№1, 1961/Обзоры и рецензии

Избранные произведения Я. Кохановского

Ян Кохановский, Избр. произв., Изд. АН СССР, серия «Литературные памятники», М. – Л. 1960, 370 стр.

Чарнолесье. Маленькое заброшенное имение в Центральной Польше, оно стало колыбелью новой польской литературы: долгие годы здесь жил и творил первый великий национальный польский поэт Ян Кохановский. Здесь поселился он в 1570 году и создал наиболее значительные свои произведения.

Польская культура эпохи Возрождения выдвинула по крайней мере трех своих представителей, разорвавших национальные рамки и ставших явлением общеславянским, а быть может, и общеевропейским. Это гениальный скульптор Вит Ствош, это замечательный ученый Николай Коперник, это великий польский поэт Кохановский.

Кохановский родился в 1530 году. Получив образование в Краковском университете, а также в Италии и Франции, он рано приобщился к идеям европейского гуманизма. Продолжая дело, начатое его предшественниками, прежде всего талантливым и самобытным поэтом Миколаем Реем, Кохановский произвел подлинный переворот, подлинную реформу польской поэзии, создав во всех основных жанрах лирики, эпики, драматургии замечательные произведения, входящие в золотой фонд польской литературы. Необычайно плодотворной была попытка Кохановского соединить национальные фольклорные традиции с наследием богатейшей античной культуры, с опытом двух передовых европейских литератур – итальянской и французской. Решительно обратившись к польскому языку, Кохановский блестяще доказал его неисчерпаемые поэтические возможности, в то время как многие его современники продолжали писать на латыни, оставляя польский язык безвестным народным певцам и сказителям. Кохановский не слепо следовал иноземным образцам; на его произведениях почти не лежит печать имитации и подражания. Даже используя чужие темы и образы, он всегда оставался прежде всего национальным поэтом. Произведения Кохановского – его остроумные лаконичные «фрашки», его глубокие, скорбно лирические «трены» 1, его сатирические поэмы – продолжают быть живым наследием, лишенным валета архаичности и книжности.

Произведения Кохавовскрго, к сожалению, почти не переводились на русский язык, почти не были известны нашему читателю. Сборник, вышедший в серии «Литературные памятники», представляет этого поэта достаточно полно и многообразно. В книге, составленной С. Советовым, мы находим все основные жанры творчества Кохановского. Следует особо отметить открывающие книгу «Трены», вышедшие первым изданием в 1560 году. Эти скорбные плачи по умершей дочери поэта Уршуле не случайно стали одним из величайших памятников польской поэзии эпохи Возрождения. Отчаяние и скорбь отца сочетаются в них с размышлениями о времени и о себе. Тревожные годы государственных смут и кровавых междоусобиц заставляют порой Кохановского прийти к пессимистическим выводам, к мыслям о незавидном уделе человека, о его тяжком пути по земле.

Эти горестные размышления бесконечно далеки от бездумного, поверхностного эпикурейства и гедонизма целого ряда придворных поэтов того времени. В то же время подлинная веселость и юмор отнюдь не были чужды Кохановскому. Мы найдем их во включенных в книгу «Песнях», «Фрагментах» и особенно «Фрашкаж», о которых сам поэт писал:

Смех веселый с шуткой смелой

Навешу на лист я белый.

Между прочим, именно перевод фрашек, этих своеобразных поэтических миниатюр, выполненный Вс. Рождественским, наиболее удачен в книге. Следуя традициям русской переводческой школы, он не стремится передать «букву» оригинала, переводя прежде всего заключенные в нем мысли. Но вместе с тем образная структура подлинника, его общий тон и дух бережно сохранены. Несомненные удачи переводчика можно проиллюстрировать «а одном-двух примерах.

У Кохановского:

Qdmow, jelic nie po mysli; daj masz li

dac wola;

Sfcichajac siow niepotrzebnych az mie uszy

bola

У Рождественского:

Не нравлюсь – откажи, а люб – иди

навстречу,

Но не терзай ушей уклончивою речью.

(стр. 115)

У Кохановского:

ze krotkie fraszki czynie, to Jakubie winisz?

Krotsze twoje nierowno, bo ich ty nie

czynisz.

У Рождественского:

За фрашки краткие меня ты обвиняешь?

Твои короче. Но… Ты их не сочиняешь.

(стр. 116)

Важную роль в развитии польской литературы сыграли поэмы Кохановского, Лучшие из них включены в книгу; это «Сатир, или Дикий человек» (1563), «Шахматы» (1564), «Муза» (1567), «Ответ французу, или кукарекующему петуху» (1574), «Памятное слово графу Яву Теньчинскому» (1562). Включенная в сборник драма Кохановского «Отказ греческим послам» положила начало польской светской драматургии, введя в поэтический обиход белые стихи.

К сожалению, однако, автор послесловия «Ян Кохановский и его литературная деятельность» В. Оболевич прошел мимо перевода псалмов Кохановского, этого монументального труда всей его жизни. Адам Мицкевич писал об этом переводе: «Так он создал произведение, которое обеспечило ему бессмертную славу и будет жить до тех пор, пока польский язык сохранит свою независимость среди других славянских языков» 2. Изданный» впервые в 1579 году и дополненный для издания 1587 года, «Псалтырь Давидов» Кохановского состоит из пяти книг и включает перевод всех 150 псалмов библейского канона. Трудно переоценить значение этого труда Кохановского для польской литературы. Не следует забывать, что на исходе средневековья, когда монополию на образованность продолжала еще сохранять католическая церковь, религиозные тексты были наиболее читаемы, И Кохановский дал своим переводом образцы высокой поэзии в руки не церковнику, не гуманисту-эрудиту, а самому широкому и – что особенно важно – демократическому читателю – ремесленнику, простолюдину, купцу. Вряд ли нужно говорить, сколь велика была роль переводов псалмов в становлении и развитии различных национальных литератур эпохи Возрождения. Так, «Псалмы» Клемана Маро едва ли сыграли меньшую роль во французском литературном процессе, чем лютеровский перевод библии (и в том числе перевод псалмов) в ренессансной Германии. Работа Кохановского над переводом псалмов, начатая вскоре же после возвращения поэта из Франции, если и не явилась прямым подражанием иноземным переводчикам библии, тем не менее во многом использовала их опыт. Проблема эта, достаточно важная и значительная как для творчества Кохановского, так и для развития польского Ренессанса, не получила в послесловии основательной разработки. Более того, Оболевич справедливо пишет: «Кохановский, поддавшись общему национальному патриотическому подъему французских гуманистов, создал первое свое стихотворение на польском языке» (стр. 284). И несколько ниже: «Наряду с оригинальными фрашками, отражавшими жизнь и быт польского общества XVI в., Кохановский создал и ряд таких, в которых слышались отзвуки стихов Анакреонта, Марциала, Катулла, Проперция и современных ему итальянских и французских поэтов – Бембо, Маро, Ронсара, с поэзией которых он познакомился в период своего пребывания за границей» (стр. 298). Но, к сожалению, эти справедливые замечания, которые могли бы быть подкреплены анализом псалмов, не получают дальнейшего развития, а все последующие рассуждения сводят на нет эти верные выводы. Помещенная же в книге статья польского исследователя К. Будзыка «Ян Кохановский – творец польского стиха» почти целиком отрицает наличие какого-либо иноземного влияния на Кохановского. Свое доказательство самобытности и оригинальности Кохановского К. Будзык строит исключительно на анализе – причем анализе весьма детальном и очень интересном – его ритмики. Такое ограничительное толкование вопроса о влиянии лишает убедительности доказательства автора. Ведь влияние в эпоху Возрождения совсем не сводилось к заимствованию метрики и ритмики; более того, именно эта область поэтического творчества менее всего была подвержена влиянию извне. Основной вывод К. Будзыка о народно-песенной основе ритмики Кохановского безусловно верен, но он не раскрывает всего многообразия столь важной проблемы взаимодействия и взаимовлияния литератур в эпоху Возрождения. Исследователь справедливо замечает, что «КохановскиЙ не подражал тогдашней моде, не ограничивал круга заимствований одной или несколькими строфами, напротив, впитав в себя огромное богатство иностранной строфики, он производил отбор с учетом нужд тогдашней польской литературы и способности, поляков воспринимать те или иные конструкции» (стр. 342), Но опять-таки весь вопрос о влиянии (или отсутствии влияния) сводится исключительно к заимствованию различных строфических вариантов.

И еще одно замечание К. Будзык находит прототипы ритмов и строф Кохановского в народной песне, в песне религиозной, в произведениях поэтов Италии и Франции. Но уместно задать вопрос: неужели поэт не мог сам создать тот или иной вариант стихотворного размера или строфы, создать их независимо ни от религиозной песни, ни от творений Бембо или Ронсара? Неужели строфические и иные аналоги в произведениях Кохановского и других поэтов не могут быть простыми совпадениями?

При изучении литератур эпохи Возрождения, в частности литератур славянских, развившихся под сильным влиянием Запада и активно включавшихся в общеевропейский’ культурный процесс своего времени, весьма существенной становится проблема «передаточного звена». Нет необходимости повторять, что наука, литература и искусство Италии, первой пережившей «величайший прогрессивный переворот» Возрождения, явились для других стран важным фактором в их собственном культурном развитии. В то же время не следует упускать из виду, что идеи гуманизма шли в другие страны отнюдь не только из Италии. В частности, в Польше в середине и второй половине XVI века немалое распространение получали гуманистические и реформаторские идеи, шедшие из соседней Германии, а также из Франции и Швейцарии. В то же время польскими гуманистами усваивались далеко не все эти идеи и усваивались они в специфической для данной страны трансформации.

Воспринял «французские» идеи и Кохановский. Он недаром побывал в Париже, встречался в доме известного гуманиста, типографа Жана Мореля с Ронсаром, Дю Белле, с Гревеном. Правда, Кохановский учился у итальянских поэтов и гуманистов, но среди его учителей по Падуанскому университету мы находим и Антуана Мюре (почему-то названного в послесловии Антонием – см. стр. 284), известного французского драматурга, оказавшего влияние на многих членов «Плеяды». Именно опыт последней, реформа французской поэзии, предпринятая Ронсаром и его друзьями в начале 50-х годов, оказались для Кохановского решающими. Идеи гуманизма, шедшие в конечном счете из Италии, были восприняты Кохановским у французов, давших ему как бы первый толчок, необходимый импульс. Но он не подражал им слепо и упорно, как это обычно делают бесталанные эпигоны, поэтому нет оснований искать у него буквальных совпадений с Ронсаром и другими членами «Плеяды». Он воспринял у нее общий дух, общее направление ее поэтической реформы, которая в свою очередь была вызвана к жизни примером реформатора итальянской поэзии кардинала Пьетро Бембо.

Мы столь подробно остановились на проблеме влияния, так как в статьях В. Оболевича и К. Будзыка проблема эта не получила, к сожалению, ожидаемого разрешения.

К недостаткам сопровождающего текст научного аппарата следует отнести слишком лаконичные справки об отдельных произведениях Кохановского, об обстоятельствах их написания и опубликования, о наличии нескольких прижизненных изданий, об отзывах современников, о влиянии Кохановского на развитие польской литературы.

Книга представляет большой интерес, так как знакомит с творчеством почти неизвестного нашему читателю польского поэта Кохановского – великого Яна из Чарнолесья.

 

ЖУРНАЛ «ЛИТЕРАТУРНА МИСЪЛ», N 4, 1960

Четвертый номер двухмесячного журнала «Литературна мисъл» (орган Болгарской Академии наук) открывается статьей Симеона Султанова о художественном своеобразии известного болгарского сатирика Георгия Стаматова. В. Озеров знакомит болгарских читателей с дискуссиями, проходившими в советской печати о положительном герое в литературе социалистического реализма. Статья его озаглавлена «Пути познания героя». Далее следуют работы Минко Никрлова «Экзистенциализм и роман» (на материале французской литературы) и Атанаса Натева «О красоте первичной, эстетической и художественной». Последняя опубликована как дискуссионная, в центре ее – вопрос о взаимосвязи и взаимозависимости прекрасного в природе, в общественной жизни и в художественном творчестве.

Болгарскому поэту-символисту Николаю Лилиеву исполнилось 75 лет. Определению его места и роли в болгарской литературе посвятил свое выступление Крыстьо Куюмджиев.

Отдел «Творческая анкета» дает возможность читателю заглянуть в лабораторию болгарского драматурга Камена Зидарова. Иванка Бояджиева, используя материалы двух бесед с писателем, рассказывает о некоторых моментах творческого процесса драматурга: о его пути в театр, о работе над пьесами, их построением, о новых замыслах К. Зидарова.

Рецензия Боню Ст. Ангелова на «Антологию древнесербской литературы» (XI – XVIII века), выпущенную в Белграде в 1960 году, начинает отдел обзоров. За ней следует статья Слави Боянова «Робинзонада западноевропейского писателя», анализирующая автобиографическую книгу Андре Горца «Предатель», предисловие к которой написано Ж. -П. Сартром. И заключает этот отдел и всю книжку журнала отчет о прошедшем в Институте литературы Болгарской Академии наук шестидневном обсуждении первого тома «Истории болгарской литературы» (авторы П. Динеков, Э. Георгиев, В. Велчев, И. Дуйчев, Б. Ст. Ангелов и К. Куев). Обсуждение, по мнению автора отчета Христо Йорданова, переросло в подлинную творческую дискуссию по различным проблемам древнеболгарской литературы.

  1. Фрашки – безделушки, пустячки, небольшие стихотворения на случай; трены – плачи, элегии.[]
  2. Адам Мицкевич, Совр. соч., т. 4, Гослитиздат, М. 1954, стр. 270.[]

Цитировать

Михайлов, А.Д. Избранные произведения Я. Кохановского / А.Д. Михайлов // Вопросы литературы. - 1961 - №1. - C. 237-241
Копировать