Я. В. Романцова, Л. Г. Фризман. Требовательная любовь. А. Т. Твардовский – литературный критик

Харьковский историк литературы Л. Фризман имел дело с Твардовским, когда предлагал в «Новый мир» статью на «неудобную» тему: «Пушкин и польское восстание 1830 – 1831 годов». Твардовский замысел одобрил (с. 12), но напечатать статью удалось лишь много лет спустя¹. Теперь вместе со своей ученицей Я. Романцовой Фризман компактно и дельно написал о взглядах поэта на литературу, выразившихся в статьях, речах, письмах и в еще не полностью опубликованных «Рабочих тетрадях», существование которых для автора было небезопасно.
Из классиков Твардовский специально характеризовал Пушкина, Некрасова и Бунина, весьма высоко оценившего в письме к Н. Телешову «Василия Теркина». В официальном «Слове о Пушкине» (1949) он защищал любимого поэта от ригоризма не подлежавших тогда критике революционных демократов, а Некрасова, которого шестидесятники XIX века противопоставляли Пушкину, назвал прямым его наследником.
Статья о Бунине писалась в качестве предисловия к первому советскому собранию сочинений писателя-эмигранта; вероятно, отчасти поэтому Твардовский утверждал ценность лишь дореволюционного творчества Бунина, писал, что в эмиграции он стал повторяться. Но, безусловно, ряд особенностей творчества Бунина советский поэт искренне не принимал. Так, нормальное «завершение любовных отношений браком и семьей» Бунин разрешает «только своим героям-простолюдинам». Героям из дворянского общества, отмечает Твардовский, не повезло. Бунин как будто запрещает им иметь счастливую развязку любовных коллизий, считая пошлостью появление детей. Поэтому смерть предпочтительней «пошлости», возвращения к будничной реальности после «солнечного удара» негаданной встречи и запретной близости (с. 29).
В своих записях Твардовский остановился на огромной роли запахов в бунинских произведениях – аспекта словесного искусства, который, по мнению Л. Фризмана и Я. Романцовой, недооценен: «Сам термин «одоризм» мало кому знаком, во всяком случае, в наиболее распространенных справочниках он отсутствует <…> Между тем роль запахов в литературе довольно значительна, ими насыщены произведения романтиков, натуралистов, символистов» (с. 33). Чрезвычайно значимы они и у Есенина. Но последнего в отличие от Бунина Твардовский классиком не считал, осуждал за самолюбование, впрочем, не публично; в другой же ситуации мог назвать и выдающимся русским лириком, признавал его сверхпопулярность. Твардовский ошибочно утверждал, что Есенин не мог писать для детей (на самом деле он «в начале своего творческого пути выступал как детский поэт и печатал стихи для детей в журналах «Мирок» и «Проталинка»» (с. 53), а соответствующие стихи не близкого ему, хотя и уважаемого, Маяковского счел слишком рассудочными.
Исследователи также анализируют высказывания Твардовского о его современниках: Исаковском, Маршаке, Пастернаке, Мандельштаме, Цветаевой, Ахматовой – из поэтов, Фадееве, Соколове-Микитове (бывшем политэмигранте), Овечкине, Эренбурге, Абрамове, Гроссмане – из прозаиков. Эти разборы оправдывают название книги. Выше всех современных произведений Твардовский поставил прочитанный им в рукописи роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба», но при этом «не обошел молчанием ни «глупое название», ни «претенциознейшую манеру эпопеи», ни «мазню научно-философских отступлений», ни «надменность и беспомощность описаний в части «топора и лопаты»» (с. 88). Как выясняется, в 1954 году главный редактор «Нового мира» хотел отложить на неопределенный срок публикацию одной из нашумевших статей, стоивших Твардовскому временной потери его редакторского поста, – статьи Ф. Абрамова «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе», – сочтя ее, как предполагают соавторы, «недостаточно радикальной». Но публикация «по неизвестным нам причинам <…> не была отложена», а после своего «снятия» Твардовский изменил отношение к Абрамову в лучшую сторону; в 1958 году, когда вышел первый роман будущей абрамовской тетралогии о северной деревне, он, «ещё не прочтя романа, принял решение напечатать статью о нём» (с. 85) и заказал ее Ю. Буртину, светлой памяти которого теперь посвящена книга Л. Фризмана и Я. Романцовой. Думается, в 1954 году Твардовский еще мог испытывать предубеждение к Ф. Абрамову как подневольному участнику кампании 1949 года против литературоведов-«космополитов» в Ленинградском университете, где он был тогда аспирантом².
В книге говорится также о работе Твардовского с авторами, в том числе явно не стоившими внимания, о его понимании проблемы читателя, социальной функции литературы и правды как высшего критерия художественности. Последняя глава – «Твардовский о своём творчестве». Здесь речь идет об общих авторских декларациях и пояснениях к книге «Василий Теркин» и сатирической поэме «Теркин на том свете», освистанной официозом (он, в частности, представлен обширными цитатами из статьи народного артиста Б. Чиркова «Самоцветы», напечатанной в «Правде» 20 июля 1965 года).
К сожалению, в полезной книжке довольно много примеров неаккуратности, особенно в пунктуации.

С. КОРМИЛОВ

1. Фризман Л. Пушкин и польское восстание 1830 – 1831 годов // Вопросы литературы. 1992. Вып. 3. С. 209 – 237. [↩]
2. См.: Азадовский К., Егоров Б. О низкопоклонстве и космополитизме: 1948 – 1949 // Звезда. 1986. N 6. С. 167, 173. [↩]