«Не шей ты мне, матушка, красный сарафан…». Комическая семантика женского костюма в «Барышне-крестьянке»

В исследованиях о «Повестях Белкина» неоднократно отмечалась роль маскарадных мотивов «Барышни-крестьянки». Однако подробный анализ семантики костюма в этой новелле не проводился. Не претендуя на исчерпывающее объяснение костюмных реалий и их значения в новелле, мы постараемся проследить их театрально-пародийную семантику, рассчитанную на читателя 1830-х годов.

Начнем с того, что время действия «Барышни-крестьянки» по костюмам может быть датировано с погрешностью в пределах года или двух. В тексте настойчиво упоминается туго перетянутая талия мисс Жаксон; когда же Лиза пародийно изображает свою гувернантку, в ее костюме присутствует не только затянутый «в рюмочку» корсет, но и преувеличенно пышные рукава. Л. Краваль приводит пушкинский эскиз к «Барышне-крестьянке», на котором изображена стоящая спиной к зрителю девушка в длинном платье с корсетом и пышными рукавами, однако же отнюдь не гротескного характера¹.

По-видимому, это ее повседневное платье. До 1820 года носили короткие, свободные, перепоясанные под грудью платья, имитирующие античную тунику². А позднее? Об этом пишет Ф. Готтенрот: «Затем талия стала постепенно опускаться, но внизу оставалась прямой, а наверху снабжалась глубоким вырезом; юбка была книзу расширена и сохраняла свою воронкообразную форму благодаря жесткой нижней юбке, но в плечах и предплечьях платье подложено было толстыми пуховыми подушками или корзинообразными подставками. В этом направлении шли дальше. Около 1830 г. рукава имели форму окороков; вверху они были очень широки, от локтя или середины предплечья сужались и плотно обтягивали запястья; талия опускалась все ниже и сузилась наконец до «осиной талии», тогда как юбка, поддерживаемая несколькими нижними, становилась все более пышной на бедрах…»³

В этом описании вполне узнаваем костюм Лизы, позаимствованный ею у мисс Жаксон. Естественно, действие новеллы не может происходить позже времени ее написания, то есть 1830 года. Но у нас есть другая привязка – смерть Белкина, предполагаемого автора «Повестей». Она произошла осенью то ли 1828, то ли 1829 (по ранней редакции) года. Итак, события «Барышни-крестьянки» могли иметь место не ранее 1820 и не позднее 1828 года. Однако, учитывая скорость эволюции моды, как она описана у Готтенрота, необходим временной промежуток, для того чтобы корсет и рукава достигли утрированности мисс Жаксон. Поэтому наиболее вероятным временем действия являются 1825 – 1828 годы.

ТАК ЛИ ЧОПОРНА МИСС ЖАКСОН?

Мисс Жаксон, казалось бы, самый очевидный персонаж, в действительности требует особого комментария. В первую очередь потому, что мода, которой она следует, английской не является. Готтенрот указывает, что сама реформа женского платья в Европе в конце XVIII века (отказ от фижм и перетянутых талий) произошла под английским влиянием⁴ – малоизвестный факт, поскольку обычно эту реформу связывают с французской революцией и модой на античность. Псевдоантичным туникам революционных времен в действительности предшествовало уже наметившееся упрощение женского костюма во Франции по английскому образцу. Англичане Нового времени предпочитают комфорт: в конце XVIII века из Англии на континент попадает женская теплая куртка «спенсер»⁵. Спенсеры носили до 1840-х годов как дополнение к платью⁶. Для мисс Жаксон, англичанки и тем более «сорокалетней девицы», было бы логично носить просторное распашное платье и спенсер сверху. Так одевались все англичанки в ее молодости. Однако в одежде она следует моде одновременно недавней и не исконно английской по происхождению. Таким образом, за мнимой чопорностью мисс Жаксон проступает откровенное кокетство.

К тому же она злоупотребляет белилами и сурьмой, что тоже не является английской чертой. Традиционная английская культура, связанная с протестантизмом, осуждает избыток косметики на лице. Еще в 1589 году Дж. Флетчер, посетивший Россию, с неодобрением писал о размалеванных русских женщинах⁷⁷. И это было в XVI веке, когда косметикой пользовались повсеместно не только женщины, но и мужчины. В XIX же веке толстый слой белил и сурьмы на лице английской девушки погубил бы ее репутацию безвозвратно: наилучшим вариантом для приличной англичанки, тем более незамужней, считалось не пользоваться косметикой вообще. Однако, переехав в Россию, мисс Жаксон изо всех сил старается придать себе кокетливый вид, не заботясь о том, что в ее годы и с ее внешними данными это выглядит крайне нелепо.

Следует ли принимать всерьез ее заявление о том, что она «умирала со скуки в этой варварской России»⁸⁸Судя по ее погоне за модой, существование ее не совсем бесцельно. Она явно хочет казаться соблазнительной и разрешить свои личные проблемы. Не исключено, что объектом ее притязаний является сам вдовец Муромский, который об этом не догадывается. Русские дворяне, случалось, женились на незнатных иностранках, а еще чаще делали их своими любовницами, но ввиду нелепости внешнего вида мисс Жаксон никому из персонажей в голову не приходит, что она хочет казаться привлекательной. Поэтому ее так раздражает озорной характер Лизы – не столько из мнимой чопорности, сколько из зависти, потому что естественность Лизы заведомо предрасположена к большему успеху, чем уродливое кокетство мисс Жаксон. Естественность Лизы является более «английской», чем корсет и белила ее наставницы. Обида достигает апогея, когда Лиза является в образе самой мисс Жаксон и начинает весьма пошлый флирт с не узнавшим ее Алексеем Берестовым. Гувернантка воспринимает это не только как пародию на свою внешность, но и как недвусмысленный намек – ради чего на самом деле женщины перетягивают талию и белятся. Дополнительно следует прокомментировать имя героини. Разумеется, не мисс Жаксон, а мисс Джексон (Jackson) – так оно должно звучать по-английски. Хотя Пушкин был и не в ладах с английской фонетикой, он достоверно знал, как читается английское j, – об этом свидетельствует его заметка 1829 года, где имя шекспировской героини он транслитерирует как «Джюльета»⁹. (Он не мог почерпнуть это из перевода – в обоих русских переводах того времени Джульетта именовалась Юлией.) Следовательно, имя гувернантки намеренно «офранцужено», как, впрочем, и ее внешность. Пушкин насмехается над англоманией Муромского, который с трудом представляет себе, что такое «английское».

КРЕСТЬЯНСКИЕ АКСЕССУАРЫ И РЕАЛЬНЫЕ КРЕСТЬЯНКИ

Переодевание Лизы совершается дважды. Второе перевоплощение – в двойника мисс Жаксон – мы уже прокомментировали; остается ее преображение в крестьянку. К этому маскараду Лизы читатели, как правило, относятся совершенно некритично. Между тем характер его далеко не является однозначным.

Начнем с материалов, из которых Лиза шьет себе костюм. На сарафан она приобретает «синей китайки и медных пуговок». Китайка – хлопчатобумажная ткань, в крестьянском хозяйстве не производившаяся; ее, как и медные пуговицы, можно было достать только на базаре за наличные деньги. Барщинные крестьяне, а также значительное количество тех, кто платил оброк натуральными продуктами, почти никогда не имели наличных. В этом смысле Лиза поступает правильно, назвавшись дочерью кузнеца. Кузнецы были зажиточны, поскольку обслуживали все сословия, подковывая лошадей, и получали за это деньги. Кузнец мог себе позволить нарядить дочь в синюю китайку, дорогой по крестьянским меркам материал (крестьяне массово нарядятся в яркие цвета только несколько десятилетий спустя, после изобретения дешевых анилиновых красителей). Дочь общинного землепашца сшила бы себе одежду из пестряди или поскони. Затрапез, дешевая отечественная ткань фабричного производства, появился позднее, в 1840-х годах, и, видимо, был столь дурного качества, что одежда из него сразу же стала восприниматься как унизительная: уже в «Записках охотника» («Ермолай и мельничиха») провинившуюся горничную барин одевает в затрапез.

Более внимательное изучение происхождения и семантики Лизиного сарафана показывает, что в этой области имеется множество неясностей и «белых пятен». Р. Кирсанова в своем исследовании костюма XIX века о происхождении сарафана говорит весьма сумбурно, однако не сомневается в его древности. Единственный аргумент, который она приводит, – изображения женщин «в сарафанах и душегреях» на рисунках путешественников XVI века¹⁰. Эти рисунки в книге не опубликованы, а потому остается открытым вопрос, можно ли идентифицировать как сарафан одежду, до половины скрытую под душегреей.

Иногда в популярной литературе сарафан отождествляют с летником, но из описания Флетчера однозначно следует, что летником в допетровской Руси называлась одежда с рукавами, один из элементов многослойного женского костюма¹¹. Ничего похожего на сарафан Флетчер не упоминает. Вот описание одежды крестьянок XVI века: «Женщина, когда она хочет нарядиться, надевает красное или синее платье и под ним теплую меховую шубу зимой, а летом только две рубахи (ибо так они их называют), одну на другую, и дома, и выходя со двора»¹².

Речь у Флетчера идет о «белой рубашке» (нижней) и «красной рубашке» (верхней) – женской одежде допетровских времен, описанной и в исследовании И. Забелина¹³. Если высокородная женщина была обязана надевать поверх двух рубашек еще несколько слоев одежды, то крестьянки, видимо, пренебрегали светскими приличиями в пользу удобства. Однако у Забелина, скрупулезно реконструировавшего женский костюм допетровской Руси по иностранным и русским источникам, нет ни одного упоминания о сарафане или похожей по описанию одежде. Вся описанная им женская одежда имеет рукава, сплошные или разрезные. Описание женского костюма этой эпохи у Н. Костомарова, опубликованное в том же сборнике, менее подробно, но тоже не дает ни намека на существование сарафана в XVI – XVII веках¹⁴. Ни Забелин, ни Костомаров не отождествляют летник с сарафаном.

Лингвистический аспект тоже дает неутешительные результаты. По данным П. Черных, слово «сарафан», хотя и достаточно старое, до середины XVII века означало разновидность мужского кафтана – разумеется, с рукавами, поскольку безрукавные мужские одежды в России этого времени неизвестны¹⁵¹⁵. При этом Черных оговаривается, что в XVII веке иногда встречаются упоминания и «сарафана женского». Ничего необычного в этом нет – многие названия одежды допетровского времени были одинаковы для обоего пола, только к женским добавлялось пояснительное слово «женский». Тот же Костомаров упоминает «сарафанец» как род мужского зипуна## Костомаров Н. И. Указ.

1. Краваль Л. А. Рисунки Пушкина как графический дневник. М.: Наследие, 1997. С. 341. Пояснение к рисунку – на с. 41.[↩]
2. Готтенрот Ф. Иллюстрированная история материальной культуры. М. – СПб.: ACT, 2001. С. 428.[↩]
3. Там же.[↩]
4. Там же. С. 427.[↩]
5. Готтенрот Ф. Указ. соч. С. 427 – 428.[↩]
6. Проникновение спенсера в Россию датируется концом 1790-х годов – спенсер как часть официального костюма жен штатских служащих ввел Павел I. Об этом см.: Аксаков С. Т. Детские годы Багрова-внука.[↩]
7. Флетчер Дж. О государстве русском. М.: Захаров, 2002. С. 159.[↩]
8. Обычный речевой штамп иностранца, пребывающего в России, восходит еще к XVI веку, к запискам англичан-путешественников.[↩]
9. Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 17 тт. Т. 11. М.: Воскресенье, 1996. С. 83.[↩]
10. Кирсанова Р. М. Сценический костюм и театральная публика в России XIX века. М.; Калининград: Янтарный сказ; Артист. Режиссер. Театр, 1997. С. 313.[↩]
11. Флетчер Дж. Указ. соч. С. 161.[↩]
12. Там же. С. 161 – 162.[↩]
13. Забелин И. Е. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях // Быт и нравы русского народа в XVI и XVII столетиях. Смоленск: Русич, 2002.[↩]
14. Костомаров Н. И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях // Быт и нравы русского народа в XVI и XVII столетиях. С. 98 – 107.[↩]
15. Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка в 2-х тт. Т. 2. М., 2002. С. 140.[↩]