Книга нового жанра

Писатель Г. Шторм, которого мы знаем как одного из зачинателей советской исторической прозы, выпустил в середине прошлого года новое произведение – «Потаенный Радищев». Уже к моменту выхода книги о ней шел ожесточенный спор, вызванный ее сокращенным вариантом, опубликованным в конце 1964 года в журнале «Новый мир». Спор этот продолжается. Он идет и на страницах газет и журналов, и на научных дискуссиях, и даже на диспуте, передававшемся по телевидению.

Чем же вызвана такая широкая и острая реакция на книгу? Прежде всего тем, что автор ее выдвинул смелую гипотезу, неожиданную даже для специалистов по Радищеву.

Г, Шторм обратил внимание на то, что в судьбе первого русского революционного произведения «Путешествие из Петербурга в Москву» есть еще немало загадочного и неясного. Среди его многочисленных списков были известны до сих пор два списка особого состава. Оба они – в отличие от остальных списков – содержат полный текст оды «Вольность», которая в книге Радищева, как известно, дана в сокращении, а также включают в себя неоконченную поэму «Творение мира» с сопровождающим ее прозаическим текстом и ряд дополнений к некоторым главам. До последнего времени считалось, что эти списки являются ранней редакцией «Путешествия». Однако изучение их, а также еще одного списка, обнаруженного самим автором, привело его к мысли, что мы имеем здесь дело с позднейшей редакцией радищевской книги, что она была дописана уже после ее издания, что Радищев вернулся к работе над ней после своего осуждения и ссылки. О том, как родилась эта гипотеза, как она стала развиваться, обрастать доказательствами и привела автора к определенным выводам, и рассказал Г. Шторм в своей книге.

В появившихся уже на нее откликах развернулась дискуссия не только по существу выдвинутой Г. Штормом гипотезы, но и о том, насколько плодотворны избранные им жанр и метод. Начало этой дискуссии было положено статьей Г. Макогоненко в «Литературной газете» (И февраля 1965 года). Оспаривая доводы в пользу позднейшего происхождения особых списков «Путешествия», критик отвергает самое манеру исследовательской работы Г. Шторма. По его мнению, труды подобного рода могут быть определены термином «романическое литературоведение» (этот термин он выносит и в заглавие своей статьи). Главным их предметом, утверждает Г. Макогоненко, являются родственники изучаемого писателя. Многочисленные сведения, собранные об этих родственниках, связываются с самим писателем «по законам романической логики» и используются для построения увлекательных, но научно несостоятельных концепций, основанных на «маловероятных допущениях».

Хотя в статье А. Западова «Не «романическое», а живое…» («Литературная газета», 11 марта 1965 года) уже была показана научная основательность аргументации Г. Шторма, а в статье И. Андроникова «Для будущих веков дар» («Известия», 17 сентября 1965 года) взят под защиту и жанр его книги, мне хотелось бы вернуться к этому вопросу, для того чтобы попытаться определить специфику избранного Г. Штормом нового жанра и связанного с ним метода.

Прежде всего книга Г. Шторма – это не только научное исследование, но и художественное произведение, чего так и не заметил или, во всяком случае, не отметил Г. Макогоненко. Писатель является здесь одновременно исследователем, а исследователь – художником. И он не только дает результаты своих изысканий со всей необходимой для научных выводов аргументацией, но и художественно воспроизводит зарождение научной гипотезы, диктуемые ею поиски, удачи и срывы, мучительные сомнения и радость устремления по новому пути, величайшую радость открытия. Красота героических революционных страниц прошлого сливается здесь с пафосом их постижения; средства художественного освоения истины служат для обоснования научной концепции, а сухая научная аргументация освещена увлеченным и поэтическим отношением к действительности.

Радищев – главный герой книги Г. Шторма. Но есть в ней и так называемый «лирический герой». Это исследователь, одержимый страстью научного следопытства, готовый ради какого-нибудь, на первый взгляд малозначительного, факта или документа перерыть груды архивных материалов, из-за одного слова или цифры просмотреть сотни, а то и тысячи печатных или рукописных страниц, заниматься, как говорят архивисты, «ловлей меченой золотой рыбки в Тихом океане» и считать такое занятие не только полезным, но и поэтичным. Эмоциональную атмосферу научных разысканий воссоздают лирические отступления. Они являются неотъемлемой частью произведения Г. Шторма, потому что процесс историко-литературного исследования выступает здесь как предмет художественного изображения. Это не только повесть о тайных судьбах «Путешествия из Петербурга в Москву», это и повесть о научном поиске. И последнее обстоятельство определяет ее композицию, воспроизводящую сам ход разысканий и постепенно раскрывающую его результаты. Конечно, при этом отбирается лишь наиболее научно-значимое и художественно-выразительное.

Теперь можно подойти к определению жанра книги «Потаенный Радищев». Это не историко-биографическая повесть, потому что содержанием ее является научное исследование. Это не повесть об ученых и их открытиях, потому что открытие здесь принадлежит самому автору, который, как мы уже говорили, предстает в роли «лирического героя» книги. Жанр произведений такого рода некоторые критики предлагали определить термином «научный детектив», а И. Андроников, работающий в том же направлении, дал ему название – «жанр научного поиска» ¹. Но не в детективе и в занимательности поисков исследователя тут дело. И даже не в том, что рассказ об открытии или находке совмещается с показом того, как они сделаны, хотя это и является существенной особенностью нового жанра. Своеобразие жанра, избранного Г. Штормом, заключается, на мой взгляд, в том, что научные изыскания слиты в нем воедино с эстетическим отношением к историческому материалу, пафос научного познания – с пафосом поэтического восприятия, объективность ученого – с субъективностью художника. Вот эти важнейшие признаки нового жанра, свидетельствующие о том, что он рождается на стыке науки и искусства, дают основание назвать его жанром лирико-научным.

С жанром книги Г. Шторма естественно связан и применяемый им метод. И в нем проявляется не только кропотливый исследователь, шаг за шагом идущий от факта к факту в избранном им направлении, но и художник с живым творческим воображением, которое подсказывает ему смелые, порою невероятные гипотезы и направляет его к малоизученным или вообще не изученным историческим источникам, на которые обычно не обращалось внимания.

В основе метода Г. Шторма как писателя-исследователя лежит гипотеза. Озаренная поэтическим восприятием исторического материала, она порою даже выливается в форму художественного домысла. Но в то же время она постоянно действует в гуще исторических фактов и документов, опирается на них, по-новому их осмысливает, а зачастую и открывает новые, неизвестные.

С научной точки зрения этот метод дает результаты не всегда бесспорные и окончательные. Однако отказать ему в научности и заявить, что он толкает на ложный путь, как это делает Г. Макогоненко, было бы неверно.

Критик признает, что Г. Шторм собрал огромный материал. Точнее было бы сказать, что им сделано огромное количество находок. Достаточно назвать обнаруженный им третий список «Путешествия» особого состава, принадлежавший А. П. Нордштейну, и два списка оды «Вольность». А неизвестные до сих пор высказывания Пушкина о Наполеоне, а обстоятельства гибели декабриста П. П. Пассека, а новые сведения о Грибоедове и Федоре Ушакове, а впервые с такой полнотой воспроизведенный образ известного библиографа П. А. Ефремова, предпринявшего поистине героические попытки издать сочинения Радищева! Всех находок Г. Шторма, больших и малых, не перечислишь. Их хватило бы на несколько исследований.

Какую же связь имеет это обилие находок с методом работы Г. Шторма? Г. Макогоненко, по-видимому, не усматривает здесь никакой связи. Более того, он утверждает, что «принципы романического литературоведения» помешали писателю разобраться в собранном им материале. Однако нетрудно заметить, что именно метод, обусловивший необычайную широту фронта научных поисков, и живое творческое воображение, подсказавшее автору неожиданные поисковые ходы, догадки и аргументы, принесли ему столь богатый улов находок.

Но, быть может, метод, помогший писателю найти и собрать новые; неизвестные материалы, действительно помешал ему в них разобраться, поскольку в нем такую большую роль играли гипотеза, воображение?

1. О некоторых особенностях этого жанра и в связи с этим о произведении Г. Шторма говорится в книге И. Андроникова «Я хочу рассказать вам…» в статье «О новом жанре» («Советский писатель», 1965).[↩]