И венок поплыл…. Алексей Ремизов: начало

В приснопамятные времена жил да был такой журнал – «Советская литература на иностранных языках». Довелось в нем работать. Как-то раз устроили нам экскурсию в типографию, где журнал печатался. Зябким утром горстка добровольцев собралась в Трехпрудном переулке, 9 – у подъезда с ажурной трехстворчатой дверью. Дом был диковинный. С левой стороны – остроконечные башенки. Окна – и огромные, и узкие, как бойницы, а еще одно – круглое – сияло наверху глазом циклопа. Затейливый декор по всему фасаду: барельеф типографских рабочих, искусная лепнина – цветы – и маленькие, и громадные – на угловой башне… Это и была «наша» типография. В недавнем прошлом – «Искра революции», теперь просто типография N 7.
Сначала пошли по цехам. Под конец пригласили нас на недолгую беседу. Поразила комната – небольшая, очень светлая – окно, окно во всю стену…
Недавно я эту комнату вспомнил и, кажется, узнал – в воспоминаниях Бориса Зайцева: «В первых годах века издавалась в Москве газета «Курьер» <…> «Курьер» помещался в переулке <…> чуть ли не в Трехпрудном <…> Возглавлял «Курьер» Яков Александрович Фейгин, хроменький, умный и спокойный. В сером пиджачке, но более европейского вида, иногда с цветочком в петлице, сидел он в небольшой, светлой комнате дома Мамонтовской типографии, читал рукописи, корректуры, ходил с палочкой, сильно прихрамывая, и довольно-таки бесшумно управлял своим заведением…»¹
Так вот где была дана путевка в большую литературную жизнь и Зайцеву, и Ремизову.
А тут и повод подоспел – поговорить на эту тему.

I
В январско-февральскои книжке «Вопросов литературы» за 2006 год опубликована статья Ю. Розанова «Террорист Каляев в рассказе А. Ремизова «Иван Купал». «Реальная» основа символического текста».
«Реальная» в кавычках, поскольку весь пафос статьи – раскрыть «символический шифр» названного рассказа, ключевой фигурой которого, по мнению автора, является Иван Платонович Каляев.
Увлеченность предметом исследования – палка о двух концах. С одной стороны – она побуждает «старателя» собрать (скажем даже – добыть) и выстроить в логический ряд массу фактов, помогающих – в данном случае – лучше почувствовать атмосферу вологодской ссылки и понять драматический характер отношений Ремизова и Каляева. Поскольку, вероятнее всего, Каляев действительно является прототипом одного из основных персонажей рассказа.
С другой стороны – как нам представляется – эта увлеченность может привести к передержкам в исследовании, своего рода «слепоте», когда игнорируются факты, очевидные до смешного.
Каляев объявляется героем повествования на том основании, что день рождения Ивана Платоновича – 24 июня – совпадает с праздником Ивана Купалы. Это подчеркнуто автором статьи.
Неужели Ю. Розанову не ведомо, что 24 июня – это, прежде всего, день рождения самого Ремизова? Десятки, сотни раз он обыгрывал этот факт, видя в нем именно символический смысл: «Оттого, должно быть, что родился я в Купальскую ночь…» Этой фразой начинаются несколько его автобиографий.
Да, Ремизов и Каляев родились в один день. Более того – и в один год – 1877-й. В статье об этом не говорится – видимо, чтобы не допустить мысли, что главным героем рассказа является сам Ремизов, и поэтика мифов и символов строится здесь на основе его биографии. Как, собственно говоря, во всем творчестве Ремизова. А Каляев, вернее, персонаж Иван Платонович, в дальнейших редакциях Иван Степанович (а не «Семенович», как утверждает Ю. Розанов), здесь естественен и необходим – для ключевой/поистине символической сцены рассказа – сцены с венком, которую автор статьи опять-таки оставляет без внимания.
Каляева роднит с Ремизовым не только дата появления на свет. Не менее важным Ремизов считал для себя 8 сентября 1902 года – дату его первой авторской публикации. Этот день он также называл днем своего рождения. Через полвека, автор уже десятков книг, он, как само собой разумеющееся, пишет Н. Кодрянской – тем самым числом 8 (21-го по новому стилю) сентября года 1951-го: «Сегодня праздник Рождества Богородицы – начало Бабьего лета. А мне исполняется 49 лет. Какой я тогда был гордый <…> 49 лет моего печатного слова, никогда не безразличного, промелькнули перед глазами памяти. Никого не было. И никто не стучал. И по лестнице шагов не слышно. И все-таки я подходил к двери и прислушивался далеким ухом»².
История девочки-изгоя в рассказе «Иван Купал», обоснованно соотносимая Ю. Розановым с событиями из жизни самого Ремизова, странным образом аукнулась в концовке этого письма. Одно не забудем: Ремизов постоянно творил миф о себе, и, по свидетельству многих близких ему людей, ни заброшенным, ни одиноким в такой степени он в ту пору не был.
Каляев, безусловно, близок Ремизову – они ровесники, начинали одинаково, оба оказались в ссылке. Дальнейшая трагическая судьба Каляева могла стать и ремизовской судьбой – его и лаской и таской пытались склонить к этому. Но – он выбрал другой путь. Начало этого пути отмечено днем 8 сентября 1902 года. И Каляев оказался непосредственным участником события, первым его добрым вестником.
Ю. Розанов приводит сцену из воспоминаний Ремизова: Каляев привез из Ярославля букет цветов для новоиспеченного автора, но торопливо вручает его лишь на другой день, вечером, перед уходом на вокзал. Букет, разумеется, важен. Это реальная основа того венка, который в рассказе «Иван Купал» будет брошен Иваном Платоновичем (Степановичем) в омут со словами «На тебя…».
Однако начало сцены с букетом – у Ремизова – не менее любопытно: «И вдруг неожиданно с вечерним поездом из Ярославля Иван Платонович Каляев: в редакции «Северного Края» получен из Москвы «Курьер» – 8 сентября 1902 года, – и в этом праздничном номере (Рождество Богородицы) – —
«Смотрите!» – Каляев торжествовал.
Он широко развернул газету, и в глаза ударило – электричеством: «Эпиталама» (Плач девушки перед замужеством) Николай Молдаванов, а ниже рассказ Канина «Терновая глушь»»³.
Ю. Розанов пересказывает случившееся своими словами: «8 сентября 1902 года в московской газете «Курьер» дебютировали два писателя: Н. Молдаванов с «зырянской эпиталамой» – «Плачем девушки перед замужеством» и В. Канин с рассказом «Терновая глушь»»##Вопросы литературы. 2006. N 1.

1. Зайцев Б. К. Собр. соч. Т. 9 (доп.). Дни. Мемуарные очерки. М.: Русская книга, 2000. С. 7, 8.
   Одна необходимая поправка: типография в Трехпрудном не была Мамонтовской. Та, Анатолия Ивановича Мамонтова (брата Саввы Ивановича), находилась неподалеку, в Леонтьевском переулке. Сейчас это дом N 5, в нем расположилась Ремесленная палата России.
   Мамонтовская типография нам тоже чрезвычайно интересна. В ней печаталась первая книга Ремизова – перевод с немецкого, выполненный им вместе с Всеволодом Мейерхольдом. Это была работа немецкого философа Альберта Родэ «Гауптман и Ницше. К объяснению «Потонувшего колокола»‘». Книга вышла в начале 1902 года (цензурное разрешение 29 января 1902 года) в серии «Библиотека классиков современной мысли». Эту серию с 1901 года издавал еще один автор «Курьера» – переводчик и книгоиздатель Владимир Михайлович Саблин. Книга «Гауптман и Ницше» вышла в изящной темно-зеленой обложке немалым по тому времени тиражом – 1200 экземпляров. [↩]
2. Кодрянская Наталья. Ремизов в своих письмах. Париж, 1977. С. 200.[↩]
3. Ремизов А. М. Собр. соч. в 10 тт. Т. 8. М.: Русская книга, 2000. С. 455. [↩]