№9, 1979/Заметки. Реплики. Отклики

Из наблюдений над жизнью русской классики в Японии

3 мая в Японии – день конституции. Все выглядит празднично, красочно. На фасадах домов – флажки, цветы… Играет музыка. В этот день я побывал дома у профессора русской литературы университета Васэда. Пройдя десять – двенадцать минут от станции электрички, мы оказались у двухэтажного деревянного домика дачного типа, построенного в японском стиле. Каменное крыльцо, маленький уютный дворик, он же садик. Цветы. Несколько камней. Миниатюрные деревья… Посредине дворика-садика растет одинокий тюльпан. Профессор привез его из Москвы, с Черемушкинского рынка, погрузив в банку с водой.

Профессор занимается русской литературой давно. Его интересуют писатели, разрабатывающие деревенскую тематику, а также критики XIX века. В СССР профессор был сравнительно недавно, несколько месяцев жил в Москве, посещал лекции и семинары на филологическом факультете МГУ. Он очень хорошо говорит по-русски, проявляет особый интерес к нашим пословицам и поговоркам.

Мы открыли дверь в сад, и тут я обратил внимание на небольшую стайку воробьев, чирикающих громко на ветке высокого дерева. Они взлетали, садились, снова вспархивали и кружились над деревом, а один из них победно сидел на ветке и как бы философски наблюдал происходящее вокруг него.

– Вот это мой сад, – сказал профессор, подходя ко мне, – а это сидит на ветке мой воробей.

– Как это ваш? А остальные – не ваши?

– Нет, не мои. Это гости моего воробья. Они сейчас улетят.

– А ваш не улежит?

– Мой останется. Это его жилье. – И вправду, через несколько минут резвые воробьи снялись с ветки и улетели за соседние дома. А один, тот самый, остался.

«Мой воробей», «мой тюльпан», «мой маленький садик» – я задумался над этими словами и понятиями, и это повлекло другие ассоциации: «моя эстетика», «мое понятие» о прекрасном, о гармонии в природе, о чувстве доброты в сердце человеческом.

Как-то в жаркий солнечный день июня мы с сотрудниками университета поднялись на скоростном лифте на шестидесятый этаж самого высокого здания в Токио – «Саншайн». Круговая смотровая площадка здесь застеклена, работают кондиционеры и потому очень прохладно. С каждой стороны установлены мощные подзорные трубы. Отсюда Токио виден как на ладони. Отчетливо вырисовываются синие и красные крыши домов, сады, стадионы, парки, в которых поблескивают озера, тонут в дымке окраины… Автомобильные потоки идут медленно, причудливо пересекаясь с наземными линиями метро. Кое-где просматриваются контуры квадратных ворот синтоистских храмов. А после полудня студенты пригласили меня в двух японских профессоров на свою вечеринку. Было много цветов. Пели песни, читали стихи… Меня тронуло то, как прилежно, слегка путая сонорные «р» и «л», студенты пели русскую «Катюшу», читали К. Симонова и М. Исаковского. А один из профессоров великолепно спел «Стеньку Разина».

Из здания университета возвращались поздно. Прошли по саду, по мостикам через небольшие канальчики, в которых плескалась рыба…

Токио погружался в сон. А на высотных зданиях еще ослепительно сверкала реклама. И по центру города, как днем, двигался нескончаемый поток автомобилей…

На одной из многолюдных площадей Токио в час «пик» стоит человек, обвешанный антисоветскими лозунгами и листовками. Он что-то истерично выкрикивает и размахивает пачкой листовок. Но его старательно обтекает людской лоток, и листовок никто не берет. Наученный недавним прошлым, народ понимает, что прокитайская прослойка японских политиков пытается вовлечь Японию в фарватер агрессивной антисоветской стратегии. Суть этой стратегии – экспансионистские территориальные притязания ко многим соседним государствам. Агрессивные аппетиты охватывают свыше десяти миллионов квадратных километров территории, которые маоисты именуют «утраченными землями».

Как писал недавно политический обозреватель ТАСС, «в последнее время китайские пропагандисты пытаются преподнести свои территориальные претензии, так сказать, в «научной» упаковке. Над этим трудится огромный, аппарат… Издаются многотомные «научные труды». За два последних месяца в продажу поступили первые два тома четырехтомной так называемой «Истории агрессии царской России в Китае», основанной на подтасовках и измышлениях».

Выдающийся деятель японского искусства Окакура Тэнсин (1862 – 1913) в книге о чае «Тя-но хон» противопоставил два понятия: «бусидо» (путь воина-самурая) т-искусство смерти и «тядо» – искусство жизни, мирного труда, путь достижения гармонического единства с миром.

Цитировать

Пустовойт, П. Из наблюдений над жизнью русской классики в Японии / П. Пустовойт // Вопросы литературы. - 1979 - №9. - C. 238-245
Копировать