Когда был написан «Хорь и Калиныч»?

Вопрос, как увидим, не праздный.

В примечаниях к очерку «Хорь и Калиныч» в последнем, академическом издании «Записок охотника» Л. Смирнова отмечает, что «документальных сведений о начале работы над рассказом, о возникновении замысла нет. Окончание работы, по-видимому, относится к ноябрю 1846 г.» ¹. Не сохранились автографы. Не было порядкового номера, как в других рассказах этого цикла, из чего исследователями делается справедливый, очевидно, вывод, что до опубликования очерка у Тургенева еще не было замысла создать цикл «охотничьих» рассказов. Да и подзаголовок «Из охотничьих рассказов» был сделан будто бы И. Панаевым при первой публикации очерка². Сам Тургенев в начале 50-х годов утверждал в «Мемориале», что «Хорь и Калиныч» написан в 1846 году³. Правда, следует заметить, что в этих, по-видимому, подготовительных к автобиографии материалах и в самой автобиографии (незаконченной) неисчислимое множество «погрешностей» в датах. Сознательная ли это путаница, или Тургенев действительно был «слаб» в хронологии, трудно сказать. Только следует иметь в виду, что это тот случай, когда верить мемуаристу нельзя.

Принято ссылаться еще на два документальных свидетельства. 28 июля (9 августа) 1863 года Тургенев пишет М. Гартману: «Мои стихотворения были плохи, и моя служба – также. Я писал время от времени рассудочные стихи, лишенные звучности и воодушевления, с мелочными тонкостями, и хотел уже совсем покончить с литературой, как в конце 1846 г. – по просьбе моего друга Белинского, для его только что основанного журнала – написал первый очерк «Записок охотника». Он понравился – за ним последовали многие другие – и так я сделался новеллистом и романистом». Чтобы не возвращаться к этому вопросу, сразу замечу, что в воспоминаниях Тургенева о том, как возник очерк «Хорь и Калиныч», есть существенные расхождения: он пишет то о «просьбе Белинского», то о «просьбе Панаева», при этом ни разу не оговаривается, что просили, может быть, оба. Так кто же все-таки просил его написать или предоставить очерк для первого номера «Современника»? Совершенно очевидно, что ни тот, ни другой, поэтому Тургенев, «забываясь», «путает» своих приятелей; а возможно, он преследовал какую-то нравственную цель, которую за давностью времени нам трудно понять. К тому же при этом речь нередко идет и о стихах, что, наверное, как-то связано с очерком. Возможно, Тургеневу почему-либо нужно напомнить о том, что в первом номере были опубликованы еще и его стихи, а возможно, он имеет в виду период не позднее 1842 – 1844 годов, потому что в середине 40-х годов Тургенев уже был автором двух пьес, нескольких прозаических «новелл» и целого ряда статей, да к тому же в конце 1846 года он уже полтора года как не служил. Снова «странное» смешение временных пластов, хронологическая неувязка. Гадать тут можно много, но очевидно, что Тургенев далеко не категоричен в датировке создания своего очерка…

И еще одна легенда. 19 февраля (3 марта) 1863 года на обеде у Н. Милютина в Париже в честь годовщины отмены крепостного права в узком кругу близких людей (после того, как выпили за автора «Записок охотника») «Иван рассказал… о происхождении книги. Он сочинял стихи, «отвратительные, так как они были посредственны…». Совершенно разочаровавшись в литературной деятельности, он собирался покинуть Россию, когда один из его друзей, издававший либеральный журнал… затрудняясь, чем бы наполнить его столбцы, попросил у него каких-либо очерков о русской деревенской жизни. «Я так хорошо знал эту жизнь, что мне было совершенно просто описать ее. В одну ночь я написал эпизод (кажется, 1-ю главу «Записок»)» ⁴. Справедливости ради следует сказать, что Тургенев действительно был поразительно работоспособен. Если повесть «Фауст» он написал чуть ли не за несколько дней, а роман «Рудин» за полтора месяца, то очерк «Хорь и Калиныч» он вполне мог написать и за ночь. Но дело все-таки в том, что, несмотря на все свои достоинства, Тургенев имел и свои человеческие слабости. Он был склонен к некоторому фразерству и беспечности. Если учесть, что к тому времени, как В. Боткин предложил (по просьбе дочери декабриста Тургенева) тост за автора «Записок охотника», было достаточно выпито и за царя-освободителя, и за «начинателя» Николая Тургенева, и за «завершителя» Милютина, то это свидетельство должно, пожалуй, вызывать сомнения; во всяком случае, вряд ли можно с уверенностью на него опираться. Но при этом любопытно, что Тургенев в присутствии Боткина, активного участника «создания либерального журнала», не назвал, как обычно, имени просившего, присовокупил «кажется» и употребил множественное число («каких-либо очерков»), ибо в первом номере «Современника» за 1847 год были опубликованы и другие его сочинения (в том числе и девять «отвратительных» стихотворений).

Возможно, все это и не имело бы существенного значения. Но поскольку «Записки охотника» имеют прямое отношение к воззрениям Тургенева на экономическую и социальную ситуацию в России 40-х годов, то история замысла очерка «Хорь и Калиныч» представляется достаточно важной.

После указа Николая I в апреле 1842 года об «обязанных крестьянах» и создании особой канцелярии по крестьянским вопросам министр внутренних дел Л. А. Перовский оживился и в начале 1845 года подал Николаю I записку «Об уничтожении крепостного состояния в России». Однако записка эта осталась без внимания. К тому же к этому времени стало ясно, что указ об «обязанных крестьянах» не только не действует, но если кто из земельных владельцев и попытается им воспользоваться, ему чинят такие бюрократические препятствия, в результате которых он невольно должен отступиться. Даже влиятельному при дворе графу Воронцову потребовался год, чтобы добиться разрешения претворить указ об «обязанных крестьянах» в жизнь в своем имении Мурино под Петербургом.

Совершенно очевидно, что Тургенев очень скоро должен был разочароваться в государственной службе, на которой его стремление содействовать экономическому реформированию России практически сводилось к нулю. По-видимому, должен был он разочароваться и в царе как реформаторе. Таким образом, Тургенев уходит со службы, испытав новые разочарования. Вряд ли он мог открыто объяснять эту причину. Тем более, что Тургенев был крайне деликатным человеком, а на службе оставались люди, к которым он относился с уважением (тот же Перовский или, например, Даль). Тем не менее «объяснять» что-то было надо; видимо, поэтому и возникла легенда, будто Тургенев был «ленивый чиновник».

Но уход с государственной службы не означал отказ Тургенева от мысли об освобождении крестьян.

1. Иван Сергеевич Тургенев, Записки охотника, М., 1991, с. 595.[↩]
2. И. С. Тургенев, Полн. собр. соч. И писем в 30-ти томах. Соч., т. 11, М., 1983, с. 46.[↩]
3. См.: там же, с. 199 – 200.[↩]
4. »Литературное наследство», 1967, т. 76, с. 366. [↩]