И уму и сердцу– одновременно

1. Существует ли начальный толчок, разжигающий творческое воображение, или наоборот, само воображение создает такие толчки? Не знаю. Пробовал примерять по собственным книгам, но уверенного ответа не нашел. Каждая книга складывалась как-то по-своему.

В одном случае вроде бы явственно играл существенную роль некий определенный толчок, то есть внезапно возникшая интересная мысль, которая затем становилась ведущей, все остальное себе подчиняющей и организующей развитие сюжетных линий, конфликтов, характеров в т. д.

В другом случае самые разные и непоследовательные мысля долго и надоедливо, как комары в теплый и сухой вечер, толклись «над головой», не затрагивая творческое сознание, и какая из них, опять-таки как комар, первой вонзила свое тонкое и острое жальце и заразила «малярийной лихорадкой» желания скорее схватить перо и писать, писать, – не разберешься. Скорее всего все комары – не один какой-то из них – были малярийные. А может, и вообще комары ни при чем, лихорадка оказалась другого происхождения, и конец ее инкубационного периода просто совпал с прогулкой тихим и теплым вечером.

В третьем случае… Впрочем, говорилось уже, сколько книг, столько и разных случаев.

Но вот неведомо с чего начатая работа все же пошла.

Да, тогда приходится неизбежно переселяться в души своих литературных героев. Но попробуйте расставить фигуры на шахматной доске и потом сыграть партию в одиночку, и за белых и за черных, честно стараясь победить и теми и другими. В книге-то будут бороться между собою тоже и «белые» и «черные»! И делать ходы за них нужно всякий раз, не только становясь то по одну, то по другую сторону доски, а и с непременной уверенностью, что каждый твой ход – самый правильный и самый лучший.

Общий теоретический посыл этого как будто бы достаточно ясен. А вот живая практика, секреты» претворения теории в практику… Такие «секреты» остаются тайнами прежде всего для меня самого. Ведь нельзя же считать всерьез «способом тренировки воображения» работу за письменным столом в пиджаке, не надетом с рукавами, а свободно накинутом на плечи! Или определенную жесткость (мягкость) пера чернильной авторучки, которой набрасывается самый начальный черновик рукописи! А может быть, в этом как раз и заключаются даже тебе самому неведомые «секреты»?

Но так или иначе, а создавать своих героев – и любимых и нелюбимых, «белых» и «черных» – необходимо только «изнутри», так, как мы разглядываем звездный небосвод, раскинувшийся высоко над нами, и не имея возможности собственными глазами с такою же отчетливостью увидеть в натуре земное ядро. Не знаю, кто как, но лично я, когда оглядываю ночные лучистые бездны Вселенной, то чувствую себя ее составной частицей, мечтой сливаюсь с нею и логику ее бесконечности хорошо понимаю; попытка же умственным взором обратиться в глубочайшие недра Земли, в ее раскаленную магму, сразу же переводит меня из фантазера, мечтателя в разряд сухих, рационалистических математиков, для которых действительна только логика формул, цифр, теорем, а не логика свободного полета творческой мысли. Реактивная тяга способна вырвать ракету из оков земного притяжения и унести в безграничный Космос, но если эту же ракету повернуть двигателями вверх и включить их на полную силу, в глубь Земли, к ее центру, снаряду все равно не пробиться, даже при том обстоятельстве, что земное тяготение будет уже не тормозом, а помощником ракетных двигателей. И это все к размышлениям о постижении души своего литературного героя. «Снаружи» ее оболочку, как земную кору, не пробить, входить в нее надо лишь «изнутри», как в Космос.

Возникает вопрос: но это ведь тоже расчет почти математический, и даже больше – строго математический? Без помощи ЭВМ в Космос не отправляются.

Верно. Отправляясь с творческим поиском в души избранных тобою героев, непременно в тот миг включаешь и некую свою ЭВМ. Только вот как она устроена – не знаю. Физиологи и биологи мне досконально объяснили назначение и функцию каждой клеточки моего организма, но ЭВМ нигде в нем не нашли. Не нашли, а между тем она действует. И помогает входить в души литературных героев именно «изнутри». И обладает способностью не только регистрационной по отношению к поступкам этих героев, но и оценочной – их нравственной сущности.

Внешние приметы эпохи, которой принадлежат действия твоих героев, вполне возможно – и должно! – извлечь из анналов истории, из любых письменных и устных достоверных свидетельств. Конечно, соотнося их с текущим временем. Но психологию действующих в художественном произведении лиц надо разрабатывать только тебе самому. Тоже соотнося ее и с конкретной минувшей эпохой, и с общественной атмосферой этого дня, а все же памятуя, что одни и те же черты характера человеческого присущи могут быть каким угодно историческим пластам времени и не всегда впрямую зависят от него. Собственно, в этом, пожалуй, и заключаются многие драматические ситуации, которыми всегда так богата жизнь.

Художественное произведение в конечном счете продукт и жизни, и свободного творческого воображения, ибо именно этим оно и отличается от любой другой литературной работы. И что же в наибольшей мере способствует развитию творческого воображения? – так поставлен вопрос.

На мой взгляд, прежде всего, нестесненность художника во времени, не висящие над ним дамокловым мечом сроки сдачи рукописи в производство, возможность на любом этапе, включая типографскую верстку, исправлять и переделывать свои работы до тех пор, пока он не скажет себе: «Кончено, больше ничего не могу ни прибавить и ни убавить!» И второе, не менее важное, – это хорошо знать предмет, о котором ты пишешь. Можно твердый металл превратить в жидкость и далее в газ, заполняя им огромные пространства, но даже из бесконечного вакуума не извлечешь и единой молекулы вещества, когда его там попросту нет. Самое пылкое воображение развивается только тогда, когда оно отталкивается от реальности.

Что же касается вдохновения, сказать когда и как оно приходит – это все равно что объяснить, как приходит, допустим, хорошее настроение. Или вообще объяснить, что такое, собственно, само вдохновение.

Работа, которая спорится, которая приносит тебе глубокое духовное удовлетворение, – вот основная константа, определяющая творческий процесс. Но вдохновение ли это, такое состояние, поскольку оно не предшествует началу работы, а является как бы ее спутником и даже результатом? Не знаю.

Однако без вдохновения работать тоже невозможно. Этим и отличается человек от машины, этим и отличается творческий труд от повседневно-привычного, монотонно-однообразного. И тогда, может быть, вдохновение – просто в яростном преодолении в себе известного чувства лени, физической и духовной успокоенности?