История одной фальшивки (Эпизод борьбы вокруг «Теркина на том свете»).. Стенограмма обсуждения. Публикация и комментарии В. и О. Твардовских

У каждой из поэм А. Твардовского своя судьба, самым тесным образом связанная с узловыми и переломными моментами в жизни страны. Поэма «Теркин на том свете» была подготовлена к печати в 1954 году в канун так называемой оттепели. Явившись за два года до XX съезда с его оценками сталинской эпохи и роли «культа личности», она была обречена на запрещение как «клеветническая» и очернительская. Новый вариант «Теркина на том свете» пробился к читателю на исходе «оттепели», когда решения XX съезда постепенно ревизовались в партийных верхах, где все большее влияние обретали «наследники Сталина».

Уже сама публикация поэмы в «Известиях» (18 августа 1963 года) воспринималась как некое чудо на фоне недавних «исторических встреч» партийного руководства с интеллигенцией в декабре 1962 года и марте 1963 года и июньского Пленума ЦК КПСС по вопросам идеологии. Здесь остро ставилась задача «обеспечить победу идеологии коммунизма», обличались писатели «дегтемазы» и раздавался призыв «привести в порядок все виды идейного оружия»¹. О появлении «Теркина на том свете» в печати Твардовский записал, что оно «даже подготовленным к этому людям представляется невероятным, исключительным, не укладывающимся ни в какой ряд после совещаний и пленума». Так, оценив опубликование поэмы как «событие огромного значения», А. Яшин признавался: «Не все, конечно, для меня понятно: как это получилось? Что это такое?»²

Многие читатели тогда задавались теми же вопросами. Александр Трифонович по-своему отвечает на них в дневниковой записи: «Все это событие укладывается в несколько решающих часов и похоже на цепь случайностей, счастливых совпадений»³. О таких «случайностях» и «совпадениях» рассказано автором в дневнике под непосредственным впечатлением самого события. Оно, впрочем, во многом было подготовлено самим автором, долгое время добивавшимся возможности получить разрешение на публикацию у Первого секретаря ЦК КПСС – единственного, кто мог бы взять это на себя.

Поэма была прочитана Н. С. Хрущеву в августе 1963 года в Пицунде на встрече его с участниками сессии Европейского сообщества писателей, прошедшей в Ленинграде. Прослушав ее, Никита Сергеевич поздравил автора с успехом, решив тем самым вопрос о ее публикации, которую вызвался осуществить редактор «Известий» А. Аджубей – зять Хрущева. Думается, что едва ли не самым «счастливым совпадением» при этом оказалась личная симпатия Хрущева к Твардовскому, отразившаяся позднее и в его воспоминаниях.

«Загробный Теркин», как обозначал иногда поэму Александр Трифонович в дневнике, был одобрен тем же Хрущевым, что стоял во главе ЦК, заклеймившего десятилетие назад это произведение как «пасквиль» на советский строй и снявшего Твардовского с поста редактора «Нового мира» за «идейно-порочную линию» журнала⁴. Поздравительный тост за автора провозглашал в Пицунде А. Сурков – один из инициаторов запрещения поэмы. Отдельное издание «Теркина на том свете» (оказавшееся при советской власти единственным) выпускал Н. Лесючевский (директор издательства «Советский писатель»), в 1954 году советовавший Твардовскому отнестись к этому своему детищу, «как Тарас Бульба отнесся к своему изменнику-сыну, т.е. убить его»⁵. Казалось, поэма начинает свой путь к читателю совсем в иных условиях, чем в середине 1950-х годов, когда набор ее был рассыпан.

Но именно с выходом «Теркина на том свете» из печати его автор стал ощущать все большее сходство современной ему политической ситуации с обстановкой, в которой родилась поэма и была пресечена попытка ее опубликования. Разница состояла в том, что тогда никто не осмелился подвергнуть сомнению ее запрет и отставку редактора «Нового мира». Теперь же голоса с критикой поэмы как произведения в идейном смысле сомнительного раздались вслед за ее появлением в «Известиях» и «Новом мире». По сути, оспаривалось решение Первого секретаря ЦК КПСС, давшего путевку в жизнь «загробному Теркину». Приглашение к критике поэмы уже звучало во врезке А. Аджубея к ее тексту: он предрекал, что «сверхнеобычная» встреча читателей с Теркиным вызовет «споры и возражения»⁶. «Возражения» весьма оперативно появились в «Октябре», редактируемом В. Кочетовым, где поэма оценивалась как неудача Твардовского. Журнал не касался идейного смысла этой поэтической антиутопии, где по сути представлена модель тоталитарного общества с его системой, сетью, иерархической лестницей, номенклатурой, идеологией. Критика сосредоточилась на образе Теркина, который (и соответственно автор) уличался в неопределенной социальной и идейно-политической позиции⁷.

В свое время редакторы и критики поэмы «Василий Теркин» видели именно в этом уязвимость ее героя⁸. В середине 60-х годов «загробный Теркин» противопоставлялся военному как уступавший ему в социальной активности и политической зрелости.

Редакция газеты, напечатавшая «Теркина на том свете», не могла игнорировать откровенно негативную оценку поэмы, наносившую урон и ее авторитету. В «Известиях» появилась подборка из потока читательских откликов на публикацию. Представив не только восторженные, но и критические оценки поэмы, обозреватель замечал, что она «не может не вызвать различных мнений относительно ее художественных и идейно-эстетических качеств». Автор обзора признавался, что он не на стороне тех, кто «безоговорочно приемлет поэму», но ее огульное отрицание в «Октябре» осуждал⁹.

Несмотря на двойственность такой защиты «Теркина на том свете», его противники спорить с влиятельной тогда газетой напрямую не стали. Они прибегли к способу, для советской печати испытанному, обеспечив нужный «читательский отклик». В N 1 «Дружбы народов» за 1964 год появилось письмо, подписанное врачом из Пензы Б. Механовым, «Атака в одиночку», повторившее доводы критика «Октября» и не соглашавшееся с порицанием его статьи в «Известиях». В письме, написанном как бы от лица простого читателя из глубинки, не причастного к литературному миру, резко отрицательно оценивались и сам замысел поэмы, и его осуществление. Снова к невыгоде героя поэмы он сравнивался с «прежним Теркиным»: «Теркин в новой поэме и живой и как бы не живой… он утратил черты своего характера», поэт «лишил его прежней активности». Не увидел в поэме автор письма и противопоставления «тому свету» «мира нашего, мира живого».

Александру Трифоновичу стала известна история этого «подложного письма». Редакция «Октября», по-видимому, инспирировавшая письмо Б. Механова, не решилась все же вступить в открытую полемику с газетой А. Аджубея. Письмо было передано в «Дружбу народов», где переписано с целью усиления отрицательной характеристики поэмы и ее общественного воздействия. Для этого в Пензу был послан сотрудник журнала А. Богданов, «поработавший» с автором письма. Как соавтор, журналист получил половину следуемого за письмо гонорара, но своей подписи под ним не поставил.

Вся эта акция была проведена главным редактором «Дружбы народов» В. Смирновым без ведома большинства членов редколлегии и не считаясь с несогласием тех, кто был о ней осведомлен. В знак протеста против подобных действий редактора, как и самого письма, оскорбительного для Твардовского по тону, Э. Межелайтис, А. Сурков, Янко Брыль заявили в Секретариат СП СССР о своем выходе из редакционного совета «Дружбы народов». Последствием этих заявлений явилось заседание Секретариата Союза писателей СССР 25 февраля 1964 года, где обсуждалась история фальсифицированного «письма читателя». Публикуемые извлечения из стенограммы обсуждения были сделаны Ю. Буртиным, обнаружившим ее в Центральном архиве Союза писателей СССР (ССП), ныне находящемся в РГАЛИ (Ф. ССП. Оп. 37. Д. 8). Публикуя в «Знамени» Рабочие тетради Твардовского 60-х годов, мы предполагали дать эту сокращенную им стенограмму в приложении к дневнику 1964 года, что не было реализовано.

Между тем, это заседание Секретариата ССП представляет свой интерес как для понимания нравов в литературной среде той поры, так и для уяснения некоторых идейно-политических тенденций, уже дававших о себе знать перед отставкой Хрущева, вполне определенно проявившихся при Л. Брежневе и выразившихся в разгоне «Нового мира».

Текст выступлений секретарей Правления ССП достаточно красноречив и в особых пояснениях не нуждается. Стоит, однако, обратить внимание, как быстро и целенаправленно обсуждение аморального и противозаконного поступка редактора «Дружбы народов» превратилось не в обсуждение даже, а в осуждение поэмы Твардовского и «ошибочной и вредной для советской литературы» линии редактируемого им журнала. Здесь, среди руководства ССП, защитников «Теркина на том свете» и «Нового мира» не нашлось. Одиноко и не очень уверенно прозвучал лишь голос А. Салынского. А. Сурков, выразивший письменный протест против акции «Дружбы народов», заявил лишь, что в «редакционной практике должна быть хотя бы минимальная честность», предусмотрительно оговорившись, что не принадлежит «к апологетам поэмы «Теркин на том свете»».

В отличие от обсуждений в 1954 году первоначального варианта поэмы, сосредоточенных на обличениях в клевете на советский строй, в 1964 году ее критики пошли другим путем. Они предпочли исключить всякие упоминания о сходстве советской действительности с картиной «того света», изображенной поэтом, упрекая автора в неудаче образа главного героя. Снова и снова противопоставляют «загробного Теркина» – военному, восхищаясь боевым духом и энергией этого последнего. Оценки выступавших явно сбивчивы: наряду с отмечаемой остротой поэмы, говорилось, что она устарела.

Смелость выступающих, позволявших себе поправлять Первого секретаря КПСС, одобрившего поэму, на первый взгляд поражает. «Неужели потому, что тов. Хрущеву понравилась эта вещь, то нельзя ее и покритиковать?» – бесстрашно вопрошал В. Смирнов, задавая тон обсуждению. Подобный вопрос никогда не возникал у руководителей ССП в первые годы правления Хрущева. Но в январе 1964 года главе государства оставалось полгода до смещения.

Хорошо информированные о расстановке сил в верхах, наделенные к тому же особым «нюхом и слухом» секретари Правления ССП, по-видимому, уже ощущали, как набирает силу антихрущевская группировка с ее ревизионистскими, сталинистскими тенденциями.

А. Твардовского на заседании Секретариата ССП 25 февраля 1964 года не было. Но «эффект присутствия» его столь же очевиден при чтении стенограммы, сколь и идейная и нравственная несовместимость автора «Теркина на том свете» с теми, кто призван был руководить литературой. «Мне ясна позиция этих кадров, – записал Александр Трифонович в дневнике (27. II. 64), получив информацию о ходе и итогах заседания. – Они последовательны и нерушимы, вопреки тому, что прозвучало на последнем съезде и даже на последнем пленуме ЦК, стоят насмерть за букву и дух былых времен. Они дисциплинированны, они не критикуют решений съездов, указаний Н. С. <Хрущева>, они молчат, но в душе любуются своей «стойкостью», верят, что «смятение», «смутное время», «вольности», – все это минется, а тот дух, та буква останется»¹⁰.

С этими «кадрами», их формами и методами руководства литературой Твардовскому – поэту и редактору «Нового мира» – пришлось иметь дело еще на протяжении шести лет. И в эти годы, как и в предшествующие 10 лет его редакторства, не было ни единого случая, чтобы Секретариат ССП поддержал «Новый мир», числившийся органом ССП, в его тяжбах с ЦК КПСС или цензурных мытарствах.

В 1970 году Секретариатом ССП, послушно выполнявшим волю ЦК КПСС, редколлегия «Нового мира» была расформирована в целях ее «укрепления», что стало концом журнала Твардовского.

СТЕНОГРАММА ОБСУЖДЕНИЯ

«В. А. Смирнов¹¹

…Заметка читателя Механова о поэме Твардовского «Теркин на том свете», по моему глубокому убеждению не только как редактора журнала, но и как читателя, – это умное, деликатное, во многом очень верное письмо читателя по поводу поэмы Твардовского, и я не вижу в нем никакого криминала <…>

Все товарищи говорили, что в поэме имеются неудачи и не надо было ее вовсе издавать. А когда читатель высказывает такое свое мнение, то оно может появиться и в журнале. Мне непонятно, почему этого нельзя сделать. Я и сам считаю, что в поэме имеется много неудач. Жалко, что она не была напечатана десять лет назад, когда она действительно прозвучала бы во весь голос, а теперь это уже устаревшие истины. Большой ошибкой является также, что в ней нет сложившегося характера Василия Теркина как боевого, энергичного человека <…>

1. Правда. 1963. 20 и 21 июня.^[↩]
2. Твардовский А. Т. Рабочие тетради 60-х годов // Знамя. 2000. N 9. С. 153.^[↩]
3. Там же. С. 153 – 154.^[↩]
4. Петров А., Бурмин Ю. «Едва раскрылись первые цветы…»: «Новый мир» и общественные умонастроения в 1954 г. // Дружба народов. 1993. N 11.^[↩]
5. Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953 – 1957. Документы. М.: РОССПЭН, 2001. С. 292 – 295^[↩]
6. Известия. 1963. 18 августа.^[↩]
7. Стариков Д. Теркин против Теркина // Октябрь. 1963. N 10.^[↩]
8. Твардовский А. «Я в свою ходил атаку…» / Дневники. Письма. 1941 – 1945. М.: Вагриус, 2005.^[↩]
9. Сергеев А. О различных мнениях и объективности критики // Известия. 1963. 5 октября.^[↩]
10. Знамя. 2000. N 9. С. 148. Имеется в виду XXII съезд КПСС, на котором Н. С. Хрущев выступил с резким осуждением сталинского руководства. Выступая на последующих пленумах, он подтверждал верность решениям XX съезда о преодолении последствий культа личности, хотя в своей деятельности не был последовательным борцом со сталинизмом.^[↩]
11. Василий Александрович Смирнов (1905 – 1979) – секретарь Правления СП, главный редактор журнала «Дружба народов» (1960 – 1965), затем – член редколлегии.^[↩]