Илья Эренбург. Портреты русских поэтов

Выжившим завидуют. Периоды уважения к Эренбургу объяснимо совпадают и будут совпадать с редкими в истории Отечества годами, когда дух открытости миру сбивает с петель затхлые ставни ксенофобии и ущербности, неотвратимо переходящей в спесь. Только что вышедшая в Петербурге хрестоматия «Портреты русских поэтов» (адаптированное к современной орфографии переиздание книги, напечатанной в Берлине начала 20-х) развенчивает излюбленное представление об Эренбурге как о ловком ренегате, поверх установлений умевшем служить и Богу, и Ваалу. Действительно, его любимым словом было «выжить», оно и стало программным, оно и прикрепилось к его имени чуть ли не единственной строфой – «прости, что жил я в том лесу…». Век был такой, что на выживание надо было решиться как на подвиг, изначально поняв – репутации несдобровать. Обязательно спросят, по какому праву придавленному горой трупов не досталась успокоительная пуля и почему выбрался и стал летописцем. Свидетелем.

«Портреты» вполне сопоставимы по значимости с дневником К. Чуковского, но если в последнем видишь великих в быту, то в первом проникаешься метафизикой Блока, Мандельштама, Ахматовой, Есенина, Пастернака. Их четырнадцать. Каждому – по две странички взволнованного эссе и по пять-шесть любовно отобранных стихотворений. Срез, сделанный Эренбургом, еще не академичен, а свеж и пронзителен: стихотворения только что не пахнут типографской краской, а он уже заносит их в пределы вечного. Задним числом убеждает – дар. Отобрано и впрямь самое выразительное из того, что успели. Позже успели гораздо больше, но разобрать сигналы будущего способны из поколения считанные единицы. В сущности, юноша пишет о ровесниках и ровесницах… можно поправиться – молодой мужчина о сверстниках, но что это меняет? Собранные под одной обложкой, голоса начинают звучать единым Гласом Страны, и этот эффект – целиком заслуга составителя. Для лаконизма «Портретов» потребовалось не один год следить за выходом тонких книжечек «фигурантов» из-за границы и – как бы сказали сейчас – лоббировать интересы русской поэзии, не пренебрегая мистификациями. В 22-м году берлинский журнал «Вещь» публикует статью «Русская поэзия», написанную «апокрифическим французом» Жаном Сало (написание, конечно, французское, но оцените юмористическое звучание псевдонима), в которой Эренбург не только называет имена своих героев, но и, опираясь на сконструированное ко Христову дню иноземство, ставит их (впервые?) в контекст европейского искусства.