Границы жанра

Хотелось бы высказаться о современном рассказе более резко. Меня легко поймать за руку, возмущенно предъявив в качестве примеров несколько, допустим, замечательных рассказов, появившихся в последнее время. Но я сознательно иду на обострение, утверждая недостаточность и несостоятельность современного рассказа.

Мы же и не говорим об отдельных рассказах, а делимся некими общими ощущениями и мыслями, возникшими у нас за последнее время от чтения и написания рассказов. У каждого из нас свой образ этого среднестатистического хорошего рассказа. У меня – свой. Так вот, если я говорю о «вообще-рассказе», то мне придется представить себе и «вообще-писателя». Это не так трудно сделать, потому что то оживление, которое существует в литературе, легко определяется конкретным и недалеким еще временем. Литературному процессу во времени более свойственны сгустки, порции, нежели равномерное распределение имен и достижений. Тот «призыв» в литературу, который произошел в середине 50-х годов, относится не только к тем, кто начинал в это время, но и к тем, кто продолжал снова, да и к тем, кто начинал позже. Так или иначе, это один призыв (теперь волны уже нет и представители на виду), и пока за ним не последовало другого.

Естественно, что при столь решительном броске рассказ, как малая и быстрая форма и школа, вышел на первое место, оттеснив другие жанры, круто расцвел и стал если и не равен, то достоин достижений великой русской прозы. Но прошло десять – пятнадцать лет, и писатель этого призыва постарел (издал несколько сборников, написал сценарий и переделал что-то в пьесу), но так и не выбрался из школы рассказа. Рассказ, правда, отточился, стал самым совершенным и отработанным жанром, но уже начал задыхаться сам в себе, становиться матричным, и возникло производство, выпечка рассказов на хорошем «канонном» уровне.

А это уже не очень интересно. Возрождение рассказа подтвердило в принципе возможность настоящего искусства – дальше уже требуется развитие прозы. Хороший прозаик обязательно проходит школу рассказа, но пишет и дальше (иногда рассказы). «Только» рассказчик – редкое явление; можно назвать Ю. Казакова и В. Шукшина – их приверженность жанру, отточенность и постоянство законов от рассказа к рассказу принимаешь, потому что это их писательская особенность. Остальной же хороший наш писатель воспринимается как автор каких-то произведений «и рассказов». И вдруг оказывается, что ничего на уровне его же собственных «и рассказов» у него нет или не идет в сравнение. То есть проза такого писателя не развивается далее, а рассказ уже не вмещает того, что сам автор хотел бы сказать, тем более того, что требует от него время, но он застыл с Поднятой ногой и не рискует перейти в соседнее, более просторное, помещение или не может. Конечно, нельзя знать, что там, в этом зале, и от незнания теряется решимость. И снова приходится садиться за рассказы, выписывать их по канону, который пока еще никто не осмелился назвать трафаретом, и появляются эти рассказы, про которые можно сказать, что они честны и профессиональны, даже, может, островаты и талантливы… Но как сперто и душно в них! Их читаешь, единственно наблюдая, как справляется с поставленной им же задачей автор, а он справляется – ну и что? Ни свободы, ни дыхания.