Исследование типологии жанра
И. Г. Неупокоева, Революционно-романтическая поэма первой половины XIX века (Опыт типологии жанра). «Наука», М. 1971, 520 стр.
В работе И. Неупокоевой поднят и освоен большой пласт в истории европейской литературы первой половины XIX века. Нельзя сказать, чтобы некоторые писатели и произведения, о которых идет речь в книге И. Неупокоевой, не изучались ранее историко-филологической наукой. Конечно же, о Лермонтове, Гейне, Рылееве, Мицкевиче, Шевченко, Байроне, Шелли имеется огромная научная литература. Немало в той же связи написано о Гёльдерлине (в советской науке особенно в последнее время), Блейке, Кюхельбекере (вспомним блестящие работы Ю. Тынянова), Махе, о грузинском поэте Бараташвили (которому, между прочим, посвятила и И. Неупокоева весьма ценную статью в журнале «Литературная Грузия»), об испанце Эспронседе, о греке Соломосе… Но никогда еще они разнонациональные и разнообразные поэты-романтики не подвергались сопоставительному изучению, которое осуществила в своем труде советская исследовательница.
И. Неупокоева предлагает типологический, сравнительный анализ революционно-романтической поэмы первой половины минувшего столетия. Устремленность ее работы прежде всего позитивная, автор стремится в результате обстоятельного анализа прийти к положительным выводам, обогащающим наши представления о типологически сходных явлениях в европейских литературах первой половины XIX столетия, носивших революционно-романтический характер. Другая важная черта работы И. Неупокоевой – стремление показать, что революционный романтизм в литературе не только отразил процесс нарастания освободительного движения в странах Европы, но и в свою «очередь боевым пафосом своих произведений оказывал определенное влияние на рост этого движения. Таковы некоторые позитивные мотивы рецензируемого труда, таковы некоторые, как сказал бы Белинский, задушевные идеи его автора.
Но при всем том у работы И. Неупокоевой есть и свой полемический подтекст. Дело в том, что о романтизме конца XVIII и первой половины XIX века созданы и распространены совершенно превратные представления, ставшие почти стабильными благодаря книгам, статьям и выступлениям адептов так называемой школы «большого реализма» в литературоведении и искусствознании.
Говоря о революционном романтизме, И. Неупокоева совершенно правильно отмечает, что в условиях эпохи, которой посвящено исследование, правдивое отражение действительности не являлось «монополией» одного лить реализма, что правдивым было и искусство прогрессивных романтиков. Это справедливое утверждение полностью противоречит «теории», отрицающей прогрессивную роль целой ветви романтического искусства, идеям филологов и искусствоведов, которые считают всякий романтизм неизбежно консервативным и полагают, что самое сочетание слов, самое сочетание понятий «революционный» и «романтизм» – нонсенс, абсурд.
И. Неупокоева убеждена, что революционный романтизм существовал не только в конце XVIII и начале XIX века, но находился в расцвете и во второй четверти минувшего столетия. Более того, исследовательница справедливо отмечает, что традиции революционно-романтического искусства не иссякли и во второй половине XIX века, и в начале нашего столетия. Эта мысль, широко аргументированная обстоятельным анализом материала, находится в резком противоречии с догматическими представлениями, ограничивающими романтизм рамками первой четверти XIX века.
Наконец, книга И. Неупокоевой всем своим – огромным! – материалом, наблюдениями и выводами решительно противоречит догматической концепции, согласно которой всякий романтизм всегда противостоит реализму. Исследовательница, исходя из анализа поэзии, точнее, поэмы, доказывает, что революционный романтизм не только не был враждебен реализму, но нередко содействовал формированию критического реализма, что многие критические реалисты начинали в литературе как революционные романтики (достаточно вспомнить, если говорить о русской литературе, имена Пушкина, Герцена, Лермонтова…).
Думается, при дифференцировании различных течений и тенденций внутри романтизма существенную помощь оказали известные мысли Горького о романтизме. Конечно, горьковские соображения на эту тему не охватывали полностью диалектику внутренних процессов, проходивших внутри консервативного романтизма и романтизма революционного (Горький и не ставил перед собой такую задачу), но разделение романтизма на две основные линии, на два важнейших «крыла» принесло литературоведению и искусствознанию огромную пользу. Оно, несомненно, помогло и И. Неупокоевой в выработке некоторых отправных позиций для ее работы.
Обращаясь к революционно-романтической поэме в различных европейских литературах, исследовательница обнаружила в разнонациональных «вариантах» революционного романтизма типологически сходные черты (и вместе с тем определенные различия, которые она нисколько не затушевала), И. Неупокоева показала, что рассмотрение литературы с национально замкнутых позиций не позволяет обнаружить близость и единство сходственных тенденций в разнонациональных литературах, уловить процесс наступления новой литературной, революционно-романтической «волны». Вместе с тем она очень верно указала и на то, что общую картину революционного романтизма в европейских литературах можно установить, только опираясь на данные, накопленные в процессе изучения явлений, характерных для отдельных национальных литератур.
И. Неупокоева достигает в своей работе серьезных научных результатов прежде всего потому, что книга написана с позиций марксистского историзма. В ней наглядно показана связь революционного романтизма с идеями Великой французской революции периода ее восхождения и подъема и с дальнейшим освободительным движением в разных странах (с восстанием декабристов, революцией 1830 года и – особенно – революциями 1848 – 1849 годов), его связь с демократической и социалистической борьбой против всеевропейской политической реакции.
В этой связи И. Неупокоева очень интересно говорит о патриотических мотивах у различных поэтов революционного романтизма, об интернационалистических тенденциях революционно-романтического движения в литературе и искусстве, прослеживая за этими мотивами и тенденциями формирование определенных политических, философских, этических принципов, усиление межнациональных литературно-художественных связей.
Очень плодотворны наблюдения исследовательницы над личностью, типом революционно-романтического поэта. Эта личность в обобщенном типе рассматривается и в ее социально-политическом и социально-нравственном содержании, и в ее программных эстетических позициях. Поэт и мир действительности, поэт и мир должного – таковы важные аспекты этих наблюдений. Роль личного начала в революционно-романтической поэзии изучается и как один из важнейших элементов ее творческого метода, в частности при определении характера романтической типизации, принципов отбора и обобщения действительности, «сгустков воображения» и «сердечного переживания».
Совершенно закономерно (и в этом тоже одно из достоинств ее труда) И. Неупокоева расширяет рамки исследования, указывая на связи ряда революционно-романтических явлений в литературе со сходными явлениями в смежных искусствах – музыке, живописи. Надо сказать, что некоторые наблюдения И. Неупокоевой, опирающиеся на труды предшественников (к примеру, на талантливые работы И. Соллертинского о Берлиозе и И. Бэлзы о Шопене), отличаются и рядом ценных самостоятельных соображений, главным образом в области литературно-музыкальных параллелей и структурных сближений.
Внимательный, продуманный анализ революционно-романтической поэмы во многих европейских литературах позволяет И. Неупокоевой прийти к их научной дифференциации и классификации, осуществляемым, так сказать, в горизонтальном и вертикальном «сечениях».
Горизонтальное «сечение» – исторично, хронологично. Автор отмечает три этапа развития революционно-романтической поэмы. Первый – с конца 90-х годов XVIII века до 10 – 20-х годов XIX столетия – время становления основных типов революционно-романтической поэмы: лирико-эпического, философско-символического, сатирического. Второй – с 10 – 20-х годов до начала 30-х – время вершинного развития всех трех типов революционно-романтической поэмы. Третий – 30-е и 40-е годы – время, когда революционно-романтическая поэзия полностью опровергает версию об исчерпанности романтизма, когда революционный романтизм существенно обогащает критический реализм и продолжает выступать как самостоятельная тенденция, «линия» в революционной поэзии России, Украины, Венгрии, Польши, Германии и т. д., когда выходит на арену истории массовая революционно-романтическая народная поэзия и песня.
Важнейшим для всей работы оказывается вертикальное «сечение» материала революционно-романтических поэм, – оно определяет композицию, Структуру книги, ее части, главы, разделы. Здесь перед нами три группы жанровых образований.
Первая – лирико-эпическая поэма, в свою очередь «разбивающаяся» на поэмы-монодии, гимновые поэмы, рационально-героические поэмы. В этих разделах И. Неупокоева тщательно прослеживает параллели в творчестве Байрона, Шелли, Мицкевича, Гощинского, Рылеева, Кюхельбекера, Лермонтова, Соломоса и других поэтов, Связь их художественной практики с эстетической мыслью революционных романтиков разных стран (декабристов в России, борцов за национальное освобождение в Польше или Греции и т. д.).
Вторая – философско-символическая поэма. Здесь автор, естественно, обращается к традициям жанра в литературе Возрождения, классицизма, Просвещения, к традициям Данте и Гёте, Мильтона и Виланда. Особое внимание уделено трагедийной и лирико-симфонической поэме. К уже упомянутым именам прибавляются Гёльдерлин, Блейк, Петефи, Эспронседа, Бараташвили, Мах и др.
Третья – сатирическая поэма. И тут, разумеется, идет речь о традициях, на которые опирались революционные романтики, но еще больше говорится о новаторстве революционно-романтических поэтов, создателей памфлетно-сатирических поэм и сатирических поэм-фресок. Имена и произведения Байрона, Шелли, Гейне, Барбье, Шевченко, Петефи и других поэтов воспринимаются органично в этом разделе.
Исследование И. Неупокоевой – одна из тех книг, которые прочно входят в обиход историко-литературной науки, вызывая интерес ученых-филологов в разных странах. По прямой обязанности критика хочу все же высказать и несколько критических замечаний и конструктивных предложений, возникших при чтении этой книги.
Думается, что при освещении проблем романтизма, – его эстетических проблем в частности, – автор мог бы шире коснуться и теоретических исканий так называемых консервативных романтиков. Разумеется, революционно-романтическое направление основывалось прежде всего на собственных эстетических позициях, нередко решительно полемизировало с эстетикой и художественной практикой консервативного романтизма (вспомним хотя бы «Романтическую школу» Гейне). Но консервативный романтизм был эстетически не столь единым и целостным, как его нередко представляют, и порою некоторые его эстетические мотивы перерабатывались, переосмыслялись и использовались революционными романтиками. Немало свидетельств тому дает история революционно-романтической литературы в России, Германии, Англии. Вспомним, к примеру, отношение революционных романтиков ко многому в эстетических трактатах Шлегелей или Жуковского.
Другое замечание: разумеется, И. Неупокоева вправе концентрировать свое внимание на жанре поэмы, важнейшем для революционно-романтической поэзии, но в ходе исследования ей часто приходится обращаться к лирике, и это закономерно. Еще более широкое обращение к лирике и даже к прозаическим жанрам позволило бы автору выйти за пределы европейских литератур и сделать ряд интересных типологических обобщений, скажем, в области литератур американских.
Совершенно недостаточным представляется заключение к книге. Дело не в том, что оно невелико – всего страница. Дело даже не в том, что в нем А. Блок назван в числе социалистических поэтов конца XIX и начала XX века, что – при всем величии Блока – все же действительности не соответствует. Огорчает прежде всего иное: в заключении исследовательница могла подтвердить свой верный тезис о неисчерпанности поэзии революционного романтизма во второй половине XIX века, о важнейшей ее роли и в XX веке, в процессе формирования социалистического искусства, в генезисе нового художественного метода – социалистического реализма. К сожалению, она этого не сделала. Разумеется, тема эта – специальная, обширная, но поставить ее, сказать о ней достаточно определенно и со ссылками на материал могла именно И. Неупокоева, завершая свой ценный труд.
Критические замечания в связи с монографией И. Неупокоевой носят, повторяю, преимущественно характер пожеланий. То, что сделано автором, имеет большое и принципиальное значение. И как ни тривиальны эти слова, они верны: книга И. Неупокоевой – серьезный вклад в литературную науку.