И. А. Гончаров. Обломов

И. А. Гончаров. Обломов. Роман в четырех частях. Изд. подгот. Л. Гейро, Л., «Наука» («Литературные памятники»), 1987, 696 с.

Далекому от литературоведения человеку покажется, должно быть, странным то обстоятельство, что, хотя у нас довольно часто появляются работы об «Обломове», и среди них немало остро прозвучавших, получивших не только академический, но и общественный резонанс, никто между тем до недавних пор не изучал пристально текстологической истории романа и связанных с ней проблем, а потому не обнаружил, – как это блестяще ныне сделала Л. С. Гейро, – что читаем мы не окончательную, а промежуточную редакцию «Обломова». Вообще говоря, Л. Гейро обнародовала этот факт уже несколько лет назад. В статье «О проблемах научного издания Гончарова»¹ она убедительно доказала, что к «Обломову» неприменим традиционный текстологический принцип, определяющий последнее прижизненное издание произведения как самый авторитетный текст. Не буду повторять здесь аргументации исследователя, проанализировавшего все редакции романа, выявившего множество разночтений и, как говорится, с фактами в руках показавшего, что печатать роман надо по отдельному изданию 1862 года, а не по прижизненному собранию сочинений Гончарова. Теперь нам предоставляется возможность не только принять или опровергнуть выводы текстолога, но и познакомиться с забытой и скорее всего основной редакцией «Обломова». При этом можно сверить варианты (в том числе рукописные, подробно воспроизведенные в этом издании), сопоставить разные печатные редакции романа (начиная с самой первой, журнальной, и кончая собранием сочинений), то есть еще раз пройти путь Л. Гейро, не преодолевая, однако, тех колоссальных трудностей, с которыми неизбежно сталкивается первооткрыватель. И если даже на таких льготных условиях кто-то отважится повторить скрупулезную работу текстолога, то нечто от радости открытия перепадет и на его долю. В самом деле, уже на первой странице романа обнаруживаются разночтения, причем не только мелкие (важные, конечно, и сами по себе), но и чрезвычайно значимые, можно сказать, концептуальные, заставляющие еще раз задуматься над образом центрального героя.

«Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица». Перед нами хорошо известный открывающий роман портрет Ильи Ильича Обломова. Уже здесь звучат и хорошо знакомые критические ноты – «отсутствие всякой определенной идеи». Сколько работ написано о «паразитизме» и «байбачестве» Обломова, и именно это «отсутствие… идеи» неизменно вменялось ему в вину. Присмотримся теперь к аналогичному фрагменту в редакции 1862 года (здесь и далее выделены слова, принадлежащие только этой редакции): «Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, гулявшими беспечно по стенам, по потолку, с тою неопределенною задумчивостью, которая показывает, что его ничто не занимает, ничто не тревожит» (стр.

1. »Русская литература», 1982, N 3.[↩]