Илья Эренбург и Николай Бухарин (Взаимоотношения, переписка, мемуары, комментарии)

1. НАЧАЛО БЫЛО ТАК ДАЛЕКО…

Николай Иванович Бухарин родился 27 сентября (9 октября) 1883 года в Москве в семье учителя гимназии, математика; в 1893 – 1897 годах семья Бухариных жила в Бессарабии, затем вернулась в Москву. В августе 1900 года Николай Бухарин был зачислен во 2-й параллельный класс Первой московской мужской гимназии.

Илья Григорьевич Эренбург родился 14 (26) января 1891 года в Киеве, в 1895-м семья его переехала в Москву, где отец получил место директора Хамовнического медопивоваренного завода. Летом 1901 года Илья Эренбург сдал вступительные экзамены и был зачислен в 1-й параллельный класс Первой московской мужской гимназии.

Разница в два класса в детстве и юности – значительна, и, учась в одной гимназии, где, кстати сказать, старшие (5 – 8-й) и младшие (1 – 4-й) классы располагались на разных этажах и практически не общались, Эренбург и Бухарин познакомились лишь в 1906 году. Их различал не только возраст, но и качество учебы: Бухарин учился исключительно на пять и переводился из класса в класс с наградой первой степени, а Эренбург, выложившись на вступительных экзаменах (чтобы преодолеть процентную норму), быстро стал троечником, в 4-м классе его оставили на второй год из-за большого числа пропусков занятий и несдачи экзаменов по трем предметам (русский, латынь, математика). У Бухарина были универсальные способности, и учился он играючи. Эренбург мог заниматься только тем, что ему было интересно, проявляя к остальному полное безразличие. У обоих был несомненный общественный темперамент. Бухарин руководил гимназическим кружком, который, начав с изучения Писарева, довольно быстро перешел от изящной словесности к куда более радикальным мэтрам политической мысли. Эренбург в ту же пору (осень 1904 года) вместе с учениками 4-го класса выпускал машинописный литературный (политически вполне невинный) журнал «Первый луч»  ¹

В январе-феврале 1905 года в гимназии прошли «беспорядки» (Эренбург тогда учился в 4-м классе, Бухарин – в 7-м); а в октябре 1905-го начались новые: они захватили все московские учебные заведения. Как докладывал своему начальству директор гимназии И. О. Гобза, 14 октября после первого урока учащиеся четырех старших классов собрались в помещении 8-го параллельного класса (где учился Бухарин), затем двинулись в актовый зал и провели там митинг, на который пришли и учащиеся других учебных заведений Москвы². Занятия в гимназии отменили до 8 ноября. Затем в Москве началось вооруженное восстание, и занятия отменили уже до 13 января. И Бухарин, и Эренбург, оставаясь лично незнакомыми, участвовали в декабрьском вооруженном восстании (Эренбург помогал строить баррикады). Знакомство с Бухариным Эренбург датирует осенью 1906 года³, когда, перейдя наконец в 5-й класс, он оказался на втором этаже гимназии и тут же познакомился со старшеклассниками Бухариным, Астафьевым, Циресом, Ярхо. (Борис Исаакович Ярхо (1889 – 1942) стал известным литературоведом и переводчиком; судя по КЛЭ, в 30-е годы он был репрессирован и в 1940 – 1941 годах оказался в Курске; умер своей смертью; Н. Астафьев в 1907 году был арестован, сослан и вскоре умер; о судьбе А. Циреса ничего не известно.) Возможно, знакомство с Бухариным состоялось и чуть раньше. Во всяком случае, в сентябре 1906 года Эренбург уже действовал совместно с Григорием Брильянтом (Сокольниковым), который учился в Пятой гимназии и был признанным лидером социал-демократически ориентированной учащейся молодежи Москвы (с Бухариным Сокольников был к тому времени знаком по работе в марксистском кружке). Воспоминания А. Выдриной-Рубинской⁴ повествуют, в частности, о визите к автору – тогда социал-демократической активистке женской гимназии в Замоскворечье – в самом начале учебного года Брильянта и Эренбурга с целью договориться о восстановлении прерванной летними каникулами работы.

В конце 1906 года Бухарин и Эренбург вступили в большевистскую организацию. Осенью 1906 года Бухарин и Сокольников объединили разрозненные гимназические кружки в единую социал-демократическую организацию учащихся; Эренбург активно участвовал в этой работе. По свидетельству А. Выдриной-Рубинской, он вместе с Сокольниковым, Бухариным, Членовым вошел в организационную комиссию и участвовал в формировании комитета социал-демократической организации учащихся⁵. К 1907 году эта организация оформилась. Вот важное свидетельство мемуаристки: «Душой нашей организации несомненно являлись Брильянт и Бухарин. Первый пользовался среди учащихся исключительным авторитетом благодаря своей серьезности, знаниям и вдумчивому подходу к работе. Второй был всеобщим любимцем, заражая всех своей бесконечной жизнерадостностью, бодростью и верой в дело. Пользовался большой популярностью среди учащихся и Семен Членов, блестящий оратор, прозванный Эренбургом за свое остроумие «Язвительным» ⁶. В 1936 году, вспоминая гимназические годы, Эренбург напишет в «Книге для взрослых» о своих еще не казненных товарищах: «Сокольников был старше меня. Он казался мне стратегом: мало разговаривал, почти никогда не улыбался, любил шахматы. Бухарин был весел и шумен. Когда он приходил в квартиру моих родителей, от его хохота дрожали стекла, а мопс Бобка неизменно кидался на него, желая покарать нарушителя порядка» ⁷. И в 60-е годы Эренбург будет вспоминать о заразительном смехе Бухарина: «…с тех пор прошло почти шестьдесят лет. Я помню только озорные глаза Николая и слышу его задорный смех. Он часто говорил нецензурные слова, им придуманные, – в словотворчестве ему мог бы позавидовать Хлебников» ⁸. А. М. Ларина рассказывала мне о своем разговоре с Эренбургом в 60-е годы:

«– Вы не знаете, какой он был веселый!

– Ну, это я хорошо знаю.

– Нет! В зрелые годы это было уже не то, а в юности я больше полутора часов выдержать его не мог» ⁹.

Эренбург, бывший на два с половиной года моложе и Сокольникова, и Бухарина, тем не менее тоже стал заметной фигурой организации, впрочем, та же мемуаристка (иными свидетельствами мы не располагаем) пишет о нем так: «Сам же Эренбург, несмотря на свои исключительные способности, ладил далеко не со всеми благодаря своим эксцентричным выходкам, составлявшим отличительную черту его характера» ¹⁰. О своих эксцентричных выходках той поры Эренбург в мемуарах не вспоминает (след этой эксцентричности, впрочем, остался в заявлении, которое направил семнадцатилетний Эренбург 1 июня 1908 года в Московское губернское жандармское управление, требуя освобождения из тюрьмы по болезни: «Жандармское Управление осведомлено из официального медицинского освидетельствования о моей болезни, и ему должно быть ясно, что содержание меня при таких условиях неминуемо приведет к сумасшествию или к смерти. Полагая, что моя вина не настолько велика, чтобы я заслуживал смертной казни, покорнейше прошу Жандармское Управление немедленно освободить меня из-под стражи. Если же меня хотят заморить или свести с ума до суда, то пусть мне заявят об этом» ¹¹).

В краткой автобиографии Бухарина есть свидетельство, относящееся к 1907 году: «Во время выпускных экзаменов вел стачку на обойной фабрике Сладкова вместе с Ильей Эренбургом» ¹²; Эренбург тоже вспоминал фабрику Сладкова¹³; в ГАРФ сохранилось дело о забастовке на обойной фабрике¹⁴, было много допрошенных, зачинщиков из рабочих арестовали, но Бухарина и Эренбурга никто не выдал. В 1907 году Бухарин поступил на экономическое отделение юридического факультета Московского университета. Он продолжал работу в большевистской организации и в 1908 году стал членом Московского комитета; в 1907-м он уже не работал в организации учащихся и потому не привлекался по ее делу. Эренбург же продолжал заниматься и ученическими делами, и другими поручениями (в частности, контактами с военными казармами; печать военной организации большевиков, обнаруженная у него при обыске, стала серьезной уликой, грозившей каторгой). В октябре 1907 года Эренбург был впервые задержан полицией, но освобожден. Еще в феврале задержали Членова; в сентябре арестовали Сокольникова. Опасаясь исключения сына из гимназии с «волчьим билетом», родители Эренбурга сочли за благо подать заявление о его выходе из состава учащихся гимназии. В январе 1908 года Эренбурга арестовывают, полгода держат в тюрьме, потом выпускают под залог, высылают на Украину, а затем отпускают за границу. Бухарина впервые арестовывают в 1909 году; в 1911 году он бежит за границу.

Сокольникова Эренбург увидел один раз в тюрьме, а затем через несколько лет в Париже; с Бухариным он встретился только после революции. Раздумывая на склоне лет о прожитой жизни, Эренбург напишет в мемуарах: «Конечно, молоденький Гриша когда-то помог мне разобраться в том, что, перефразируя стих Мандельштама, я назову «странностями политики», но я недостаточно знал его, и в моей памяти он остался скорее образцовым большевиком, чем живым человеком. Героем моего отрочества был Николай Иванович Бухарин… Сокольников был создан для политики – я говорю не только о манере держаться, но о человеческом материале. А Николай Иванович был мне куда ближе и понятнее: веселый, порывистый, с любовью к живописи и поэзии, с юмором, не покидавшим его в самое трудное время, он был человеком той стихии, в которой я жил, хотя жили мы разным и по-разному. О нем я вспоминаю с волнением, с нежностью, с благодарностью – он помог мне не в понимании того или иного труднейшего вопроса, он мне помог стать самим собой» ¹⁵.

 

2. ОТ «ХУРЕНИТО» К «ЛАЗИКУ» И «ВЕСЕЛОМУ ПАОЛО»

Пути Эренбурга и Бухарина снова пересеклись только осенью 1920 года в Москве. Не приходится сомневаться, однако, что в 1918 – 1919 годах они знали о работе друг друга, хотя и находились в идеологически враждебных станах (Бухарин был в Москве одним из лидеров большевистской партии, редактором «Правды»; Эренбург до своего бегства из Москвы в сентябре 1918 года неоднократно выступал в лево-эсеровских газетах с откровенно антибольшевистскими статьями, в которых бранил не только политику большевиков, но и персонально их верхушку, хорошо знакомую ему по парижской эмиграции, – Ленина, Каменева, Зиновьева, Троцкого, Антонова-Овсеенко; имя Бухарина в этих статьях не встречается; в Киеве Эренбург приветствовал белых и продолжал печатать статьи против красных¹⁶). И Бухарин, и Эренбург за 1917 – 1920 годы политически эволюционировали: Бухарин – слева направо в пределах коммунистической части политспектра, а Эренбург радикально – от белых к красным. Приняв победу советского режима, Эренбург в середине октября 1920 года вернулся в Москву, где уже 1 ноября в Доме печати был арестован ВЧК как агент Врангеля. Неизвестно, успел ли он до того повидаться с Бухариным, но, когда жена Эренбурга художница Л. М. Козинцева бросилась к нему за помощью, Бухарин, как вспоминает Эренбург, «всполошился» ⁸, и, поскольку он еще в 1919 году был направлен Лениным курировать ВЧК с правом вето, освобождение Эренбурга состоялось сравнительно скоро. В декабре 1920 года Эренбург по записке Бухарина попадает на прием к «лорд-мэру» Москвы, своему давнему парижскому знакомому Л. Б. Каменеву, и получает от него наряд на одежду (он оказался в Москве без каких-либо теплых вещей, в разваливающихся брюках, а магазинов не было – только распределитель). В начале 1921 года Эренбург беседует с Бухариным о своих творческих планах, делится замыслом большого сатирического романа и получает «добро» на заграничную командировку; в марте 1921 года он выезжает в Европу. Полученный им тогда по бухаринской протекции зарубежный паспорт действовал почти двадцать лет и в значительной степени определил и характер литературной работы Эренбурга, и его политическую и человеческую судьбу.

Роман «Похождения Хулио Хуренито и его учеников» был написан в Бельгии летом 1921 года, а в начале января 1922-го он вышел из печати в берлинском издательстве «Геликон» (на титульном листе было обозначено: Берлин – Москва); Эренбург пересылал книгу друзьям в Советскую Россию; получил ее, естественно, и Бухарин.

В апреле 1922 года в Берлине Эренбург встретился с Бухариным, приехавшим (вместе с Радеком) на конференцию трех Интернационалов; в книге «Люди, годы, жизнь» об этом сказано кратко: «В 1922 году он (Бухарин. – Б. Ф.) приезжал в Берлин, и мы с ним просидели часа три в маленькой пустой кондитерской. Помню, я сказал, что многое происходит не так, как нам мерещилось на Новинском бульваре. Он ответил: «Вы – известный путаник», потом рассмеялся и добавил: «Меня тоже называют путаником. Но вам легче – вы путаете; в романах или в частных разговорах…» ⁸ Эренбург не пишет о реакции Бухарина на роман, но, судя по знаменитому предисловию, она была доброжелательной. 5 мая 1922 года Эренбург написал в Петроград М. М. Шкапской, что «Хуренито»»очень понравился Ленину и Гессену», – высказывание Ленина Крупская обнародовала в 1926 году, следовательно, об этом Эренбург мог узнать только от Бухарина. 1 апреля 1922 года в Берлине вышел первый номер международного журнала литературы и искусств «Вещь», который Эренбург редактировал вместе с художником Эль Лисицким. Судя по первому публикуемому здесь письму Эренбурга Бухарину, при их встрече речь шла об этом журнале, который Эренбург предполагал распространять в России; тогда же Бухарин заказал Эренбургу ряд статей, как его самого, так и зарубежных авторов. Понять из письма Эренбурга, для какого издания заказаны статьи, нельзя; для «Правды» – кажется неправдоподобным» а иллюстрированный журнал «Прожектор» начал выходить в Москве под редакцией Бухарина и Воронского лишь в 1923 году.

К моменту встречи с Бухариным у Эренбурга застопорилась работа над романом «Жизнь и гибель Николая Курбова», но летом она возобновилась, и исполнить обещанное Бухарину он вовремя не смог, потому письмо начинается с объяснений:

«Haus Trautenau» Trautenau str. 9, Berlin 19/10 [1922 года]

Дорогой Николай Иванович, чую, что Вы пробуете на меня сердиться, и эти попытки хочу пресечь, в корне. Я чист (как всегда!). Я не написал Вам до сих пор статьи об искусстве потому, что работаю исступленно над своим новым романом. Нахожусь ныне в главе 23-ей и кончу его через месяц. Тогда тотчас же напишу статью.

Что касается статей иных, то они будут вскоре пересланы Вам, а именно – из немцев Карла Эйнштейна¹⁷ (очень забавный отрок, его недавно судили за богохульство¹⁸, и на суде был неслыханный будёж¹⁹, – хотел описать это, но Пастернак пишет в «Известия» ²⁰, и потом роман, роман!..) и Франка²¹. Из французов статьи архитектора Корбюзье-Сонье²², художника Глеза²³ и писателя Блеза Сандрара²⁴. Статьи будут верно крепкие.

Умоляю – напишите предисловие к жизнеописанию незабвенного Учителя! ²⁵ Если руку приложит Мещеряков²⁶ – беда!

Получили ли Вы мои «6 повестей»? ²⁷

Очень прошу Вас сказать в конторе, чтобы мне выслали газету²⁸.

Здесь теперь Маяковский²⁹ и, следовательно, идет будёж, но уже веселого порядка.

Крепко жму руку. Ваш Эренбург» ³⁰.

В романе «Жизнь и гибель Николая Курбова» (1923) Эренбург дал беглые, но выразительные портреты нескольких большевистских лидеров, уподобив их определенным геометрическим фигурам (Троцкий – треугольник, Каменев – трапеция и т. д.). Портрет Бухарина был, пожалуй, самым привлекательным: «Молоденький, веселый. Идеальная прямая. Грызун – не попадись (впрочем, это только хороший аппетит, – вместе со смехом всем передается). «Enfant terrible», – говорят обиженные в разных реквизированных и уплотненных, здесь же очевидно – просто-напросто живой, не мощи: человек» ³¹.

В январе 1924 года Эренбург приехал в Россию. Он уезжал поэтом, известным достаточно узкому кругу людей, и публицистом, которого мало кто помнил, а вернулся одним из самых популярных писателей, автором нескольких романов (последний из них – «Любовь Жанны Ней» – с начала года печатался в московском журнале «Россия»), сборников рассказов и повестей, книг об искусстве и поэтах, сборников лирики. В январе Эренбург встретился с Бухариным во 2-м Доме Советов, это было в дни прощания с Лениным («После сообщения о кончине В. И. Ленина я сразу пошел в «Метрополь». Бухарин сидел на кровати, обняв руками колени, и плакал. Я не сразу решился поздороваться» ³². Эренбург совершил поездку по преобразившейся за годы нэпа стране, по-журналистски набирался новых впечатлений – у него был острый глаз, и схватывал он все новое быстро. Из этой поездки Эренбург возвращался на Запад с массой планов и договоров – издательских и киношных; его ждала большая работа. Киносценарий «Любовь Жанны Ней» был написан для студии «Киносевер»; затем написан роман «Рвач». Конец 1924 и начало 1925 года показали Эренбургу, что идеологическая политика советской власти начинает ужесточаться. Сценарий пришлось переделывать, от романа Ленгиз отказался. Литературное да и финансовое положение Эренбурга резко ухудшилось (ему наконец удалось обосноваться в Париже, но деньги из Москвы текли очень тоненьким, пересыхающим ручейком). 16 апреля 1925 года, жалуясь в письме В. Г. Лидину на все ухудшающиеся условия работы, Эренбург сообщил: «Я написал Бухарину и Каменеву, прося их вступиться. Запрет «Жанны», например, можно понимать только как запрет меня, но не книги. Очень надеюсь на вмешательство первого» ³³. Письма Эренбурга в доступной исследователям эпистолярной части архива Л. Б. Каменева нет, а письмо Бухарину сохранилось.

«Париж, 15 апреля [1925 года]

Дорогой Николай Иванович,

не сердитесь прежде всего за мою «мертвую хватку». Монотонность моих писем диктуется монотонностью жизни. Я знаю, что я далеко не Пушкин, а Вы – далеко-далеко не Николай Павлович (не судите за каламбур!). И все же обстоятельства заставляют меня повторять исторические жесты.

Вам ли говорить, что Эренбург не эмигрант, не белый, не «пророк нэпа» и пр. пр.? Если я живу в Париже и посещаю кафэ, то от этого не становлюсь ни Алексинским³⁴, ни Зинаидой Гиппиус. Местожительство не определяет, надеюсь, убеждений. Я работаю для Советской России, живу с ней, не в ней. И вот…

И вот… Слушайте. Нет в С. С. С. Р. собаки, которую бы еще не повесили [на] меня. Факты:*)

1) Главлит запретил переиздание «Курбова», который вышел в 1923 г.

2) Главлит запретил переиздание «Жанны», которая вышла в 1924 г.

3) Главлит не пропускает «Рвача» (это мой новый роман).

Таким образом, меня не печатают, механически ликвидируют. Судите сами – справедливо ли это? Плоха ли, хороша ли «Жанна», другой вопрос – я пытался создать детективно-сентиментальный роман революции, один опыт из десяти других, но ведь в ней контрреволюции даже Лелевич³⁵ не отыщет.

Значит, эта мера направленная не против книги, а обще – против меня.

Я много думал и работал над «Рвачом». Это оборотная сторона нэпа. Не раз в книге я подчеркиваю, что это лишь оборотная сторона. Если я даю ее, а не лицевую, то потому, что я сатирик, а не одописец. Каждому свое. Но вся книга исходит от октября, как зачина. Объективизм изложения не скрывает пристрастий автора. Я дал книгу в Госиздат. Ионов³⁶ ее оплевал и прислал мне 2 строки «Книга в пределах СССР выйти не может» (храню записку!). Теперь ее зарезал Главлит. Я не хотел давать книг частным и[здательст]вам. Но Госиздат меня не издает. А Главлит не разрешает частным и[здательст]вам печатать меня.

Я не имел никакого отношения к эмиграции. Меня хают здесь на каждом перекрестке. Это естественно. Но почему же меня хают в России? Я печатаю здесь 1000 штук «Рвача» на одолженные деньги с тем, чтобы послать книгу руководителям Эркапе ³⁷ и спросить – «почему вы это запрещаете?».

Зачем мне в таком случае писать? Для кого?

Я боюсь походить на одесскую хипесницу, которая клянется, что у нее умирает на руках ангелочек, и поэтому не говорю о материальной отдаче подобной политики. Кратко – приходится бросать литературу и идти в канцелярию.

Я пишу все это для Вас, п[отому] ч[то]

1) Вы – Бухарин, человек, к[о]т[о]р[ому] я верю и к[о]т[о]р[ого] люблю.

2) Читал Вашу речь на литер[атурной] дискуссии³⁸.

3) Предисловием к «Хуренито» Вы как бы узаконили меня. Я очень прошу Вас сделать все возможное для снятия запрета на меня. Вы, кажется, читали «Жанну» и «Курбова» – Вы знаете, что это не «контрреволюция». Возьмите (скажите по телефону) в Главлите «Рвача» и Вы убедитесь, как и почему это написано.

Вся моя надежда теперь на Вас.

Ответьте мне, дорогой Николай Иванович, обязательно, хоть два слова по адресу парижского полпредства. Если мои литдела устроятся, возможно, что скоро увидимся, т. к. собираюсь летом или осенью в Сибирь. Продолжаю (хоть и натощак, хоть и зря) работать. Пишу рассказы о фашистах франц[узских] и итальянских.

Крепко жму Вашу руку.

Илья Эренбург».

(Сверху письма красным карандашом Эренбургом приписано:

«*) Дополнение

а) «5 повестей» (переиздание) конфисковали,

б) Госиздат не переиздает разошедшегося «Хуренито»,

в) Репком запретил «Киносеверу» делать фильм по «Жанне».)

В большом блоке эренбурговских деловых писем В. Г. Лидину 1925 года об ответе Бухарина нет ни слова, но в письме от 1 июня сообщается: «Я месяца два тому назад послал письмо Каменеву с жалобой на гонения. Сейчас пришел (в представительство) ответ. Я еще не читал его, но знаю содержание – Каменев утверждает, что запрет относится к издательству, а не ко мне. Сегодня письмо получу и тогда пошлю Вам копию». Копия действительно была послана и сохранилась у В. Г. Лидина:

«Совет Труда и Обороны. Секретариат председателя.

т. Эренбургу.

По наведенным справкам установлено:

1) Что книги «Жизнь и гибель Николая Курбова» и «Любовь Жанны Ней» Главлитом не запрещались. Не разрешены они к печати только в новом издательстве только потому, что были представлены в Главлит от издательства артели писателей «Новая жизнь», в программу которого входит издание произведений лишь членов артели.

Если названные книги примет к изданию издательство, программа которого включает этого вида литературу, то препятствий к печатанию их со стороны Главлита не встретится.

2) «Рвач» в Главлит на просмотр не поступал и поэтому запрещен не был.

3) Сценарий «Любовь Жанны Ней» запрещен не Главлитом, а Худ. Советом Главполитпросвета.

4) Переизданная в Рязани книга «Акционерное общество Меркюр де Рюсси» конфискована, потому что в нее была включена не разрешенная к печати повесть «Сутки».

Из указанных справок нельзя усмотреть «общей меры», принимаемой против Вас Главлитом.

Секретарь завсекретариатом Музыка».

(Отметим, что романы «Жизнь и гибель Николая Курбова» и «Любовь Жанны Ней» были переизданы в 1928 году в составе тогдашнего собрания сочинений, после чего не переиздавались; первый из них издан вновь лишь в перестроечные годы; роман «Рвач» к изданию в собрании сочинений 1928 года был запрещен и опубликован только в собрании сочинений Эренбурга в 1964 году.)

В 1925 году приехать в Россию Эренбург не смог, он приехал летом 1926 года, но совершить поездку в Сибирь ему оказалось не по средствам. По приезде в Москву Эренбург написал записку Бухарину (она была отправлена не почтой):

«[Июнь 1925 года]

Николаю Ивановичу Бухарину

Дорогой Николай Иванович, очень хочу повидаться с Вами. Мне нужно о многом с Вами поговорить. Я знаю, что Вы очень заняты, но все же прошу уделить мне 1/2 часа. Я думаю пробыть в Москве недели две. Мой адрес: Проточный пер. 16, кв. 30³⁹. Назначьте любое время дня или ночи и напишите. Если Вы никак не можете уделить мне этого получаса, напишите и тогда (хотя мне это было бы очень обидно!) я напишу Вам деловую часть разговора. Но, повторяю, я хочу с Вами поговорить! Жду ответа.

Ваш Илья Эренбург».

После того как в 1925 году Бухарин поддержал Сталина в борьбе с левыми (эта поддержка в итоге дорого обошлась и ему, и стране), он стал, наряду со Сталиным, центральной фигурой государственной власти со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами; не располагая никакими документами относительно того, состоялась ли в июне 1926 года встреча Эренбурга с Бухариным, выскажем все же предположение, что состоялась, основываясь не только на соображениях психологического плана, но и на сохранившемся письме Эренбурга Бухарину 1928 года, в котором не чувствуется обиды (на что Эренбург всегда был очень памятлив).

Если роман «В Проточном переулке», написанный Эренбургом в конце 1926 года, был, пусть и с купюрами, напечатан в СССР, то попытки Эренбурга напечатать сатирический роман «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца», завершенный в октябре 1927 года, сразу же натолкнулись на стену (впрочем, Эренбург это предчувствовал и, еще работая над книгой, писал 21 сентября Замятину: «Теперь буду кончать моего «Ройтшванеца», который выйдет, вероятно… в переводах. C’est la vie» ⁴⁰). В середине января Эренбург издал «Лазика» в Париже за свой счет. (М. Осоргин, откликнувшись на новый роман Эренбурга весьма дружественной рецензией, писал: «Эту злющую и остроумную книгу Эренбурга прочесть приятно и интересно, в особенности в первой ее части, в бытовой российской, где у сатирика было больше материала… Любопытно, кстати, возможно ли будет эту книгу переиздать в России?» ⁴¹) 3 февраля 1928 года Эренбург писал Лидину: «С моим «Лазиком» дела плохи. Тихонов⁴² пишет, что Главлит не одобряет. Попробую еще прибегнуть к героическим мерам» ³³.»Героические меры» – это обращение к Бухарину, на чувство юмора которого Эренбург очень рассчитывал; при этом Эренбург скорее всего не был в курсе все обострявшихся, поначалу в узком кругу, столкновений Бухарина со Сталиным, когда маячившее клеймо «правого» резко ограничивало политические возможности Бухарина, вынуждая подчас к высказываниям более левым, чем ему бы хотелось.

 

«Париж, 22/2 [1928 года]

Дорогой Николай Иванович, недели две тому назад я послал Вам через НКИ## Видимо, описка: книга скорее всего послана через НКИД, то есть диппочтой;

1. РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед. хр. 371.[↩]
2. ЦГИА г. Москвы. Ф. 459. Оп. 3. Ед. хр. 4475. Лл. 14 – 16.[↩]
3. Илья Эренбург, Люди, годы, жизнь. Воспоминания в 3-х томах, т. 2, М., 1990, с. 163.[↩]
4. См:»Комсомольская летопись», 1927, N 5 – 6.[↩]
5. Там же, с. 75.[↩]
6. Там же.[↩]
7. И. Эренбург, Собр. соч. в 8-ми томах, т. 3, М., 1991, с. 462.[↩]
8. И. Эренбург, Люди, годы, жизнь, т. 2, с. 164.[↩][↩][↩]
9. Запись беседы с А. М. Лариной от 20 октября 1984 года.[↩]
10. См.: «Комсомольская летопись», 1927, N 5/6, с. 75 – 76.[↩]
11. ЦГИА г. Москвы. Ф. 131. Оп. 74. Д. 458. Л. 193.[↩]
12. Энциклопедический словарь бр. Гранат, т. 41, ч. 1, к. 54.[↩]
13. И. Эренбург, Люди, годы, жизнь, т. 1, с. 78.[↩]
14. ГАРФ. Ф. 63 (1907 г.). Д. 2988.[↩]
15. И. Эренбург, Люди, годы, жизнь, т. 2, с. 163.[↩]
16. См.: «Минувшее», 22, СПб., 1997, с. 248 – 335.[↩]
17. Карл Эйнштейн (1885 – 1940) – немецкий поэт; Эренбург познакомился и подружился с ним осенью 1921 года в Берлине. «Это был веселый романтик, лысый, с огромной головой, на которой красовалась шишка. Он рассказывал, что был на Западном фронте солдатом и заболел психическим расстройством. Он напоминал мне моих давних друзей, завсегдатаев «Ротонды», и любовью к негритянской скульптуре, и кощунственными стихами, и тем сочетанием отчаяния с надеждой, которое уже казалось воздухом минувшей эпохи» (И. Эренбург, Люди, годы, жизнь, т. 1, с. 382).[↩]
18. »Карл Эйнштейн написал пьесу о Христе. Его предали суду за богохульство. Я пошел на судебное разбирательство. Происходило это в полутемном, мрачном зале. Обычно понятие религиозного фанатизма связывают с католицизмом, с папскими буллами, с инквизицией. Однако медика Сервета сожгли не католики, а кальвинисты, которых католики считали вольнодумцами, – сожгли за то, что он не связывал функций организма с провидением. Эксперты на процессе Карла Эйнштейна цитировали труды просвещенных теологов XX века» (И. Эренбург, Люди, годы, жизнь, т. 1, с. 382 – 383). [↩]
19. Видимо, это слово Эренбург услышал от Бухарина.[↩]
20. О каком тексте Пастернака, находившегося в ту пору в Берлине, идет речь, неизвестно; в «Известиях» в ту пору Пастернак не печатался.[↩]
21. С немецким писателем Леонгардом Франком (1882 – 1961) Эренбург встречался в Берлине в те годы и потом в Париже (см.: И. Эренбург, Люди, годы, жизнь, т. 1, с. 384 – 385).[↩]
22. Французский архитектор Ле Корбюзье (Шарль Эдуар Жаннере; 1887 – 1965) печатался в обоих вышедших номерах журнала «Вещь»; в свою очередь статьи Эренбурга публиковались в редактируемом Ле Корбюзье журнале «Эспри нуво»; дружеское знакомство Эренбурга и Ле Корбюзье продолжалось несколько десятилетий; письма Ле Корбюзье к Эренбургу еще не опубликованы.[↩]
23. Альбер Глез (1881 – 1953) – французский художник, теоретик кубизма; печатался в журнале «Вещь». [↩]
24. Французский поэт Блез Сандрар (1887 – 1961) был дружен с Эренбургом в Париже еще в 1910-е годы (см.: И. Эренбург, Люди, годы, жизнь, т. 1, с. 182); участие Сандрара было объявлено в журнале «Вещь»; перевод Эренбурга из Сандрара напечатан в бухаринском «Прожекторе» (1924, N 8).[↩]
25. Первое советское издание «Хулио Хуренито» вышло в Госиздате в 1923 году с предисловием Бухарина (вошло в кн.: Николай Бухарин, Революция и культура. Статьи и выступления 1923 – 1936 годов, М., 1993), назвавшего роман Эренбурга «увлекательнейшей сатирой»; советские издания романа 1927 и 1928 годов также выходили с этим предисловием. В ноябре 1922 года Е. Г. Полонская сообщила Эренбургу, что в Петрограде ГПУ конфискует все экземпляры берлинского издания «Хулио Хуренито», как книги «опасной», поэтому поддержка Бухарина была важна для выхода книги в России. 25 ноября 1922 года Эренбург писал Полонской, что Госиздат намеревается снабдить издание «Хуренито» предисловием, «которое должны написать или Бухарин (я хотел), или Покровский» (собрание публикатора).[↩]
26. Николай Леонидович Мещеряков (1865 – 1942) – старый большевик, в 1918 – 1924 годах член редакции «Правды», с 1920 года – заведующий Госиздатом РСФСР; в апреле 1923 года похвалил в «Правде» стихи Эренбурга из альманаха «Костры»; в начале 1923 года, как сообщил Эренбургу А. К. Воронский, Мещеряков воспротивился изданию романа «Жизнь и гибель Николая Курбова».[↩]
27. Книга Эренбурга «Шесть повестей о легких концах» вышла в берлинском издательстве «Геликон» в августе 1922 года с иллюстрациями Эль Лисицкого.[↩]
28. Имеется в виду «Правда».[↩]
29. 29 октября 1922 года Эренбург писал Полонской: «Приехал Маяковский, Гляжу на эту «глыбу» и радуюсь. Читал свои старые стихи (Флейта-позвоночник) – прекрасные стихи, сам разволновался. Было очень жутко»; на следующий день в письме Шкапской: «Здесь теперь Маяковский. Разговаривая с ним, мне приходится задирать к нему подбородок – и это очень показательно. Большой поэт. Огромный, глыбастый человек (между прочим, хочет казаться проще, примитивней, чем на самом деле)» (РГАЛИ. Ф. 2182. Оп. 1. Ед. хр. 543. Л. 17).[↩]
30. Все публикуемые здесь материалы личного архива Бухарина (в частности, переписка Бухарина и Эренбурга) хранятся в РЦХИДНИ, Ф. 329. Оп. 2. Ед. хр. 4.[↩]
31. И. Эренбург, Собр. соч. в 8-ми томах, т. 2, с. 164.[↩]
32. И. Эренбург, Люди, годы, жизнь, т. 2, с. 164 – 165.[↩]
33. Фотокопия, собрание публикатора.[↩][↩]
34. Григорий Алексеевич Алексинский (1879 – ?) – деятель русского социал-демократического движения, в 1905 году – большевик, затем меньшевик; с 1918 года в эмиграции.[↩]
35. Г. Лелевич (Лабори Гилелевич Калмансон; 1901 – 1945?) – литературный критик, один из вождей напостовцев; неоднократно выступал с политическими нападками на Эренбурга.[↩]
36. Илья Ионов (Илья Ионович Бернштейн; 1887 – 1942?) – пролетарский поэт, влиятельный издательский деятель, глава Ленгиза; шурин Зиновьева. В октябре-ноябре 1924 года Эренбург заключил с Ленгизом договор на издание романа «Рвач» и высылал издательству рукопись романа партиями; 23 декабря Эренбург писал Ионову: «Окончил «Рвача», выслал на Ваше имя. Очень прошу Вас сделать все возможное, чтобы роман был напечатан без купюр <…> Очень прошу Вас также распорядиться о незамедлительной высылке мне денег. Крайне в оных нуждаюсь». На этом письме резолюция Ионова: «Денег больше не высылать. Печатать не будем» (ЦГАЛИ СПб. Ф. 2913. Оп. 1. Д. 237. Л. 38). Только 29 января 1925 года издательство сообщило Эренбургу: «Тов. Ионов, ознакомившись с содержанием Вашего романа, пришел к заключению, что выпуск его в пределах СССР невозможен» (там же. Л. 34).[↩]
37. РКП(б).[↩]
38. Видимо, речь идет о выступлении Н. И. Бухарина в Колонном зале Дома союзов 13 марта 1925 года на диспуте о формальном методе в искусстве; выступление было напечатано в N 3 «Красной нови» за 1925 год (см.: Николай Бухарин, Революция и культура).[↩]
39. »Приехав в Москву весной (в конце мая. – Б. Ф.) 1926 года, я поселился в гостинице на Балчуге; за номер брали много, а с деньгами у меня было туго. Меня приютили Катя (Е. О. Сорокина – первая жена Эренбурга. – Б. Ф.) и Тихон Иванович (Сорокин, ее второй муж. – Б. Ф.); жили они в Проточном переулке…» (И. Эренбург, Люди, годы, жизнь, т. 1, с. 459).» [↩]
40. См.: «НЛО», N 19 (1996), с. 178.[↩]
41. »Дни», Париж, 5 февраля 1928 года; см. также: «Русская литература», 1997, N 2. [↩]
42. Имеется в виду А. Н. Тихонов – директор московского издательства «Круг», у которого находилась рукопись романа.[↩]