№11, 1969/Советское наследие

Ленинская социология и русская литература XIX века

Недавно минуло 45 лет со дня смерти В. И. Ленина, приближается 100-летие со дня его рождения. Эти даты служат нам поводом для все более пристального и углубленного изучения тех плодотворных научных идей – экономических, политических, социологических, философско-исторических, – которыми так богаты ленинские произведения. Они очень важны для многих наук, особенно гуманитарных. С их помощью, в частности, проясняются закономерности развития русской литературы XIX и начала XX века. Ленин не писал на эти темы специальных работ. Его мысли, важные для историков литературы, непосредственно – для историков русской литературы, высказаны во множестве статей. Иногда они развиты, а нередко выражены коротко, лишь в самых общих чертах. И тогда их надо сопоставлять, связывать, обсуждать, делать из них соответствующие историко-литературные выводы, иногда «на собственный риск и страх». Но это неизбежно, если мы не хотим оставаться только «начетчиками», если мы обращаемся к трудам Ленина, чтобы на их основе делать самостоятельные выводы, учиться по ним самостоятельно мыслить.

1

Наиболее широкую характеристику творчества отдельного писателя Ленин дал, как известно, в ряде своих статей о Л. Толстом. И хотя это статьи только об одном писателе, в них нашли свое выражение и некоторые общие методологические принципы, которые применимы при изучении творчества других писателей. Статьи эти написаны в разное время – с сентября 1908 по январь 1911 года, — и методологические принципы автора часто выражены в них мимоходом, коротко, на многих разных страницах. Необходимо, однако, собрать их воедино.

Положение, которое можно считать в этом отношении основным и исходным, дано Лениным в статье «Л. Н. Толстой и его эпоха». Указывая, что «1905 год – был началом конца «восточной» неподвижности», Ленин разъясняет далее: «Именно поэтому этот год принес с собой исторический конец толстовщине, конец всей той эпохе, которая могла и должна была породить учение Толстого – не как индивидуальное нечто, не как каприз или оригинальничанье, а как идеологию условий жизни, в которых действительно находились миллионы и миллионы в течение известного времени» 1.

Значит, «учение Толстого», хотя оно и было создано им лично, тем не менее не было чем-то «индивидуальным». Оно представляло собой «идеологию», порожденную определенными «условиями жизни», в которых находилось в данном случае трудящееся, патриархальное крестьянство. Такие «условия жизни» существовали в определенную историческую «эпоху», которая одна только и могла «породить» соответствующую идеологию – «учение Толстого» – и с окончанием которой эта идеология уже не могла вновь порождаться. Эпоха эта «должна была» породить учение Толстого не в смысле субъективных желаний автора статьи, а в смысле объективной исторической закономерности.

Идеалистическая философско-историческая концепция, из которой в 1880-е годы выросло религиозно-моралистическое учение Толстого, зародилась, как показывает Ленин в той же статье, гораздо раньше, задолго до того кризиса мировоззрения писателя, который он пережил в период «острой ломки всех «старых устоев» деревенской, России». Эта концепция впервые ясно выразилась в рассуждениях Нехлюдова («Люцерн», 1857), а еще определеннее – в статье «Прогресс и определение образования» (1862). Создавая ее, Толстой «рассуждает отвлеченно, он допускает только точку зрения «вечных» начал нравственности, вечных истин религии…» 2. Поэтому его концепция заключала в себе «апелляцию к Всемирному Духу», отрицание «общего закона движения вперед человечества», со ссылкой на «весь так называемый Восток», и объявление политической экономии «мнимой наукой». Такая концепция была вполне совместима с первым, докризисным периодом художественного творчества писателя. И углубление этой концепции, создание на ее основе моралистического «учения» началось не сразу после реформы, а лишь тогда, когда стали бурно проявляться ее результаты, когда ломка «старых устоев» стала «острой» и писатель переживал перелом в своих взглядах.

Принципиальное отрицание прогресса и «апелляция к Всемирному Духу» были, таким образом, свойственны Толстому уже на ранней ступени его творчества. В его публицистике второй половины творчества, в частности в статье «Рабство нашего времени» (1900), которую также цитирует Ленин, те же отвлеченные философско-исторические взгляды получили дальнейшее развитие и приобрели гораздо более резкий критический пафос. Это произошло вследствие идейного кризиса, пережитого писателем в конце 1870 – начале 1880 годов. Но этот кризис отразился не только в нравственных теориях Толстого, привел его не только к созданию религиозно-моралистического учения. Он затронул более глубокую сторону его общественного сознания. Ленин определяет его как «перелом» всего «миросозерцания» Толстого. Такой перелом подготовлялся, конечно, всем предшествующим развитием писателя.

«Острая ломка всех «старых устоев» деревенской России, – читаем мы в статье «Л. Н. Толстой и современное рабочее движение», – обострила его внимание, углубила его интерес к происходящему вокруг него, привела к перелому всего его миросозерцания. По рождению и воспитанию Толстой принадлежал к высшей помещичьей знати в России, – он порвал со всеми привычными взглядами этой среды и, в своих последних произведениях, обрушился с страстной критикой на все современные государственные, церковные, общественные, экономические порядки…» 3. Значит, «перелом» в «миросозерцании» писателя заключался не в том, что существенно изменились принципы его философско-исторического мышления. Последнее стало более глубоким и более активным, более моралистически требовательным. Новое свойство взглядов Толстого, его «страстная критика» всех «современных порядков» выражались гораздо сильнее и резче в его художественном творчестве, в его «последних произведениях», то есть в реалистических повестях и романах 1880 – 1900-х годов, начиная со «Смерти Ивана Ильича» и «Крейцеровой сонаты», нежели в его теоретико-публицистических сочинениях.

Во всех своих статьях о Толстом Ленин всячески подчеркивает именно эмоциональную силу, страстность, непосредственность его «критики» старых порядков, его «протеста» против них. Так, в статье «Лев Толстой, как зеркало русской революции» Ленин пишет о замечательно сильном, непосредственном и искреннем протесте против общественной лжи и фальши», о том, что Толстой был «выразителем тех идей и тех настроений, которые сложились у миллионов русского крестьянства», о том, что у крестьян веками накопились «горы ненависти, злобы и отчаянной решимости», «стремление смести до основания», «уничтожить» все старые формы жизни и что «идейное содержание писаний Толстого гораздо больше соответствует этому крестьянскому стремлению, чем отвлеченному «христианскому анархизму», как оценивают иногда «систему» его взглядов»; что «Толстой отразил накипевшую ненависть, созревшее стремление к лучшему, желание избавиться от прошлого, – и незрелость мечтательности, политической невоспитанности, революционной мягкотелости» 4.

И именно эта, эмоционально-критическая сторона новых взглядов Толстого, выразившаяся по преимуществу в его художественном творчестве, представляла собою «сильную сторону» этих взглядов. Она и сделала его «великим».

«Толстой смешон, как пророк, открывший новые рецепты спасения человечества, – и поэтому совсем мизерны заграничные и русские «толстовцы», пожелавшие превратить в догму как раз самую слабую сторону его учения, – пишет Ленин. – Толстой велик, как выразитель тех идей и тех настроений, которые сложились у миллионов русского крестьянства ко времени наступления буржуазной революции в России» 5. «Изучая художественные произведения Льва Толстого, – пишет Ленин в статье «Толстой и пролетарская борьба», – русский рабочий класс узнает лучше своих врагов, а разбираясь в учении Толстого, весь русский народ должен будет понять, в чем заключалась его собственная слабость, не позволившая ему довести до конца дело своего освобождения» 6.

Конечно, в своих статьях о Толстом Ленин не имел в виду намечать какие-либо понятия литературной методологии. Тем не менее из всего сказанного им в этих статьях как будто бы можно сделать вывод, что у Толстого, еще задолго до его идейного кризиса, были свои отвлеченные историко-философские взгляды и было свое «миросозерцание». Именно в этом последнем прежде всего и произошел «перелом», заключавшийся в большом углублении и расширении границ проблематики и в усилении пафоса критического осмысления писателем русской общественной жизни. Эта критика и находила свое выражение по преимуществу в образах его художественного творчества, и, наоборот, его моралистическое учение, содержащее развитие его отвлеченных идеалов и представляющее «слабую сторону» его взглядов, выражалось главным образом в его публицистике и только отчасти захватывало произведения искусства (к явной невыгоде для него, прибавим мы от себя). Достаточно напомнить развязку в «Смерти Ивана Ильича» или момент нравственного «воскресения» Нехлюдова, являющегося завязкой личного конфликта в этом романе.

Отсюда и вытекают знаменитые антитезы первой ленинской статьи: «С одной стороны, гениальный художник, давший не только несравненные картины русской жизни, но и первоклассные произведения мировой литературы. С другой стороны – помещик, юродствующий во Христе». Или: «С одной стороны, самый трезвый реализм, срывание всех и всяческих масок; – с другой стороны, проповедь… религии…» 7

И если «учение» Толстого представляло собой, по словам Ленина, «идеологию» определенного общественного слоя, возникшую закономерно в определенную эпоху, то идеологическое значение имело, конечно, в такой же мере по-своему и критическое «миросозерцание» писателя. Ведь и оно заключало в себе его обобщающие эмоциональные представления о действительности и приводило его далее к созданию типических персонажей дворян и чиновников и к воплощению их в образах, выражающих «чувство протеста и негодования» писателя к жизни этих сословий.

Значит, статьи Ленина о Толстом методологически указывают нам на то, что ключом к пониманию художественного творчества того или иного писателя и целых групп писателей, – поскольку они могут иметь ту или иную степень идеологической общности, закономерно определяемой в своем содержании своеобразием их эпохи, – является изучение их идеологического «миросозерцания» в соотношении (часто противоречивом) с их «учениями», с их теоретическими концепциями. Вместе с тем ленинские статьи о Толстом, как нам кажется, направляют нас на то, чтобы мы искали в творчестве тех или иных писателей художественное выражение различных течений общественной мысли, закономерно «порождаемых» своеобразием определенных исторических эпох.

Кстати, Ленин нередко употреблял термин «течение», имея при этом в виду именно особенности идеологии целых групп общественных деятелей, проявляющиеся в их произведениях и характерные для их исторической эпохи.

Так, в статье «От какого наследства мы отказываемся?» он указывает «на необходимость искать объяснения течениям общественной мысли и юридико-политическим учреждениям в материальных интересах различных классов русского общества» 8. Или в статье «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» он пишет об отношении социал-демократов «к особенно усиливающемуся в последнее время течению, направленному к «объединению» и «союзу» всех фракций революционеров для завоевания политической свободы» 9.

В предисловии к «Что делать?» он ссылается на «попытку объединения всех заграничных социал-демократических организаций» и указывает, что «удача» такой попытки «обещала бы положить очень быстро конец существованию двух течений в русской социал-демократии» 10. В статье «Из прошлого рабочей печати в России» он указывает, что «народничество» (в широком смысле слова) «никогда не могло, как общественное течение, отмежеваться от либерализма справа и от анархизма слева» 11. Нередко вместо слова «течение» Ленин употребляет в том же смысле слово «направление».

Для литературоведения, которое постоянно имеет дело с выражением в художественном творчестве различных идеологических «миросозерцании», выбор одного из этих слов не безразличен. В истории литературы нередко бывает так, что под знаменем одного литературного «направления», например сентиментализма, романтизма, «натуральной школы» и т. п., выступают писатели, представляющие своим творчеством разные идейно-литературные «течения». Поэтому последний термин и должен быть для нас основным.

Рассмотрим теперь в истории русской общественной мысли XIX и начала XX века те течения, которые получили в работах Ленина или широкую характеристику, или хотя бы краткое, но по существу очень важное определение. И постараемся показать, что этим течениям общественной мысли часто соответствуют, в специфике своего содержания, более или менее значительные течения в художественной литературе. В тех случаях, когда при краткости высказываний Ленина мы будем делать из них далеко идущие выводы, они останутся нашими гипотезами, вытекающими, однако, из общих принципов ленинской методологии.

2

Как мы уже видели, большое значение имела для Ленина стадиальность развития общественных условий и создаваемой ими идеологии. Была историческая эпоха, которая одна только могла породить идеологию Л. Толстого. В этой связи и следует вспомнить разделение Лениным всего долгого развития русского освободительного движения на три «главные этапа». Они намечены еще в статье «Памяти Герцена», а позднее подробнее охарактеризованы в статье «Из прошлого рабочей печати в России». «Освободительное движение в России прошло три главные этапа, соответственно трем главным классам русского общества, налагавшим свою печать на движение: 1) период дворянский, примерно с 1825 по 1861 год; 2) разночинский или буржуазно-демократический, приблизительно с 1861 по 1895 год; 3) пролетарский, с 1895 по настоящее время.

Самыми выдающимися деятелями дворянского периода были декабристы и Герцен» 12.

В чем же сущность передовых идеологий, выражавших политические интересы тех социальных сил, которые возглавляли освободительное движение на этих трех этапах? Отличались ли эти идеологии только тем, что в них находила свое выражение психология основных участников каждого из этих движений, или же эти различия были более глубокими и каждая идеология по-своему выражала некоторые общие и закономерные тенденции национального развития?

Целый ряд работ Ленина не оставляет сомнения в правильности второго из этих предположений. Так, в статье «Крестьянская реформа» и пролетарски-крестьянская революция» есть исключительно важное обобщение, в очень краткой, «алгебраической» форме намечающее такое решение. Называя либералов 1860-х годов и Чернышевского представителями «двух исторических тенденций, двух исторических сил, которые с тех пор и вплоть до нашего времени определяют исход борьбы за новую Россию», Ленин пишет дальше: «Эти две исторические тенденции развивались в течение полувека, прошедшего после 19-го февраля, и расходились все яснее, определеннее и решительнее. Росли силы либерально-монархической буржуазии, проповедовавшей удовлетворение «культурной» работой и чуравшейся революционного подполья. Росли силы демократии и социализма – сначала смешанных воедино в утопической идеологии и в интеллигентской борьбе народовольцев и революционных народников, а с 90-х годов прошлого века начавших расходиться по мере перехода от революционной борьбы террористов и одиночек-пропагандистов к борьбе самих революционных классов». Затем Ленин дает совсем краткую, но более широкую формулировку мысли о дифференциации всех трех названных выше тенденций: «Тенденции демократическая и социалистическая отделились от либеральной и размежевались друг от друга» 13.

Перед нами целая философско-социологическая концепция различных социально-политических, а отсюда и идеологических тенденций развития, охватывающего весь XIX век. Наиболее важно здесь то положение, что хотя три главных класса, «налагавших свою печать» на освободительное движение на разных его этапах, никогда не «смешивались» друг с другом и существовали самостоятельно, тем не менее политико-идеологические тенденции, выражавшие их интересы, вследствие неразвитости русской общественной жизни, сначала проявлялись в недифференцированном единстве, а затем постепенно отделялись одна от другой, расходились, размежевывались и боролись друг с другом. Значит, существовали такие идейные течения, которые и представляли собой, в миросозерцании своих деятелей, эту нерасчлененность разных тенденций освободительного движения и всего национального развития.

Наиболее труден для решения вопрос, получивший у Ленина особенно сжатую формулировку: «Тенденции демократическая и социалистическая отделились от либеральной…» Очевидно, что до такого «отделения» они представляли собой нерасчлененное единство, были «сначала смешаны воедино». Когда это было, в какой период развития’ освободительного движения, в каком идейном течении?

В 1860-е годы «либералы» и крестьянский демократ Чернышевский уже противостояли друг другу и боролись между собой. Борьба их началась лет за семь до крестьянской реформы, а через год после нее Чернышевский был арестован и уже не вернулся к политической деятельности.

  1. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 20, стр. 103.[]
  2. Там же, стр. 101. Здесь и далее разрядка в цитатах Ленина моя. – Г. П.[]
  3. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 20, стр. 39 – 40.[]
  4. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 17, стр. 209, 210, 211, 212.[]
  5. Там же, стр. 210.[]
  6. Там же, т. 20, стр. 71.[]
  7. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 17, стр. 209.[]
  8. Там же, т. 2, стр. 507 – 508.[]
  9. Там же, т. 1, стр. 302.[]
  10. Там же, т. 6, стр. 3.[]
  11. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 25, стр. 94.[]
  12. Там же, стр. 93.[]
  13. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 20, стр. 174 – 175, 176, 177.[]

Цитировать

Поспелов, Г. Ленинская социология и русская литература XIX века / Г. Поспелов // Вопросы литературы. - 1969 - №11. - C. 18-42
Копировать