«Легкость необыкновенная…»
Н. М. Кагиева, Судьба страны – судьба твоя. Очерк творчества, Карачаево-Черкесское отд. Ставропольского книжного изд-ва, Черкесск, 1973, 238 стр.
Уже в титульном листе этой книги есть что-то странное и загадочное. Он гласит: «Н. М. Кагиева, Судьба страны – судьба твоя». Ниже – объясняющий подзаголовок: «Очерк творчества». Чьего творчества? Фотография на фронтисписе не дает ответа на этот вопрос, потому что она никак не подписана.
Заинтригованный читатель переворачивает страницу и из краткой аннотации узнает, что «Назифа Магометовна Кагиева… окончила филологический факультет университета» (какого университета – читатель, по-видимому, должен догадаться сам), что она кандидат филологических наук, автор статей и очерков о карачаевской литературе, а также повестей, рассказов и миниатюр, «написанных стихами в прозе»; кроме того, читатель, наконец, узнает, что «данная книга посвящена творчеству известного карачаевского писателя Османа Хубиева».
Узнав все это, можно приступить к разговору по существу.
Осман Хубиев – один из ведущих прозаиков и поэтов Карачая, представитель старшего поколения писателей области, автор нескольких романов (среди них – трилогия «Аманат»), повестей, сборников прозаических и стихотворных произведений. Изучение его творчества было бы интересно не только для читателей области, но и для всех, кого занимают проблемы многонациональной советской литературы.
Вместе с тем О. Хубиев не избалован вниманием переводчиков и критиков. Отдельными книгами в переводе на русский язык вышли только сборник его стихов и повесть «Люди».
Таким образом, монография Н. Кагиевой должна была дать русским читателям первое, более или менее полное, представление об этом писателе.
Общий замысел и композиция работы особых возражений не вызывают. Книга состоит из шести глав, каждая из которых посвящена тому или иному значительному этапу в творческой биографии писателя. Автор делает попытки воссоздать обстановку, в которой рос и формировался Хубиев-писатель, к разговору привлекаются все более или менее значительные его произведения, а также книги других писателей.
Но главное в любой работе все-таки не замысел, а его воплощение. Как же анализирует Н. Кагиева творчество О. Хубиева и какое представление дает о нем читателю?
«Осман Хубиев по яркости и многообразию таланта, по значительности созданных им произведений, по духу общественной устремленности (?) и неутомимым художественным поискам в карачаевской литературе не имеет себе равных». Если даже простить автору высокопарный слог этого заявления, если оставить в стороне также вопрос о том, что такое «неутомимые художественные поиски в карачаевской литературе», то все-таки трудно пройти мимо авторской безапелляционности. Известно, например, что в карачаевской литературе много и плодотворно работает талантливая поэтесса Х. Байрамукова, о творчестве которой сама же Н. Кагиева написала кандидатскую диссертацию; да и вообще в любом случае кажется нам, что подобную декларацию необходимо тщательно обосновать. Увы, и здесь, и в других местах книги, и притом в подавляющем большинстве случаев, анализ произведений О. Хубиева и его творчества в целом подменяется громкими хвалами, не подкрепленными никакими доказательствами. «Большой писатель», «крупное явление», «незаурядный талант», «яркий пример сочетания высокоидейного содержания с выразительной художественной формой»; писатель «с большой впечатляющей силой рассказал», «с большим мастерством повествует», «дает образцы самобытно-яркого национального искусства» и т. д. и т. п. Ну что ж, скажет читатель, может быть, так оно и есть, но покажите мне это, раскройте, продемонстрируйте в анализе!
Н. Кагиева «показывает» это так. На стр. 7 она сообщает: «Талант Османа Хубиева – в противоположность своим предшественникам и современникам (?) – преимущественно эпический». Не успевает читатель привыкнуть к этой мысли, как автор на следующей же странице заявляет: «…О чем бы ни писал поэт, какую бы тему ни затронул, он всегда остается ярким и самобытным лириком, лириком философского уклона».
Как согласовать два эти заявления? Как сочетаются в творчестве писателя эпическое и лирическое? Ответа на эти вопросы мы в книге не найдем.
Может быть, главной задачей Н. Кагиевой было – проследить творческий путь, эволюцию писателя, рост его художественного мастерства?
Уже первая повесть писателя, по мнению Н. Кагиевой, – явление «небывалое в истории карачаевской литературы». Помилуйте! – скажет любой, хоть немного осведомленный читатель, – да ведь в 30-е годы «небывалым» в карачаевской литературе было почти все, сами писатели были «явлением небывалым», потому что сама-то карачаевская литература только создавалась! И Н. Кагаева не может не знать этого, – беда в ее пристрастии к громким словам. Трудно назвать достоинства, которые не приписаны ею первой повести О. Хубиева. Социальные мотивы звучат в ней «сильно и своевременно» (?); «повесть отличается острой для литературы тех лет (?) современностью», ей свойственны «большая обобщающая сила и художественное своеобразие»; «автор уловил характерные для эпохи изменения»; «огромный внутренний масштаб», «философское наполнение», язык отличается «удивительной меткостью, точностью каждого слова» и пр. и пр. В таком же стиле «анализируются» и характеризуются и другие произведения Хубиева. Разбор подменяется пересказом, логики в авторских рассуждениях нет. Вдруг, без всякого к тому повода, Н. Кагиева прерывает разговор об образе главного героя первой повести Хубиева «Абрек», чтобы продемонстрировать мастерство писателя в построении диалога. Цитируется длинный, на четыре страницы, отрывок из повести, который, по мнению Н. Кагиевой, должен говорить сам за себя («анализ» ограничивается фразой: «Этому способствуют и живые диалоги»). Но приводимый отрывок «говорит» скорее о том, что его автор переживает вполне закономерную пору литературного ученичества: эпизод строится на распространенном фольклорном мотиве «неузнавания» героя, который в реалистическом произведении выглядит заведомо искусственно (повторяем, это вовсе не принижает писателя – в ту пору О. Хубиев был восемнадцатилетним юношей).
Нет сомнения, что повесть «Абрек» имела в карачаевской литературе, для своего времени, немалое значение. Но право же, очень трудно составить о ней мнение, полагаясь лишь на авторитет Н. Кагиевой…
«Легкость» перехода от одной темы к другой – характерная черта «исследовательского стиля» Н. Кагиевой. Прерывая разговор о главном предмете работы, она перескакивает к вопросу о жанре поэмы и «пробегает» ряд поэм, принадлежащих другим карачаевским поэтам, затем снова возвращается к О. Хубиеву, пересказывает с краткими комментариями одну его поэму и тут же, бросая ее, переходит к другой. Все это, как уже известно, сопровождается «превосходными степенями», пышными эпитетами, бездоказательными хвалами: «О. Хубиеву тематически сродни выдающиеся литераторы, как Д. Фурманов, А, Фадеев, А. Серафимович и другие»; трилогия «Аманат»»производится» в «эпопею»; в образе одного из главных героев этой трилогии автор находит «что-то от образов Пети Ростова, Павки Корчагина, молодогвардейцев»…
Справедливости ради надо отметить, что некоторые из произведений О. Хубиева автор книги также и критикует. Но и тут ей приходится верить на слово: нет ни убедительного анализа, ни объяснения причин неудачи писателя. О недостатках того или иного произведения упоминается, как правило, лишь тогда, когда рассматривается другое, более позднее произведение, – так создается иллюзия, будто автор прослеживает эволюцию творчества…
Книга написана неряшливо: «…явился…свидетельством о незаурядном таланте», «переводы из произведений классиков и других литератур», «ее любимый ушел в абреки для того, чтобы бороться с теми, кому он гнул спину» и т. д. Нередко неряшливость эта выходит далеко за рамки просто стилистических погрешностей. Рассматривая трилогию «Аманат», Н. Кагиева говорит: «Жители горных аулов держат с народными мстителями тесную связь, оказывают им посильную помощь», – а затем приводит (из двенадцатой главы второй книги) цитату, вырванную из контекста, в результате чего ее смысл почти впрямую противоречит словам о «связи» и «помощи»…
В другом месте книги среди «русских и советских писателей» оказываются… Т. Шевченко, К. Хетагуров, Ян Райнис и… Ш. Руставели.
И все это щедро сдобрено всевозможными красотами стиля вроде: «22 июня 1941 года фашистская Германия направила дуло своего смертоносного оружия на восток, туда, откуда начинается день, откуда встает солнце, и еще в постели хотела расстрелять утро мира – Родину Октябрьской революции».
Книга иллюстрирована многочисленными фотографиями. Начинается она, как уже было сказано, неподписанной фотографией О. Хубиева, но затем автор с лихвой искупает этот промах: другие фотографии подписаны обильно – цитатами, как бы подобранными из сборника «Мысли мудрых людей» или «Крылатые слова»: тут и Пабло Пикассо, и Амедео Модильяни, и Ромен Роллан, притом цитаты эти сплошь необязательны.
Завершается труд Н. Кагиевой обширной библиографией, в которую вошло – приходит такая мысль! – все, что прочитано автором, – от Белинского и Гёте до В. Шкловского и М. Шкерина, – и в которой Р. Бикмухаметов стал Р. Бикмухамбетовым, Л. Бекизова – Л. Бековой, Г. Боескоров – Г. Боескаровым, а Лев Толстой перепутан с Алексеем Толстым.
…Одно из примечательных явлений в литературах народов нашей страны – рост научной, литературоведческой мысли. В любой национальной республике, отдаленной от центра страны области появляются нынче серьезные, значительные труды по теории и истории литературы, острые критические статьи, В частности, на Северном Кавказе примечательны книги и статьи Л. Бекизовой, А. Караевой – в Карачаево-Черкессии, З. Налоева, М. Сокурова, Ф. Урусбиевой – в Кабардино-Балкарии, К. Шаззо – в Адыгее. Иными словами, литературоведение в национальных республиках и областях Северного Кавказа находится уже на том уровне, который исключает какие-либо скидки. Тем более удивительно, как могла выйти в Карачаево-Черкесском книжном издательстве (Н. Кагиева, кстати, работает в нем редактором) книга поверхностная, плохо написанная, – «очерк творчества», который вряд ли принесет удовлетворение читателям и пользу даровитому и заслуженному национальному писателю…
г. Нальчик