Из опыта советской драматургии

Ю. Головашенко, Героика гражданской войны в советской драматургии, «Советский писатель», Л. 1957, 358 стр.

Перед автором книги «Героика гражданской войны в советской драматургии» стояла серьезная трудность методологического порядка. Надо было построить исследование так, чтобы наблюдения, связанные с темой гражданской войны, не носили узко фактографического характера и вместе с тем, чтобы они не растворились в теоретизировании и характеристике состояния драматургии и всей советской литературы на отдельных ее этапах, чтобы выбранный аспект определил и «сюжет» книги, и ее структуру. Нам кажется, что с этой сложной задачей автор в основном справился. Владея обширным материалом, он вместе с тем чужд голой фактографии, эмпирики, он сопоставляет, ищет, обобщает, заставляя размышлять и читателя.

Весьма важное достоинство книги Ю. Головашенко мы видим в исследовании преемственной связи советской драматургии с русской и мировой классикой. Он сумел уловить своеобразные и неповторимые черты, вносимые в разработку великой темы гражданской войны каждым историческим периодом развития советского общества. В то же время раскрыта глубокая идейная историко-философская общность в подходе советской драматургии к этой теме на разных этапах, могучее и оплодотворяющее воздействие героики гражданской войны на советское искусство.

Ю. Головашенко показывает, что как бы разнообразно ни трактовали советские драматурги эту суровую полосу истории советского общества, она дала богатейший материал для создания образа положительного героя нашей эпохи, резко противостоящего «герою» буржуазному, она позволила прославить и утвердить высочайшие моральные ценности, связанные с борьбой народа против эксплуататоров.

В главе «У истоков советской драматургии» автор хорошо передает атмосферу революционных лет, поиски героической пьесы, характерные для всего творческого пути советского театра той поры. Преодолевая узость пролеткультовских концепций, воздействие декадентских взглядов и настроений и укрепляя связи с традициями русской классики, молодая советская драматургия все глубже постигала исторический процесс, черты современного героя. Читая эту богатую тактами главу, вновь и вновь убеждаешься в том, что беспокойный дух исканий, стремление к разнообразию художественных стилей с самого начала были присущи советской драматургии (хотя сам автор книги, как мы увидим, не всегда объективен в оценке этих исканий).

Исследователь справедливо рассматривает пьесу В. Билль-Белоцерковского «Шторм» (1925), анализу которой посвящена специальная глава, как чрезвычайно значительную веху в истории советской драматургии. Ю. Головашенко хорошо уловил существенную особенность этого произведения – соединение нарочито «повседневного», «будничного» тона с глубоким внутренним воодушевлением. Революционная романтика выступает здесь в «прозаической одежде», но от этого не перестает быть романтикой. Жанр пьесы В. Билль-Белоцерковского исследователь определяет как «героическую хронику», – определение, с нашей точки зрения, удачное.

Вполне закономерно, что анализ «Шторма» – пьесы, после которой «реализм советской драмы приобретает ясные и определенные очертания», помог исследователю раскрыть многие существенные особенности дальнейшей эволюции нашей драматургии. Ее движение проходит под знаком углубления сюжетов, углубления психологизма, более четкого выявления социальных моментов. Характерное для драматургии первых революционных лет стремление к монументальности, к патетике сохраняется и в дальнейшем, соединяясь с большей идейной зрелостью.

Этапная роль цикла героико-революционных драм («Любовь Яровая» К. Тренева, «Бронепоезд 14 – 69» Вс. Иванова, «Разлом» Б. Лавренева) в утверждении советской драматургии на позициях социалистического реализма в том и заключается, что именно в этих пьесах впервые в нашей драматургии соединились в столь органическом сплаве масштабность, эпический размах и глубина типизации образов современников, стремление раскрыть не только социальную, но и индивидуальную психологическую природу персонажей, показать, по словам К. Станиславского, революцию «через душу человека».

Последовательно рассматривая на материале пьес о гражданской войне развитие советской драматургии, углубление ее философичности, автор приходит к интересной и смело поставленной теме трагического. «Потребность в героическом искусстве, в искусстве больших обобщений рождала тяготение к трагедии» (стр. 183).

В работе дан вдумчивый анализ «Оптимистической трагедии» Вс. Вишневского и «Гибели эскадры» А. Корнейчука – произведений, в которых с особенной отчетливостью выразились черты советской трагедии. Справедлив общий вывод автора: «Смерть героя в советской героической драме – это одновременно нравственная, идейная победа человека – воина революции. И поэтому, несмотря на трагическую гибель, подвиг героя в советском искусстве несет с собой великую гордость за человека и веру в торжество человечности. Не это ли и именуют оптимизмом трагедии?.. И не свойствен ли такой оптимизм лучшим традициям реалистической трагедии прошлого – трагедии Шекспира, Пушкина, Островского… Советское искусство с первых лет своей истории было призвано развивать лучшие традиции классической Литературы – и оно подымает на новую ступень оптимизм трагедии, жанра, в котором великие реалисты прошлого с особой силой раскрывали нравственную, духовную, социальную силу человека» (стр. 212 – 213).

Устанавливая преемственную связь советской трагедии с лучшими традициями мирового искусства, исследователь вместе с тем убедительно противопоставляет ее тому «трагизму», который культивируется литературой декаданса. Советская трагедия, по меткому выражению Ю. Головашенко, как бы бросает вызов «застарелой лжи» декадентских пророков, которые пытаются доказать «тщету» земного существования. «Великое и вечное» предстает в советской трагедии не как безликая судьба или абстрактные моральные понятия, а как проявление героического духа и внутренней красоты людей, жертвующих своей жизнью ради счастья народного…

Логика исследования вполне закономерно приводит Ю. Головашенко к рассмотрению замечательного явления советской драматургии, отразившего ее идейно-художественную зрелость, – мы имеем в виду создание в пьесах образа В. И. Ленина. Автор выясняет, как драматургия постепенно и последовательно шла от «косвенного», внесценического воссоздания образа великого кормчего революции к его непосредственному художественному воплощению, как по мере развития драматургии усложнялись задачи, которые ставили перед собой писатели. Глубоко прав Ю. Головашенко, видя в изображении вождя одно из замечательных проявлений новаторского характера советской драматургии и всей советской литературы. Впервые гениальный человек предстает как человек простой, не отделенный от народных масс.

Несомненный интерес представляют главы «Тема гражданской войны в драматургии предвоенных лет» и «Опыт исторической пьесы», в которых дается убедительный анализ состояния советской драматургии, начиная с конца 30-х годов до середины 50-х. На конкретном анализе Ю. Головашенко показывает, что нередко пьесы, основанные на подлинных событиях, воплощающие факты из биографии исторических лиц, уступают в отношении историзма таким, например, выдающимся произведениям, как «Бронепоезд 14 – 69» Вс. Иванова, «Любовь Яровая» К. Тренева, «Человек с ружьем» Н. Погодина, которые не принадлежали к разряду исторических пьес. Отсутствие строгого целенаправленного отбора фактов, который, быть может, особенно важен в драме исторический, иллюстративность, освещение событий, случайных, недостаточно глубокие обобщения – все это снижало реалистическую силу, идейную и художественную значимость ряда пьес.

Объективно оценивая пьесу Вс. Вишневского «Незабываемый 1919-й», раскрывая несостоятельность утверждений тех критиков, которые склонны были рассматривать эту пьесу талантливого советского драматурга как его высшее творческое достижение, Ю. Головашенко показывает, в чем коренились действительные слабости этого широко задуманного произведения.

Благодаря проблемности, широте привлеченного материала книга Ю.