Китайская классическая проза в переводах В. Алексеева
«Китайская классическая проза в переводах академика В. М. Алексеева», изд. 2-е, Изд. АН СССР, М. 1959, 383 стр.
Переводы акад. В. Алексеева долгое время оставались единственными компетентными переводами из китайской литературы. По ним советский читатель получал первое представление о мире китайской классики; на основе им сделанного сейчас бурно растет дело художественного перевода и старой и современной литературы.
Воздействие трудов В. Алексеева далеко не ограничивается непосредственным влиянием на работу литературоведов и переводчиков младшего поколения. Главное в том, что им разбужена читательская любознательность ко все более детальному и систематическому восприятию явлений китайской литературы.
За последние десять лет с китайского языка переводилось художественной литературы во много раз больше, чем когда-либо ранее: в сумме 555 названий. Теперь уже стал позволителен ретроспективный взгляд на переводы В. Алексеева, после того как в этой области достигнуто столь многое, в том числе и им самим. Продолжение публикации его переводов отнюдь не означает необходимости подражания и буквального следования его весьма индивидуальным приемам передачи китайского слога и своеобразной трактовке китайского миропонимания, – это было бы сейчас явным анахронизмом.
Обилие изданий у нас произведений китайской литературы, к сожалению, до сих пор отнюдь не сочетается с их многообразием, Целые жанры, не говоря уже об отдельных периодах литературного развития, еще лежат нетронутыми для перевода и истолкования.
Второе издание книги переводов В. Алексеева с точки зрения издательской отработки лучше предыдущего, где иногда попадались досадные типографские небрежности; своим тиражом оно свидетельствует о прочно завоеванной репутации у читателя (первое издание – 3500, второе – 10000 – экз.). Как отмечает предисловие, книга включает лишь часть из ранее не публиковавшихся переводов В. Алексеева. Ее успех позволяет надеяться, что публикация будет продолжена.
Китайская классическая проза принадлежит к числу труднейших для перевода (по сей день у нас очень мало надежных переводов в этой области). Широкое понятие классической прозы объединяет в себе и эпистолу, и эпитафию, и притчу, и философское эссе, и сатирический памфлет, и лирические пейзажные картинки, и, как это ни странно для наших представлений о художественной литературе, докладную записку. Представленные В. Алексеевым авторы – подлинный цвет имен китайской литературы.
Ни в какой другой литературе мы не найдем такого примера поэтизации прозы, ее приближения к поэтическому роду. Это общее свойство ставит перед переводчиком большие стилистические трудности, и В. Алексееву удалось своеобразно преодолеть их. Пожалуй, ныне будет справедливо утверждать, что им был создан свой оригинальный стиль такого перевода, принципиально отрицающий как вредную бессмыслицу воспроизведение единственно голого смысла оригинала. Задавшись целью дать представление о самом духе подлинника, переводчик творчески неповторимо решил проблему формы такого перевода.
Для В. Алексеева как переводчика характерно стремление воссоздать в русском тексте культурный мир автора. Такой перевод неизбежно требует лаконичного, но многостатейного комментария к реалиям, титулам, историческим событиям и пр., зато явно выигрывает перед попытками других переводчиков «прояснить» и тем опростить произведение, прибегая к пересказу и объяснению трудных мест в самом тексте (что неизбежно приводит к утрате образности, к длиннотам). Частое транскрибирование также идет в ущерб литературным достоинствам, так как транскрипция китайского слова и русский перевод того же слова производят весьма различное впечатление на читателя, например: «Эпоха с девизом «Великих начал», на наш взгляд, звучит возвышенно, а «эпоха Тайюань» – скорее экзотично. Из первого выражения заметна и другая особенность перевода В. Алексеева: употребление европеизмов. «Девиз», «граф – великий астролог», «лояльность» и т. д. встречаются у него нередко. Ощущение древности достигается другими средствами: риторичностью фразы, усилительным повтором, выдержанным ритмическим рисунком речи, патетическим восклицанием, сознательно старомодными оборотами. В совокупности возникает удивительно единая, глубоко индивидуальная манера большой впечатляющей силы.
В поисках наилучших средств художественной компенсации в русском переводе для непередаваемых черт подлинника В. Алексеев остановился на ритмической прозе даже для тех китайских произведений, которые не принадлежат к жанру «пяньвэнь» с чередованием четырех и шести знаков. Также ритмической прозой перевел он ханьские «фу» и положившие им начало произведения Цюй Юаня и Сун Юя из сборника «Чуские строфы», придерживаясь, на наш взгляд вполне справедливо, того мнения, что придворная литература Ханьской династии, выспренне-скрупулёзная в описаниях и риторически-возвышенная в трактовке моральных тем, находится на границе поэзии и прозы. Поэтому удивляет, что рецензент В. Манухин («Вестник Академии наук СССР», 1959, N 9, стр. 118) увидел в прозаическом переводе ханьских «фу»»нарушение формы» оригинала. Тот факт, что у нас уже имеются (см. «Антология китайской поэзии», М. 1957, т. 1) стихотворные переводы «фу» или же смешанные, где стих перемежается с прозой, отнюдь, не делает именно последний принцип: перевода максимально соответствующим оригиналу.
Книге сопутствует статья Л. Эйдлина, где содержатся нужные читателю биографические сведения о В. Алексееве и краткие характеристики китайских авторов антологии. Им же составлен необходимый комментарий, весьма удобный для пользования. Тщательность комментирования заслуживает высокой похвалы. Пожалуй, следовало бы только к; строкам Лю Юй-си «смотреть золотую книгу» («Дому убогому надпись моя», стр. 297) указать, что имеются! в виду буддийские сутры.
Переводы В. Алексеева занимают важное место в том кругу художественных ценностей, которых не минует никто из стремящихся к серьезному знакомству с литературой и культурой Китая.