Границы свободного стиха

О свободном стихе в последнее время говорят особенно часто. У одних он вызывает раздражение, как какая-то незаконная и, в общем-то, ненужная форма, к которой обращаются главным образом легкомысленные молодые люди, забывшие высокие традиции ямбов и «ритмически четкого» стиха Маяковского (время идет, и то, что казалось ересью, становится каноном!). Для других верлибр – знамение раскрепощения поэзии, связанное с современным мироощущением и формальным новаторством. При этом границы явления оказываются удивительно зыбкими, и не только в дилетантских рассуждениях некоторых «практиков», но и в литературоведческих трудах.

Сам термин сейчас понимают и разъясняют по-разному. Достаточно сравнить концепцию А. Квятковского¹ с формулировкой Л. Тимофеева и Н. Венгрова. Л. Тимофеев и Н. Венгров пишут: «Свободный стих или Верлибр… – стих, в котором произвольно количество ударных и безударных слогов; не обязательно одинаковое число ударений в стихотворных строках; нет повторяющихся единообразных строф; может не быть и рифмы. В его основе лежит однородная синтаксическая организация, определяющая однородную интонацию, с которой произносят каждую из стихотворных строк-фраз свободного стиха. Эта повторяющаяся интонация, выраженная в схожем синтаксическом построении фразы, и определяет своеобразный ритм стихотворения» ².

С этой точки зрения к верлибру не могут быть причислены ни стих «Песен западных славян» Пушкина (строгость и последовательную стройность ритмической структуры которых показал недавно С. Бобров), ни четырехударники Маяковского, ни переводы Брюсова из Верхарна, ни «вольные ямбы»»Горя от ума». Однако все эти формы отнесены А. Квятковским к свободному стиху; о стихе грибоедовской комедии сказано, что это – «ямбовидная… формация верлибра» (стр. 67). Такое весьма широкое понимание свободного стиха объединяет блоковское «Она пришла с мороза…» и разностопный ямб под одной рубрикой.

Характерно, что во всех работах, затрагивающих проблему верлибра, в том или ином аспекте возникает понятие «проза». Границы между поэзией и «презренной прозой» все мы, фигурально выражаясь, держим открытыми. Кажется, только болгарский исследователь М. Янакиев в своей книге «Българско стихознание» решительно закрывает ее. Об этом он говорит достаточно ясно: «Не случайно, что советский литературовед Л. И. Тимофеев, решительный защитник «единства» формы (читай – стиха!) и содержания лирики, избегает рассмотрения вопроса о. «свободном стихе» (vers libre) в основном своем стиховедческом труде. Если мы согласимся с Тимофеевым, что «стих есть необходимая форма самого существования лирики», то придется признать, что и так называемый «свободный стих» (vers libre) действительно вид стиха, вид стихотворной речи, поскольку лирический характер верлибристских произведений не ставится под сомнение. Фактически же «свободный стих» в звучании своем не отличается от немерной, нестихотворной речи. Тупик! Или (1) «свободный стих» действительно вид стиха и лирика всегда «стихотворца», но ведь понятие «стих» так расширяет свой объем, что включается в понятие речи, то есть специфика стиха «исчезает», или (2) в выражении «свободный стих» слово «стих» употреблено не к месту, тогда окажется, что лирика – не обязательно стихи» ³.

Действительно ли мы приходим к логическому тупику, как полагает ученый? Верно ли, что верлибр переходит в прозу или адекватен ей? Или в свободном стихе наличествует доминирующий признак, присущий только данной форме и позволяющий заключить ее в отчетливые границы оригинальной системы поэтической речи?

СТИХ «В ЗАДАНИИ»

Говоря о верлибре как о прозе, которая притворяется стихами, М. Янакиев между прочим ссылается на опыт, проведенный в Софийском университете. Слушателям были прочитаны свободные стихи Блока и отрывки из метризированной прозы Андрея Белого. Студенты, за исключением одного, определили систему поэтической речи Блока как прозу, а прозу Белого как стихи. М. Янакиев замечает, что участникам опыта не было сказано, как написаны эти тексты⁴. Аргументация на первый взгляд может показаться убедительной. Но ученый не сообщает нам, как тексты были прочитаны.

Между тем читать и Блока, и Белого следовало, подчиняясь авторском» заданию, различному в каждом случае. Задание же «видит» тот, пред чьими глазами печатные строки.

Интереснейшее предисловие Л. Мартынова к его книге переводов «Поэты разных стран» графически представлено как проза:

«Я вспомнил их, и вот они пришли. Один в лохмотьях был, безбров и черен; схоластику отверг он, непокорен, за что и осужден был, опозорен и» говорят, не избежал петли,

То был Вийон.

Второй был пьян и вздорен, блаженненького под руки вели, а он взывал:

«Пречистая, внемли, житейский путь мой каменист и торен, кабатчикам попал я в кабалу, Нордау Макса принял я хулу, да и его ли только одного!»

То был Верлен.

А спутник у него был юн, насмешлив, ангелообразен, и всякое творил он волшебство…» и т. д. ⁵.

Читатель, для которого родной просодией является русская классическая просодия, конечно, ощущает и рифму, и пятистопный ямб. Однако отчетливость членения на строки слабеет (несмотря на характерную для Л. Мартынова рифменную цепочку). Речь течет убыстренно, подчиняясь синтаксису, знакам пунктуации, общему смысловому движению, – к примеру, после «А спутник у него…» нет паузы вопреки метру и рифме. Разбивка на абзацы оказывается более значащей, чем существующие только в потенции строфы. Можно понять писателя, подчеркнувшего таким образом рациональную сторону своего предисловия, концептуальность рассуждений в нем («Любой из нас имеет основанье добавить, беспристрастие храня, в чужую скорбь свое негодованье, в чужое тленье своего огня»). Здесь не только вдохновенье поэта, перед мысленным взором которого оживают Вийон и Рембо, но и спор литературоведа (даже не прозаика!) с коллегой – П. Антокольским. В произведении, озаглавленном «Проблема перевода», налицо немалая толика содержания, связанного с дискуссиями на страницах ежегодника «Мастерство перевода». Не случайно Л. Мартынов еще раз подчеркнул «непоэтичность» предисловия сноской с указанием на одну из статей в «Иностранной литературе».

В использованной поэтом форме есть нарочитая двойственность (присущая и прозе Белого, которую ученикам М. Янакиева читали как стихи). Любой же свободный стих, в том числе и блоковский, задан не как форма, лежащая «награни», а именно как стих. И двойственности тут нет никакой. Признаем ли мы за поэтом право на разбивку текста или нет, но он-то писал стихами и указывает нам на это, когда мы раскрываем книгу.

Появление выделенной строки означает, что автор осознает ее внутреннее единство, ее экспрессивность и фонетическую соотнесенность с другими строчками. Мы вправе искать принципы этого соотнесения параллельных рядов, потому что именно на нем держатся все просодии – у всех народов и во все времена.

Безотносительно к внутренней организации ряда четко фиксированные паузы сообщают речи особую ритмичность «непрозаического» порядка: графика указывает на необходимость остановки голоса в заданных местах. Кроме того, следует иметь в виду, что наиболее сильное ударение стоит обычно в конце фразы или ее синтаксически завершенной части, синтагмы. Главное логическое (и эмфатическое) ударение в графической строке приходится на последний слог и тогда, когда она лишена такой завершенности⁶.

Из сказанного следует, что графика оказывает существенное влияние на характер движения речевого потока, на ритмико-интонационное членение, на интонацию. От момента формального (расположение текста) мы переходим, таким образом, к моменту содержания.

Закон «единства и тесноты стихового ряда» (Ю. Тынянов) не менее важен для верлибра, чем для классического метра. В стихах любой структуры соединение нескольких строк в одну или, наоборот, разбивка ее на части тотчас же сказывается на интонации – она меняется, захватывая сферу содержания, ибо является его неотъемлемой частью.

В «Правдивой истории об Увенькае» Л. Мартынова есть строка: «Приобретенная в Китае, труба имеет золотая драконовидную резьбу…»

Разбейте эту двенадцатистопную строку по цезурам на три составляющие ее части:

Приобретенная в Китае,

Труба имеет золотая

Драконовидную резьбу…

Наш вариант несравненно хуже авторского, потому что новое членение противоречит интонации эпического повествования (отличающей всю вещь). Три строки вместо одной не нужны. Они нарушают логические связи, но не имеют внутреннего оправдания для такого нарушения⁷.

Стих (строка) всегда обозревается как целое. В верлибре, который представляет собой структуру несравненно менее гармоничную, мотивированность каждой концевой паузы не столь ясна. Но если перед нами полноценное художественное произведение (а закономерности системы могут быть выяснены только при условии анализа произведения полноценного), на внутреннюю необходимость ее можно и должно указать.

Отмеченная мотивированность имеет два аспекта – аспект содержания и аспект формы. С одной стороны, концевая пауза прямо относится к содержанию, интонации (то есть к идейно-эмоциональному началу). С другой – она существует как фактор, выявляющий и подчеркивающий корреспондирующие единицы, поскольку представляет их в параллельных рядах, каждый из которых есть относительно замкнутый сегмент речевого потока – синтагма, речевой такт. Графика ставит их в определенные, «непрозаические», отношения друг к другу.

Но здесь снова придется вернуться к определению свободного стиха в нашем литературоведении.

ТО, ЧЕГО НЕТ

В названной выше статье старейшего из русских стиховедов А. Квятковского о свободном стихе говорится как об «обширной и своеобразной области поэзии, почти обойденной теорией литературы» (стр. 60). В связи с этим исследователь считает главной задачей классификацию форм верлибра; попутно он, естественно, дает свое определение его.

Формулировка автора единственного за последние три десятилетия труда на данную тему представляет особый интерес⁸. Приведем его основной тезис.

Отметив, что проза не содержит в себе ни системы параллельных рядов, ни единства соизмеряемых элементов и что в этом следует видеть конструктивное отличие ее от стихов, А. Квятковский продолжает: «Структура правильного, строго метрического стиха состоит в системе периодических повторений количественной меры ритмического процесса. Правильные метрические стихи определенного размера равновелики и соизмеримы… В свободном же стихе, как «неправильном» по сравнению с метрическим, нет периодичности повторений. Строки здесь разновелики и количественно несоизмеримы. Здесь налицо разностройные речевые ряды, скрепленные между собой лишь некоторыми конструктивными элементами, и при наложении друг на друга эти ряды не совпадают. В этом – общее отличие свободного стиха от строго метрического».

Смысл понятия «некоторые конструктивные элементы» остается не до конца разъясненным. Не ясно, являются ли эти элементы специфичными для верлибра или нет. Обратим внимание также на то, что его характеристика держится на перечислении особенностей «правильных» систем стихосложения, а не тех, которые определяют данную систему.

А. Квятковский исключает восходящее к старой работе В. Жирмунского⁹ указание на однородную синтаксическую организацию как на существеннейший признак верлибра. У большинства же литературоведов этот признак продолжает оставаться едва ли не основным## См., например, в работах украинских литературоведов: В. М. Лесин, О. С. Пулинець, Короткий словник лiтературознавчих термiнiв, Изд. Киевского университета, 1960;

1. А. Квятковский, Русский свободный стих, «Вопросы литературы», 1963, N 12. Далее в ссылках на эту статью в тексте указывается страница.[↩]
2. Л. Тимофеев и Н. Венгров, Краткий словарь литературоведческих терминов, изд. 4-е, Учпедгиз, М. 1963, стр. 137.[↩]
3. М. Янакиев, Българско стихознание, «Наука и изкуство», София, 1960, стр. 9.[↩]
4. Там же, стр. 76.[↩]
5. Л. Мартынов, Проблема перевода – предисловие к кн.: «Поэты разных стран», «Прогресс», М. 1964, стр. 5.[↩]
6. См.: Л. Щерба, Опыты лингвистического толкования стихотворений, сб.: «Русская речь», Пг. 1923; и в докладе С. Шервинского «Смысловое ударение как стихологический элемент» в кн.: «Славянское языкознание. V Международный съезд славистов», Изд. АН СССР, М. 1963. О логическом ударении в стихе см. также: Marc Liddel, An introduction to the scientific, study of English Poetry, London, 1902.[↩]
7. «Сдвоенные» и «строенные» строки рифмованного четырехстопного ямба Л. Мартынов широко применяет в своих поэмах. В лирике же традиционная строка у поэта членится на более мелкие отрезки. Например:

   Вода

   Благоволила

   Литься…

   и т. д.

   Колебания в слоговом составе графической строки в конечном счете определяются преобладанием лирического или эпического начал, большей или меньшей эмоциональной насыщенностью данного отрывка.[↩]

8. Судя по сообщению «Литературной газеты» (10 августа 1965 года), к проблеме свободного стиха вернулся В. Жирмунский. Труд его, однако, еще не опубликован.[↩]
9. В. Жирмунский, Композиция лирических стихотворений, «ОПОЯЗ», Пг. 1921, стр. 87 – 90.[↩]