Иван Дзюба, каким я его знаю. Публикация Г. Кипниса

Предлагаемая статья Виктора Некрасова сохранилась только в черновике. Она так и не была напечатана, вернее, не могла быть напечатанной. И я сейчас расскажу почему.

Дело в том, что статья была написана вскоре после того, как известный украинский критик Иван Дзюба за «антисоветскую деятельность» был осужден на пять лет (суд над ним состоялся в Киеве летом 1973 года), а несколько месяцев спустя (в январе 1974 года) на квартире у автора книги «В окопах Сталинграда» почти двое суток проводился обыск с последующим изъятием рукописей, книг, писем, фотографий и т. д. Правда, часть увезенного в КГБ мешками вскоре была ему возвращена.

Меня давно интересовала судьба остальных изъятых у писателя материалов. Примерно год назад как член комиссии Союза писателей Украины по литературному наследию В. Некрасова я обращался в Службу безопасности Украины с просьбой выяснить, не сохранились ли в архивах «компетентных органов» какие-нибудь некрасовские бумаги? Как сообщил мне начальник одного из подразделений СБУ полковник А. Пшенников, проверкой установлено, что больше сотни наименований изъятых во время обыска материалов были возвращены Некрасову в два приема – в январе и феврале того же 1974 года. Вторая часть, считавшаяся в ту пору «антисоветской и идейно вредной», была в соответствии с тогдашними нормативными актами уничтожена. Но совсем недавно неожиданно обнаружилась тонкая папка с некоторыми материалами, принадлежащими писателю.

Мне предоставили возможность ознакомиться с ними. В папке оказались (в настоящее время она передана на хранение в Центральный Государственный архив-музей литературы и искусства Украины) полученные Некрасовым письма, шуточные записи (он любил всякого рода пародийные мистификации), черновые наброски его собственных писем. И наконец, черновик статьи об Иване Дзюбе.

Разобраться в этих бумагах не так уж просто, но мне повезло: в свое время если не все, то почти все, что писал Виктор Платонович, он по-дружески давал мне читать еще в рукописном виде, до публикации (которая иногда из-за цензуры и не состоялась). Я хорошо знаю его размашистый, хотя и не очень разборчивый почерк (он любил писать карандашом), к тому же у меня хранятся некоторые его рукописи, открытки и письма ко мне. Одним словом, только что я (признаться, не без труда) расшифровал эти пролежавшие почти два десятилетия в папочке 27 страниц, написанных рукой Виктора Некрасова.

Предлагаем их вниманию читателей без каких бы то ни было комментариев. Они излишни. Добавлю только, что вчера я беседовал с Иваном Михайловичем Дзюбой. Как и предполагалось, он понятия не имел об этой статье…

А вот со статьей самого Ивана Дзюбы о Викторе Платоновиче – «Не сдавшийся лжи» – можно будет познакомиться в книге «О Викторе Некрасове», которая вот-вот выйдет в издательстве «Украінський письменник». Рекомендую почитать…

Статья Виктора Некрасова «Иван Дзюба, каким я его знаю» печатается по тексту, опубликованному в газете «Правда Украины» 10 октября 1992 года.

Я не знал Ивана Дзюбу в период его взлета, славы. Слыхал о нем как о человеке талантливом, очень образованном и не взирающим на лица. Критических статей его не читал – современная украинская литература, которой в основном посвящено его творчество, мне как-то далека.

Где и когда впервые встретились, сказать затрудняюсь. Первое впечатление чисто внешнее (мне указали на него в книжной лавке): высокий, статный, в очках, очень серьезный, листает какую-то книгу. Возможно, тогда мы впервые и познакомились.

Потом эпизод в кинотеатре «Украина» на премьере фильма Сергея Параджанова «Тени забытых предков». Не вполне обычный в нашей жизни эпизод этот обратил на него внимание, как на человека, которому, оказывается, дорога не только литература. Сам я на премьере не был. Но на следующий день весь город говорил о смелом выступлении Дзюбы или, в транскрипции руководителей Союза писателей, «наглой выходке».

Нарушив чинный распорядок премьеры, он во всеуслышание с трибуны заявил, что сегодняшний большой и радостный праздник – фильм ему очень понравился – омрачен происшедшими за последние дни арестами представителей украинской интеллигенции. Скандал. Такое у нас не принято.

Само собой разумеется, после этого литературная деятельность Дзюбы претерпела кое-какие изменения. Из журнала «Вітчизна», где он заведовал отделом критики, ему пришлось уйти. Работы, как таковой, он не лишился, стал редактором, сначала в каком-то биологическом журнале, потом в издательстве «Дніпро», но печатать его прекратили. Как критика вычеркнули из украинской литературы.

Где-то между своим выступлением и началом редакторской работы Дзюба какое-то время находился в больнице, проходил курс лечения туберкулеза. Именно в этот период и произошло наше фактическое знакомство.

Случилось это в большом зале Октябрьского дворца культуры на общегородском собрании интеллигенции летом 1963 г. Не припомню уже, какова была повестка дня, но основное острие было направлено против меня. Выражаясь газетным языком тех дней, я на различных собраниях и в прессе «подвергнут был суровой критике». Хрущев публично раскритиковал мои зарубежные очерки «По обе стороны океана» и выразил сомнения в уместности моего пребывания в партии. Очередным «проработочным» мероприятием и было это собрание интеллигенции.

Сначала оно несколько задержалось. Говорили, что ждут Корнейчука, только сегодня специально приехавшего из Москвы. Когда он появился, президиум, в очень широком составе, занял свои места, и Корнейчук как председатель объявил собрание открытым. Дальше все шло, как обычно. Я пытался что-то объяснить, меня прерывали, требуя, чтобы я, не виляя, прямо сказал, как я отношусь к критике товарищей Хрущева, Корнейчука. Я опять пытался что-то объяснить, опять прерывали. Кончилось тем, что, «не удовлетворив собрание», как написано было потом в газетах, я с трибуны сошел, правда, под совершенно неожиданные для меня аплодисменты. Как потом выяснилось, хлопали молодежь, друзья и поклонники Дзюбы.

Сам он выступил после меня или через одного-двух авторов. Взойдя на трибуну, внимательно, холодно-спокойно оглядел весь президиум и начал говорить. Подобного я не видал и не слыхал никогда. Насколько мне помнится, история моя послужила ему некоей отправной точкой – трамплином для того, чтобы напомнить присутствующим кое-какие детали творческой биографии каждого из членов призидиума. А в президиуме сидело все начальство.

Не торопясь, не повышая голоса, не злоупотребляя эмоциями и не применив ни единого оскорбительного или просто обидного эпитета, в основном цитируя из газет и журналов недавних лет высказывания каждого из сидящих за длинным столом президиума, он методически, изящнейшими приемами укладывал их всех поочередно на обе лопатки. Не избежавший этой участи Корнейчук попытался прибегнуть к своему испытанному приему – прерыванию оратора. На Дзюбу это не подействовало. Корнейчук побледнел, потом налился кровью, начал стучать карандашом и стеклянной пробкой по графину. Ничего не помогало – Дзюба, начав с левого фланга, подходил уже к концу правого, тогда Корнейчук не выдержал, вскочил и лишил Дзюбу слова. Тот продолжал свою экзекуцию, придвинув только поближе микрофон. И тут я впервые увидел растерявшегося Корнейчука – захлебнувшись слюной, он вдруг заорал на весь зал: «Милицию, что ли, вызывать? Позовите там…»

Дзюба не моргнув глазом довел свою мысль до конца, сошел с трибуны.