История литературы: текст и быт

Начать я бы хотел с воспоминания о другом разговоре за «круглым столом». Он состоялся в редакции «Литературной газеты» года полтора назад. Из присутствующих здесь в нем участвовал Андрей Зорин, а Алексей Песков – один из его собеседников – процитировал тогда замечательную фразу из абитуриентского сочинения: «Лирический герой Жуковского был влюблен в Машу Протасову». И, знаете, никто на эту максиму никак не отреагировал. А ведь в ней, как в капле воды, отразились проблемы не только школьников и студентов, но и самих литературоведов…

Возможно ли выработать единый, универсальный язык для описания всего, что связано с литературой? Готовы ли мы к открывшейся ныне свободе научного описания «литературных фактов»? Среднестатистический старшеклассник в этой ситуации совершенно теряет голову – как же, шагу нельзя ступить без употребления слов, к «непосредственному восприятию» литературы имеющих отношение самое опосредованное: хронотоп, парадигма и т. д. и т. п. Далеко ли многие из историков литературы ушли от этого старшеклассника? Думаю, что многие – не очень, иначе чем объяснить отсутствие аллергической реакции на стилистическое соединение несоединимого, господствующее во многих работах? Смешиваются, как правило, два понятийных ряда, один из которых относится к «жизни» самого произведения (события, герои), а другой – к ученой интерпретации этой жизни. Уж в Машу-то Протасову был влюблен наверняка никакой не лирический герой, а вполне конкретный и юный Василий Андреевич…

Всеобщее увлечение тем литературоведением, которое вот уже лет тридцать собирается «стать наукой», постепенно идет на убыль. Возможны два варианта: либо структуралистская строгость подменяется эссеистикой (несколько расхожих понятий с префиксом «пост»), либо возрождается былой добросовестный историко-литературный позитивизм, предполагающий прежде всего «установление» фактов, а не их «смысловое» истолкование.

Андрей Зорин в уже упоминавшемся разговоре в редакции «Литературки» сказал, что с некоторых пор просто не в силах заставить себя читать статьи «о сюжете и фабуле». Может быть, все, что я пытаюсь сейчас сформулировать, прозвучит достаточно провокационно. Однако в самом деле, отголоски провозглашенного лет двадцать назад глобального отхода от «иллюзий логоцентризма» ощутимы сейчас на самых разных уровнях функционирования культурного организма, их невозможно не принимать во внимание. Существует ведь такая простая вещь, как реакция студентов, первичных, так сказать, потребителей историко-литературных концепций. В нашем университете (как мне представляется) основная масса слушателей лекций и семинаров достаточно скептически относится к приемам «закрытого» изучения текста, их интересует как раз разомкнутость произведения во внелитературные сферы (государственная жизнь, бытовое общение и т. д.).

Теперь о «моем» периоде (а вовсе не о цикле, да простит меня Галина Андреевна Белая) русской литературы: середина XIX века, 1840 – 1870-е годы. Мало кого из ученых ныне привлекают эти десятилетия. То ли золотой и серебряный века приковывают к себе львиную долю внимания, то ли уж слишком навязли у всех в зубах расхожие характеристики 60-х годов как эпохи всеобщей и нещадной «борьбы за реализм». Все это, думаю, временное явление. Ведь именно в середине века завершается кардинальная перемена самого статуса литературы в культурном целом. Идет двуединый процесс. С одной стороны, литература становится «меньше себя самой», из высокого призвания обращается в профессию, ремесло. Однако верно и обратное: литература раздвигает горизонты собственной компетенции, становится «больше себя», ибо претендует на разрешение не только частных, стилевых проблем, но сосредоточивается на больных проблемах времени. Полемика «Беседы…» и «Арзамаса» не имела никакого общественного резонанса, споры вокруг «Отцов и детей» едва ли не перекрывали по напряженности насущные правительственные дебаты.

Что же получается? Литература вроде бы сужает свои функциональные границы и в то же время расстается с узкопрофессиональной спецификой, растворяется в формах жизни внелитературной.