И. Э. Бабель – редактор и переводчик Ги де Мопассана (Материалы к творческой биографии писателя).. Вступительная статья, публикация, комментарий Е. Погорельской
«Зимой шестнадцатого года я очутился в Петербурге с фальшивым паспортом и без гроша денег. Приютил меня учитель русской словесности – Алексей Казанцев…» 1 Так начинает И. Э. Бабель свой знаменитый автобиографический рассказ «Гюи де Мопассан». Дело здесь, однако, не в отображении реальных обстоятельств жизни писателя2. Гораздо важнее вложенные в уста героя и рассыпанные по страницам рассказа тонкие профессиональные замечания Бабеля о художественном переводе, о «свободной, текучей, с длинным дыханием страсти» фразе Мопассана, наконец, просто об умении писать, создавать художественный текст, наполняя его жизнью. «Фраза рождается на свет хорошей и дурной в одно и то же время, – читаем в рассказе. – Тайна заключается в повороте, едва ощутимом. Рычаг должен лежать в руке и обогреваться. Повернуть его надо один раз, а не два».
Рассказ «Гюи де Мопассан» увидел свет в июне 1932 года3, хотя написан был, по свидетельству Бабеля, значительно раньше, в 1920-1922 годах. Это был далеко не единственный случай в творчестве Бабеля, когда между созданием и опубликованием произведения проходил такой длительный отрезок времени. Сам автор оценивал этот рассказ лишь как «творческий опыт, этюд», не претендующий на раскрытие социального значения французского классика4. Но знаменательно то, что в этой изящнейшей и столь мастерски сделанной новелле, пролежавшей в его столе десять лет, предвосхищен – если уж говорить о ее автобиографичности – один весьма примечательный эпизод, произошедший между временем ее написания и первой публикацией и спустя десять лет после описанных в ней событий.
Речь идет о выходе в 1926 – 1927 годах в издательстве «Земля и фабрика» трехтомного собрания сочинений Мопассана под редакцией Бабеля, где были напечатаны и его собственные переводы (рассказы «Идиллия», «Признание» и «Болезнь Андре»)5.
Это три скромные книжечки в мягком переплете с обложками Натана Альтмана. Само по себе участие Бабеля делает издание значительным литературным событием, и, кроме того, оно было первым послереволюционным собранием сочинений Мопассана на русском языке (ранее выходили отдельные произведения и сборники избранных рассказов).
Подготовка и выход трехтомника Мопассана пришлись на время некоторого спада в собственной литературной работе Бабеля, переоценки им эстетических ценностей, пересмотра накопленного писательского опыта. И такое конкретное обращение к наследию любимого автора выглядело вполне естественным, тем более что собрание сочинений состояло преимущественно из новелл, коротких рассказов, то есть произведений именно того литературного жанра, в котором сам Бабель чувствовал себя наиболее свободно и великолепным мастером которого он был.В оттачивании своего мастерства Бабель не просто учился у великого французского писателя и испытывал на себе его влияние, но как бы впитывал его стиль и сам дух его произведений.
Мопассан не раз излагал свои взгляды на литературное творчество, воспринятые им от его учителя Гюстава Флобера. «Какова бы ни была вещь, о которой вы заговорили, – писал, например, Мопассан в предисловии к роману «Пьер и Жан», – имеется только одно существительное, чтобы назвать ее, только один глагол, чтобы обозначить ее действие, только одно прилагательное, чтобы ее определить. И нужно искать до тех пор, пока не будут найдены это существительное, этот глагол и это прилагательное…»6.
«Поменьше существительных, глаголов и прилагательных, смысл которых почти неуловим, – развивает далее свою мысль Мопассан, – но побольше непохожих друг на друга фраз, различно построенных, умело размеренных, исполненных звучности и искусного ритма…». Писатель настаивает на такой «обработке» фразы, чтобы стало возможным «заставить ее сказать все, даже то, чего она буквально не выражает, наполнить ее подразумеваемым смыслом, тайными и невысказанными намерениями»7.
Как здесь не вспомнить тот «едва ощутимый» поворот «рычага», заключающий в себе тайну писательского мастерства, и ту «свободную, текучую» фразу самого Мопассана, о которых говорится в рассказе Бабеля. Или еще один пассаж из того же произведения: «Никакое железо не может войти в человеческое сердце так леденяще, как точка, поставленная вовремя».
Уместно в этой связи привести фрагмент из воспоминаний Льва Славина: «С годами Бабель <… > стал писать проще <…> Он избавлялся от стилистических преувеличений. Это, между прочим, отразилось на его отношении к Мопассану. В ранние одесские годы он говорил:
– Когда-то мне нравился Мопассан. Сейчас я разлюбил его.
Но, как известно, и этот период прошел. Избавляясь от стилистических излишеств, Бабель снова полюбил Мопассана (выделено мной. – Е. Я.)8 «.
Издание, вышедшее под редакцией Бабеля, называлось собранием сочинений, однако точнее было бы его определить как трехтомник рассказов или как три сборника рассказов. Сюда вошли тридцать две новеллы Мопассана, примерно десятая их часть. Объем собрания сочинений диктовался, вероятно, издательством, но выбор рассказов, думается, полностью зависел от редактора. И именно благодаря писательскому чутью Бабеля и его знанию творчества Мопассана новеллистическое наследие последнего, несмотря на небольшой объем издания, представлено достаточно разнообразно.
Весьма интересна и композиция трехтомника. Известно, что Мопассан, публикуя свои новеллы сначала в журналах, объединял их затем в сборники, большая часть которых носила название первого рассказа. Естественно, он сам решал, какую новеллу поставить на первое место. Первое произведение как бы настраивает читателя на определенную волну, задает тон всей книжке, намечает основную тему. Бабель-редактор следует этому авторскому принципу, но формирует сборники рассказов Мопассана по-своему и называет их соответственно: «Деревянные башмаки», «Награжден орденом» и «Пышка»9. Кстати, в собрании сочинений напечатан только один заглавный рассказ Мопассана – «Туан», который как раз завершает третий том, а значит, и все издание. Но и в нашем случае произведение, открывающее том и дающее ему название, тоже выбрано не случайно.В своих сборниках Мопассан стремился соблюсти тематическое, проблемное или композиционное единство, часто рассказы были объединены общей тональностью.Компонуя издание, Бабель помещает рассказы из одного сборника Мопассана в разные тома и, наоборот, в один том рассказы из разных сборников, не соблюдая хронологический принцип. Однако все три книги, вышедшие под редакцией Бабеля, отмечены тем же внутренним единством – тематическим, проблемным, социальным, сюжетно-композиционным, тональным, – что и сборники самого Мопассана.
В построении этого собрания сочинений и каждого тома примечательны еще две особенности, которые свойственны не столько отдельным сборникам Мопассана, сколько его новеллистическому творчеству в целом. С одной стороны, это тематическое разнообразие рассказов, с другой – наличие нескольких произведений на одну и ту же тему. В каждом томе можно выделить как минимум две тематические подгруппы. Причем интересно отметить, что во всех трех книжках отсутствует на первый взгляд строгая композиция, то есть новеллы, посвященные разным темам, даются вперемешку, идет постоянная перебивка планов, тональности, что создает эффект неожиданности в читательском восприятии. В то же время в одной книге есть рассказы, не просто образующие тематические пары, но и обладающие некоторым сюжетным сходством. Это, например, новеллы «Деревянные башмаки»10 и «Признание», «Покупка» и «Дело госпожи Люно» в первом томе; «Верхом» и «Ожерелье», «Ночь под Рождество» и «Шкаф» во втором; «Приключения Вальтера Шнаффса» и «Пленные» в третьем.
Какие же темы новеллистического наследия Мопассана представлены в каждом томе?
В первом томе – «Деревянные башмаки» – собраны рассказы, описывающие главным образом нравы и уклад нормандской деревни, хотя здесь можно выделить две группы рассказов с двумя разными линиями повествования.В ряде новелл речь идет о сделке, которая кажется абсолютно нелепой, порой просто нереальной, потому что заключается на немыслиых, невероятных с точки зрения здравого смысла условиях. Но у совершающих подобную сделку героев Мопассана, похоже, свое представление о жизни и своя логика.
Предметом сделки может стать любовь, как, например, в рассказах «Деревянные башмаки» и «Признание». Так, госпожу Маливуар («Признание») сильно обеспокоило и разгневало не само известие о беременности ее незамужней дочери Селесты – ведь если «это парень богатый, положительный, тогда дело может уладиться, тогда оно полбеды, история с животом у всякой девушки может приключиться»11. Хуже всего, что дочка согрешила с Политом, простым кучером, чтобы не платить ему всякий раз за проезд, когда ей приходилось отвозить на продажу в город птицу, яйца и другой товар. Но когда мать узнала, что за четыре месяца Селеста и выгадала-то на этом всего-навсего франков восемь, то «мужицкая, несдержанная ярость вырвалась тогда наружу; старуха набросилась на дочку и молотила ее до тех пор, пока совсем не обессилела». И все же, в конце концов, дело уладилось неожиданно мирно. Обессилевшая от побоев мадам Маливуар поинтересовалась у дочки:
«– Сказала ты ему про брюхо?..
– Не сказала, – пробормотала Селеста, – зачем бы я стала говорить…
– Почему же ты не сказала?
– Он заставил бы меня опять платить за проезд… Мать поразмыслила, взвалила на себя ведра.
– Вставай, корова, авось дотащишься как-нибудь… Старуха помолчала несколько мгновений, потом промолвила:
– И не смей болтать, пока он сам не увидит… Хоть бы пять месяцев оттягать у него…»12
Наверное, еще больше обескураживают читателя события в рассказах «Покупка» и «Дело госпожи Люно». И там, и там речь идет о тяжбе из-за нарушения условий сделки, но в обоих случаях конфликт, послуживший поводом для судебного иска, выглядит лишенным всякого смысла, комичным и совершенно абсурдным.
Кажется невероятным, но предметом купли-продажи может стать собственная жена («Покупка»), которую некто Брюман сторговал своему приятелю Корню по полторы тысячи франков за кубический метр. Не опасаясь обвинений в супружеской неверности, церковный служащий Ипполит Лякур подает иск на мадам Люно, отказавшуюся выплатить ему обещанные сто франков за то, что он стал отцом ее ребенка («Дело госпожи Люно»). Да и сама госпожа Люно, похоже, не боится огласки подлинного происхождения своей беременности, рискуя вовсе лишиться наследства, ради которого она и решила родить ребенка, только бы не расставаться со своими ста франками.
Сделка в рассказе «Бочонок» может поначалу показаться вполне нормальной: заключается договор о наследовании фермы за ежемесячную пожизненную плату. Однако жажда наживы и скупость толкают трактирщика Шико на жестокое и циничное преступление – фактически на убийство, которое, правда, нельзя доказать.
Другие рассказы первого тома окрашены в лирические («Мартина», «Ото, отец и сын»), драматические («Возвращение») и даже трагические («Бродяга») тона. И если симпатии автора вряд ли на стороне персонажей «Бочонка», «Покупки» или «Дела госпожи Люно» – Мопассан пишет о них со злой иронией, даже сарказмом, – то герои «Возвращения» или «Бродяги» вызывают у него сочувствие. Однако и в этих рассказах дело порой не обходится без своего рода сделки. Так, например, вернувшийся после долгих лет странствий Мартен спокойно предлагает новому мужу своей жены Левеку взять каждому своих детей, жену оставить то ли ему, то ли Левеку, все равно (решать Левеку), а вот дом должен принадлежать только ему, то есть Мартену («Возвращение»).
Несколько особняком стоит рассказ «Идиллия». В отличие от остальных новелл, герои «Идиллии» – не французы, а итальянцы, молодые крестьянка и плотник, едущие на заработки во Францию. Описание пейзажа настраивает читателя на лирическую волну: «Полуденное солнце осыпало берег огненным ливнем; май был на исходе; упоительное дуновение проникало в открытые окна вагонов. Лимонные и апельсиновые деревья цвели; подслащенные их испарения, такие густые и зажигательные, смешивались в безоблачном небе с дыханием роз…»13. Но своих героев Мопассан вовсе не идеализирует, и характеристика, данная им автором, говорит о том, насколько далеки они от совершенства. Она «была могучая крестьянка из Пьемонта, с черными глазами, с обширной грудью и мясистыми щеками», «он был худ, черен и покрыт угольным загаром людей, работающих на поле и сжигаемых солнцем»14. Да и говорили они только «о житейских, простых вещах, занимающих каждого простолюдина и дающих обильную пищу медленному, ограниченному его уму»15.
Тем не менее в вагоне поезда, едущего из Генуи в Марсель, между этими молодыми людьми происходит почти любовная сцена, напоенная подлинной страстью и усиленная описанием южного пейзажа. Но на самом деле все оказалось невероятно просто: он облегчил состояние кормилицы, не дававшей грудь со вчерашнего дня и очень страдавшей из-за этого, она напоила своим молоком юношу, который уже два дня ничего не ел.
Во втором томе дан другой социальный срез французского общества. Герои рассказов в основном чиновники, военные, представители дворянства и буржуазии. Скудость жизненных целей Сакремана, выраженная в его единственной мечте с самого детства – получить орден любой ценой и неизвестно за какие заслуги («Награжден орденом»); невероятная скупость госпожи Орейль, с невиданным упорством добивающейся от страховой компании возмещения убытков за испорченный зонтик («Дождевой зонтик»); четыре франка, решившие участь бедной собачки Пьеро, оставленной умирать в яме хозяйкой, за минуту до этого давшей слово любить ее до самой смерти («Пьеро»); низость капитана Соммервиля, истязавшего маленького сынишку своей возлюбленной ради удовлетворения плотских желаний («Болезнь Андре») – таковы нравы этого общества, обрисованные Мопассаном.
С другой стороны, писатель показывает подлинный трагизм существования человека в обществе, говоря его словами – «великие горести маленьких людей». Раскрытие характеров и ситуаций часто достигается в рассказах Мопассана использованием и постоянным обыгрыванием какой-либо детали, будь то, например, зонтик или орден Почетного легиона. Порой такая деталь превращается в своеобразный символ человеческих поступков и отношений. Подобным символом, подчеркивающим трагизм и даже нелепость жизни, становится бриллиантовое украшение в новелле «Ожерелье». Долгих десять лет бедности и лишений понадобилось прожить Матильде Луазель и ее мужу, чтобы выплатить долги за бриллиантовое ожерелье, купленное взамен потерянного чужого украшения, надетого на бал, который стал не Просто самым ярким, но и единственным событием ее жизни. Сходная ситуация описана в рассказе «Верхом». Непомерную цену пришлось заплатить бедному Гектору де Гриблену за всего лишь одну прогулку верхом на лошади по Елисейским полям в солнечный воскресный день.
Ряд новелл во втором томе посвящен теме продажной любви, многократно описанной в произведениях Мопассана. И эта тема представлена здесь достаточно многообразно.Настоящую трагедию переживает моряк Селестен Дюкло («Порт»), не узнавший в молодой проститутке свою подросшую сестренку Франсуазу и совершивший невольный инцест. Жутковатая картина предстает перед героем рассказа «Шкаф», обнаружившим в стенном шкафу малолетнего сына проститутки, который вынужден там прятаться, когда к ней приходят клиенты.Есть в книжке рассказ и о мужчине-проститутке («Заместитель») – еще одна вариация данной темы, также характерная для творчества Мопассана. Два солдата подрались на дуэли, но вовсе не из-за женщины, а из-за пяти франков за оказанные услуги, которые один отказался отдать другому, как было договорено заранее.
Обыгрывается в этом томе и тема супружеской неверности, как, например, в уже упоминавшейся «Болезни Андре» или отчасти в рассказе «Мститель», и незаконнорожденных детей, оставленных своими родителями. В рассказе «Покинутый» двое пожилых любовников из высшего света впервые увидели своего сына, воспитанного в крестьянской семье, совсем взрослым, перенявшим крестьянский уклад и привычки и ничего не унаследовавшим от своих настоящих родителей.А тема проституции переходит в третий том, открывающийся повестью «Пышка», которая в свою очередь является одним из четырех помещенных там произведений о франко-прусской войне. Кроме «Пышки» в третьем томе напечатаны рассказы «Приключения Вальтера Шнаффса», «Тетка Соваж» и «Пленные».
В рассказах «Приключения Вальтера Шнаффса» и «Пленные» война обрисована со смешной стороны, причем высмеиваются не только завоеватели, но и сами французы, комизм достигается показом несоответствия строго выполняемого воинского ритуала и мизерности результатов. Наоборот, в «Тетке Соваж» дана настоящая трагедия матери, свершившей страшную месть за гибель сына. Но в то же время это и трагедия всех матерей, потерявших на войне своих детей, в том числе и четырех немецких матерей, сыновья которых заживо сгорели во французской деревне, в доме Соваж.
Пожалуй, трудно обозначить общую тему остальных пяти произведений третьего тома, но зато все они подходят под определение новеллы, которое Бабель в свое время вычитал у Гете. Как, впрочем, подходят под это определение и многие из перечисленных здесь рассказов Мопассана. «Это определение новеллы очень просто, – говорил Бабель, – это есть рассказ о необыкновенном происшествии»16.
Взять хотя бы новеллу «Туан». Разве не удивительно, что живого человека, здоровенного мужика, пусть и разбитого параличом, используют как наседку для высиживания цыплят, да вдобавок он и сам гордится своим неожиданным отцовством. Вот уж поистине «необыкновенное происшествие»!И разве не удивительно, что один из тяжких грехов – жадность – приводит безбожника и нечестивца Теодюля Сабо в лоно церкви и делает его примерным прихожанином («Исповедь Теодюля Сабо»)?Эти примеры можно было бы продолжить, но мы не ставили здесь задачи коснуться всех тридцати двух произведений Мопассана, вошедших в трехтомник. Нам важно было лишь кратко обрисовать работу Бабеля в качестве редактора-составителя этого собрания сочинений и проследить за логикой его выбора рассказов Мопассана.
Не трудно было заметить, что подробнее всего мы остановились на «Идиллии» и «Признании». Эти две новеллы связывают Бабеля – автора рассказа о Мопассане и переводчика его произведений.
В рассказе «Гюи де Мопассан» речь идет о трех новеллах: «Мисс Гарриэт», «Идиллия» и «Признание»17.»Мисс Гарриэт» там только упоминается, она лишь служит поводом для рассуждений героя о труде писателя и переводчика. Об «Идиллии» говорится подробнее, в небольшом абзаце передано основное ее содержание.И наконец, у Бабеля дается целый пересказ «Признания», и не просто пересказ, а самая суть, квинтэссенция новеллы Мопассана. Трудно удержаться, чтобы не привести почти полностью этот изумительный отрывок. «Итак, «Признание», – пишет Бабель. – Солнце – герой этого рассказа, le soleil de prance… Расплавленные капли солнца, упав на рыжую Селесту, превратились в веснушки. Солнце отполировало отвесными своими лучами, вином и яблочным сидром рожу кучера Полита. Два раза в неделю Селеста возила в город на продажу сливки, яйца и куриц. Она платила Политу за проезд десять су за себя и четыре су за корзину. И в каждую поездку Полит, подмигивая, справлялся у рыжей Селесты: «Когда же мы позабавимся, ma belle?» – «Что это значит, мсье Полит?» Подпрыгивая на козлах, кучер объяснил: «Позабавиться – это значит позабавиться, черт меня побери… Парень с девкой – музыки не надо…» – «Я не люблю таких шуток, мсье Полит», – ответила Селеста и отодвинула от парня свои юбки, нависшие над могучими икрами в красных чулках18.
Но этот дьявол Полит все хохотал, все кашлял, – когда-нибудь мы позабавимся, ma belle, – и веселые слезы катились по его лицу цвета кирпичной крови и вина <…>
Се diable de Polit… За два года Селеста переплатила ему сорок восемь франков. Это пятьдесят франков без двух. В конце второго года, когда они были одни в дилижансе и Полит, хвативший сидра перед отъездом, спросил по своему обыкновению: «А не позабавиться ли нам сегодня, мамзель Селеста?» – она ответила, потупив глаза: «Я к вашим услугам, мсье Полит…»»
Собственно на этом рассказе и выстроен дальнейший сюжет «Гюи де Мопассана». Бабель как будто бы «переписывает»»Признание», нарочно допуская некоторые неточности «перевода» и вольности в изложении содержания.
Новелла «Мисс Гарриэт» осталась за пределами трехтомника, свои переводы двух других произведений, о которых шла речь в рассказе, посвященном Мопассану, и к которым Бабель, по-видимому, питал особый интерес, он опубликовал в первом томе. Третьим переведенным им рассказом стала напечатанная во втором томе «Болезнь Андре».
Думается, нельзя утверждать наверняка, что «Идиллию» и «Признание» Бабель переводил только в период работы над трехтомником, существует вероятность того, что эти рассказы он перевел или начинал переводить раньше. Что касается новеллы «Болезнь Андре», то публикуемые ниже документы дают возможность точно датировать перевод концом марта – началом апреля 1926 года.
Многие переводы Бабель отобрал из предшествующих, дореволюционных, изданий Мопассана19, тринадцать – включая три бабелевских – сделаны специально для данного трехтомника.
Как мы помним, героя рассказа «Гюи де Мопассан» случай свел с наивной, не очень умной и уж тем более далекой от литературы и писательского труда дилетанткой, поэтому ему и приходилось исправлять чужой перевод, практически переписывая его заново. Но в реальной жизни в качестве редактора Мопассана Бабель сотрудничал с профессиональной переводчицей и литературоведом Валентиной Александровной Дынник-Соколовой (1898 – 1979), которая перевела для этого издания десять рассказов и написала вступительную статью.Ко времени работы с Бабелем над трехтомником Мопассана В. А. Дынник уже опубликовала свои переводы стихов Э. Верхарна, Ш. Бодлера и П. Верлена. Спустя восемь лет, в 1934 году, выйдет ее большая книга о творчестве Анатоля Франса20. В конце 1950-х годов она примет участие в издании собрания сочинений Франса в качестве автора предисловия и переводчика «Острова пингвинов» (этот перевод выдержал не единственное издание). Она также автор ряда других работ по французской и современной русской литературе. Не чужда была В. А. Дынник и литературному сочинительству, писала стихи и рассказы.В фольклорном архиве Государственного Литературного музея хранятся письма и записки И. Э. Бабеля к В. А. Дынник и ее мужу, знаменитому профессору-фольклористу Юрию Матвеевичу Соколову (1889 – 1941)21, которые затрагивают малоизвестный эпизод творческой биографии писателя и охватывают период с 18 февраля по 13 мая 1926 года. Одно письмо, отправленное из Киева в Москву Ю. М. Соколову, датировано 24 октября 1928 года.Хотя большая часть этих писем относится ко времени работы над трехтомником, точнее, над первыми двумя книжками, знакомство писателя с четой Соколовых не ограничилось только этим периодом и творческим сотрудничеством с В. А. Дынник.В 1927 – 1928 годах Бабель жил в Париже, в сентябре 1928 года туда приезжает и Соколов с женой. В октябре Юрий Матвеевич возвращается в Москву, а Валентина Александровна остается на длительный срок в Париже, чтобы продолжить работу над книгой об Анатоле Франсе.
В их переписке часто упоминается имя Бабеля, Соколов посылает жене в Париж вырезки из «Правды» со статьями С. М. Буденного и А. М. Горького о «Конармии»22.
Среди писем Бабеля к В. А. Дынник оказался, кроме того, составленный писателем перечень рассказов Мопассана на французском и русском языках, которые, вероятно, он предполагал напечатать в собрании сочинений, а может быть, намечал для собственного перевода. Этот перечень также приводится в настоящей публикации вслед за письмом от 29 марта 1926 года.
Письма публикуются впервые, печатаются без сокращений.
В «Приложении» даны три рассказа Мопассана в переводе Бабеля, которые были опубликованы в трехтомном собрании сочинений в 1926 году и никогда более не воспроизводились.
- Здесь и далее цит. по: Бабель И. Собр. соч. в 2 тт. М., 2002, без последующих сносок.[↩]
- Как известно, Бабель действительно жил в Петербурге нелегально, а прототипом Казанцева был реальный человек – сотрудник «Новой жизни» по фамилии Кудрявцев.[↩]
- Рассказ «Гюи де Мопассан» впервые был напечатан в журнале «30 дней». 1932. N 6. Июнь.[↩]
- В беседе с сотрудниками журнала «Смена» («Смена». 1932. N 17 – 18).[↩]
- Мопассан Гюи де. Собр. соч. в 3 тт. / Пер. с фр. Под ред. И. Бабеля. М. -Л.: Земля и фабрика, [1926 – 1927]. В дальнейшем в ссылках на данное издание указываются том и номер страницы.В 1929 году в этом же издательстве как приложение к журналу «30 дней» вышло еще одно собрание сочинений Мопассана в 24-х книгах под общей редакцией и со вступительной статьей А. В. Луначарского.[↩]
- Мопассан Ги де. Полн. собр. соч. в 13 тт. Т. 9. М., 1948. С. 18.[↩]
- Там же.[↩]
- Воспоминания о Бабеле. М., 1989. С. 8.[↩]
- Как известно, повесть «Пышка», впервые напечатанная в 1880 году в книге «Меданские вечера», не входила ни в один из сборников, составленных самим Мопассаном.[↩]
- Во многих изданиях этот рассказ – «Les Sabots» – переведен как «Сабо», в некоторых – как «Башмаки». Здесь и далее приводятся русские варианты названий, использованные в данном трехтомнике. В дальнейшем другие переводы не оговариваются. [↩]
- Т. 1. С. 128. Перевод И. Э. Бабеля.[↩]
- Там же. С. 135.[↩]
- Т. 1. С. 35. Перевод И. Э. Бабеля.[↩]
- Там же. С. 34 – 35.[↩]
- Там же. С. 38.[↩]
- »Наш современник». 1964. N 4. С. 98. [↩]
- О мопассановских источниках рассказа, а также о проблемах интертекста у Бабеля подробно говорится в книге: Жолковский А. К., Ямпольский М. Б. Бабель/Babel. М.: Carte Blanche, 1994. В этой книгеупоминается также трехтомник Мопассана, вышедший под редакцией И. Э. Бабеля[↩]
- Одна из «неточностей» в изложении рассказа «Признание»: в оригинале на Селесте были надеты не красные, а синие чулки.[↩]
- В трехтомнике в основном были перепечатаны переводы из: Мопассан Гюи де. Полн. собр. соч. Новые переводы последнего юбилейного издания Ал. Чеботаревской, З. Венгеровой, Сергея Городецкого и др. – СПб.: Пантеон, 1909 – 1910. Два рассказа – «Приключения Вальтера Шнаффса» и «Любовь» – в переводе В. Н. Муромцевой напечатаны по: Мопассан Гюи де. Избранные рассказы. М.: Книгоиздательство писателей в Москве, [1918].[↩]
- Дынник В. Анатоль Франс. Творчество. М.: Художественная литература, 1934.[↩]
- ГЛМ. ФА. Инв. 50. Ед. хр. 369, 370, 568 – 570.[↩]
- РГАЛИ. Ф. 182. Оп. 1. Ед. хр. 88.[↩]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №4, 2005