь. Собр. соч. в 7-ми томах, т. 6, М., 1978, с. 184. Далее ссылки на «Выбранные места из переписки с друзьями»и примыкающую к ним «Авторскую исповедь»даются в тексте по этому изданию с указанием страницы. Ссылки на письма даются в тексте по изданию: «Письма Н. В. Гоголя», в 4-х томах, СПб., 1901, с указанием тома и страницы[↩]
2. »Библиотека для чтения», 1846, т. 78, отд. VI, с. 17. [↩]
3. «Письма С. П. Шевырева к Н. В. Гоголю». – «Отчет Императорской Публичной Библиотеки за 1893 год»,СПб., 1896. Приложение, с. 31.[↩]
4. С. Т. Аксаков, Собр. соч. в 4-х томах, т. 3. М., 1956, с. 341, 342.[↩]
5. Аполлон Григорьев, Собр. соч., вып. 8, М., 1915, с. 3.[↩]
6. Н. Баженов, Болезнь и смерть Гоголя. – «Русская мысль», 1902, кн. 1, с. 144 – 145; кн. 2, с. 61.[↩]
7. См.: П. Викторов, Учение о личности как нервно-психическом организме, вып. 1, М., 1887, с. 98.[↩]
8. В. Чиж, Болезнь Н. В. Гоголя. – «Вопросы философии и психологии», 1903, кн. 70 (V), с. 785.[↩]