Горьковские «старики»: суд, вера и жизнь во времени

1 января 1919 года в московском Малом театре состоялась премьера новой пьесы Максима Горького «Старик». В стране шла Гражданская война, за неделю до премьеры, 26 декабря 1918 года, было опубликовано постановление ЦК РКП(б) «О политике военного ведомства», где указывалось на руководящую роль партии, которая через директивы, «в лице ее Центрального Комитета и под его непосредственным контролем» ведет борьбу по всей России с врагами пролетариата и эксплуатируемого класса за его полную свободу [Семыкин 2012]. Декрет Совнаркома «О красном терроре» был принят еще 5 сентября 1918 года. В борьбе за удержание власти жизнь человека была поставлена в зависимость от определяемого самой властью отношения к ней. Октябрьский переворот 1917 года привел к страшным социальным последствиям — время жизни любого человека разделилось на до и после. Классовое деление общества стало критерием отнесения человека к «прошлому» или «строящемуся будущему», а механизмом успешности и результативности для скорейшего наступления будущего объявлялась классовая борьба пролетариата с буржуазией — настоящего с прошлым страны. Создание и функционирование Чрезвычайной комиссии (ЧК) объяснялось читающей публике ее председателем М. Лацисом в разнообразных постановлениях, публиковавшихся в журналах того времени. Еще в июле 1918 года «красный террор» развернулся на большей части центральных губерний бывшей Российской империи. Эти губернии новые власти определили как «чехословацкий фронт» — Пермскую, Вятскую, Казанскую, Симбирскую, Самарскую, Саратовскую, Астраханскую, Уфимскую, Оренбургскую и Арзамасский уезд Нижегородской губернии [Лацис 1918]. Лацис объяснял, обосновывая идеологию большевиков и анализируя эффективность практической работы ВЧК [Лацис 1919; Лацис 1921]:

Мы уже не боремся против отдельных личностей, мы уничтожаем буржуазию как класс <…>

Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Вот эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого.

В этом смысл и суть Красного террора.

Прифронтовая полоса еще кишит белогвардейщиной. Здесь еще место красному террору.

Да здравствует Красный террор [Лацис 1918].

К январю 1919 года были распределены роли действующих лиц реальной жизненной сцены в Москве:

…Вся борьба с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности в Москве будет вестись Московской ЧК. Согласно постановлению Президиума и Пленума Московского Совета, коллегия МЧК утверждена в следующем составе: председателем — Дзержинский, заместитель — член президиума Московского Совета Бреслав, члены коллегии — Юровский, Манцев и Мессинг… [Хруцкий 1988]

Голод и холод — вот жизнь Москвы зимой 1919 года. Автор книги о творчестве актрисы Малого театра Веры Пашенной вспоминала:

Премьера «Старика» была сыграна 1 января 1919 года. Тогда Новый год не праздновали. Да и пришелся он на будний день — среду… Время стояло трудное. Холод и голод терпели и актеры, и зрители. Добираться до театра с рабочих окраин было нелегко. Однако на премьере Малый театр был, как всегда, полон… С огромным интересом отнеслась к «Старику» московская интеллигенция. Моя мать, тогда учительствова­вшая в Москве, в гимназии Травниковой на Новинском бульваре, жила в одной комнате замерзшей квартиры, а нас, детей, отец вывез в Подмосковье, спасая от голода и холода. Когда мы приезжали навещать маму, она, страстная театралка, непременно брала меня с собой на все спектакли Малого театра и МХТ. Вот так довелось мне в детстве увидеть «Старика»… Память сохранила ощущение праздника, запомнились рукоплещущие люди, много раз идущий занавес… [Толченова 1987]

Известно, что однажды вождь революции вместе с женой неожиданно приехал в Малый именно на горьковского «Старика». По воспоминаниям Пашенной, Ленин и Крупская «остались довольны и пьесой, и игрой актеров». Актриса объясняла это тем, что в спектакле, поставленном режиссером реалистического направления И. Платоном, была «и социальная основа, и заразительность мысли, и глубина решения — все то, что привлекает думающего зрителя <…> И поэтому сами (актеры.  — М. К.) ощущали, что работа театра получалась крупная, весомая» [Толченова 1987].

Итак, спустя год после большевицкого переворота, 24 октября 1918 года, М. Горький согласился на чтение пьесы «Старик» совету Малого театра. Как указывается в примечаниях Полного собрания сочинений М. Горького, пьеса была написана в 1915-м, шел второй год «первомировой» войны¹  [Ревякина 1972: 549].

До Малого театра Горький пьесу никому не предлагал, она не ставилась на сцене, не была опубликована. Современные театральные критики до сих пор считают ее драматургию слабой. Однако в 1918 году, в первую годовщину Октябрьской революции, она прозвучала актуально. А. Южин-Сумбатов в ответном письме Горькому сообщал: «Пьеса сделала исключительное впечатление при чтении ее в совете, принята им, конечно, единогласно» [Советский… 1968: 105]. Известный советский историк отечественного театрального искусства П. Марков обратил внимание на то, что в отзывах современников о спектакле жанр пьесы определялся как «мелодрама» и даже «уголовная мелодрама» [Треплев 1919; Эрманс 1919]. Золотницкий считал, что «трактовка «Старика» как мелодрамы в те дни могла показаться единственно современной», ибо в ней «не разоблачался Старик», не проповедовалась покорность и не поэтизировалось страдание. Малому театру той поры «подобные идеи были попросту непонятны и чужды» [Золот­ницкий 1982: 77].

Что же было важно Малому театру в пьесе Горького? Марков, определяя спектакль как «яркий и сильный», счел, что

режиссерски он был сделан в обычных для театра тонах, но общее приподнятое решение, декорации Юона, передававшие атмосферу спектакля в свойственных этому художнику ярких и чистых красках, и, наконец, крупный масштаб и слаженность актерского исполнения показали, что Малый театр если и не вскрыл всей философии пьесы, то нашел в Горьком драматурга, необыкновенно себе близкого. Особенно запомнились О. О. Садовская — такая мудрая, зоркая в роли няни, и В. Н. Пашенная — Девица, затаенная и скрытная, вспыхивавшая в конце сильнейшим внутренним бунтом [Марков 1974: 443].

Золотницкий же дал свое определение смысловому направлению и режиссуре Малого того времени — «близкой театру романтики быта, взятой теперь в повороте мелодрамы» [Золотницкий 1982: 77].

Вопросов к «философии пьесы» немало. Мне представляется важным понять ее сюжетный узел, ту связь, которой Горький стягивает вопросы времени жизни, отпущенного человеку, возможности/невозможности суда человека над человеком и роли веры в этой связке. В самых разных произведениях Горького немало выписано образов стариков. На склоне лет суждения о жизни набирают или могут набрать известную мудрость. Это время подведения итогов, возможно, попытка что-то исправить или сожалеть о несделанном. Пьеса «Старик» для Горького была не только фактом его драматургической биографии, о чем в литературе по истории театра сказано достаточно. Если принять во внимание время завершения работы над пьесой и чтение ее в октябре 1918 года в Малом театре, то сюжет пьесы можно рассматривать как своего рода параллель к революционному опыту России 1917–1918 годов, крутым социальным переменам, ломающим человеческие судьбы. Насколько люди, попав в водоворот истории или какого-то конкретного события, властны над временем своей жизни? Насколько они могут или не могут ответить на «суде истории»? И, собственно, кто творит этот суд и несет за него ответственность?..

Анализ текста пьесы, однако, правильно начать с другого, более раннего произведения Горького — небольшого рассказа, «миниатюры» по жанровому определению самого писателя, с тем же названием — «Старик»². Смысл миниатюры — выяснить отношение человека и Жизни. Говоря философским языком, Жизнь — субстанциональная основа этой притчевой миниатюры, она в центре события-повествования. Жизнь — персонифицирована, как это было еще со времен барочной драмы. Она окружена множеством страдающих человеческих существ, каждое из которых ведет свою тяжбу с Жизнью, будучи причастно ей, но и отделено от нее: «Люди окружили Жизнь тесной толпой <…> стонали, жаловались и злобно плакали, прося милостыню внимания к себе, болезненно изрыгали хулу друг на друга и на Жизнь, ползая у ног ее в судорогах жадности своей, в гнусном бешенстве нищенских желаний». Горький описывает подробности человеческих жалоб и бедствий: раб просит жалости к себе и умирающим от голода детям; «пресыщенный» просит новых желаний; мудрец требует смысла; сифилитик обвиняет Жизнь в потере здоровья на ниве «любви»; неудачник — в отсутствии талантов… Слепец, несчастные и больные женщины, глухо­немые — все предъявляют Жизни свои счеты. Пожалуй, наиболее страшное обвинение принадлежит поэту. Он говорит: «Ты легкомысленно разрушаешь с трудом созданное людьми, о, жалкая раба времени!»

Запомним это обвинение: «жизнь — жалкая раба времени», разрушительница созданного человеческим трудом.

Текст миниатюры распадается на две части. Идущий навстречу заходящему солнцу одинокий старик, «поглощенный великолепною игрою огненных красок на небе вечера», — начало другого, противоположного первому мотива в миниатюре. Старик смотрел вперед и так отвечал на призывы пожаловаться, доносящиеся до него из толпы:

Не имею я жалоб в сердце моем <…> Был я всегда другом Жизни и другом ее ухожу к закату дня моего. Я черпал полными пригоршнями из океана щедрот ее, и душа моя полна любви к ней, доброй подруге дня моего. Красив и богат был день мой, как игра солнца на вершинах снежных гор или звездное небо в теплую ночь лета. Я любил, и не раз, и не однажды было тяжко ранено сердце мое, но и страданиями горжусь, ибо искренни и чисты были они, не увеличивал я стонами силу их и злобою на источник боли моей — но уменьшал.

Старик умел наслаждаться природными просторами, его свободный дух не cмогла стеснить и «теснота тюрем». Осознанная им сила заключалась в одиночестве. В нем «польза человеку, оно укрепляет душу сильного». Он боролся против «злобных» и побеждал. Но и поражение не приводило его в отчаяние. Его вера — вера в возможности познания, которое принесет «победу правды»: «Я понял, что неверие — только незнание, старался познавать и — нашел в познании неугасимый огонь веры!» Жизнь Старика — жизнь одинокого человека, жизнь «внутри себя». Однако он открыт людям: «…то, что всем было нужно от души моей, я всем отдавал искренно; то, что только мне было нужно, — я хранил глубоко в сердце моем, не отягощая внимания близких моих неплодотворной скорбью духа моего в часы уныния и усталости». Старик — «друг Жизни», и Жизнь вошла в него и одарила его всеми радостями и испытаниями, которые он осознал как найденный им «свой путь», а потому ему «некого благодарить», но ему не на что и жаловаться. В этой связи понятен в финал миниатюры, соединяющий уход и новые жизни — Старика и смеющихся детей: «Он спокойно пошел к закату дня своего. А дети, смеясь и играя, побежали за ним».

Старик несет в себе движение, мощную энергию, не растраченную еще до конца. Эта энергия дает ощущение осмысленной человеком жизни. Связав разрушение дел человеческих со временем, Горький течение жизни привязывает к природным циклам, их спонтанной игре. Это день и «игра солнца на вершинах снежных гор», игра «огненных красок на небе вечера», «звездное небо в теплую ночь лета», наконец, закат дня, в который уходит Старик.

В тексте миниатюры со всей очевидностью узнается пара­фраз двухчастной поэмы-верлибра Горького «Человек» (1903), написанной в предчувствии ожидаемых революционных событий. Можно подумать, что горьковский молодой Человек 1903 года издания успел состариться всего за шесть лет, но при этом остался верен себе в главном. Не лишним будет вопрос и о различиях в текстах двух верлибров.

В поэме все идейные линии заключены в самом образе Человека. Горькому не нужны «другие», чтобы понять, что есть Человек. Старик строится как образ противостояния всем другим людям. Но Старик миниатюры не представитель своего возраста, своего времени жизни. В тексте совершенно отсутствует мысль о том, что «стариковство» — удел каждого, кто доживет до старости. Старик миниатюры — самодостаточен; он выразитель своего отношения к жизни вообще, и поскольку его возраст известен, это отношение описывается в состоянии «заката дня». Самодостаточность роднит образы двух произведений. Находка в поэме — энергийная векторность одинокого и гордого Человека в его «движении вперед и выше». «Величавый и свободный, подняв высоко гордую главу, он медленно, но твердыми шагами идет по праху старых предрассудков, один в седом тумане заблуждений, за ним — пыль прошлого тяжелой тучей, а впереди — стоит толпа загадок, бесстрастно ожидающих его» («Человек»).

В самом начале поэмы гимн Человеку зарождается «в часы усталости духа, — когда память оживляет тени прошлого». Вот в этом «усталом» времени автор вызывает «пред собой величественный образ Человека». В нем можно увидеть поэтическую метафору, в которой было уловлено ментальное состояние России в преддверии революции 1905 года. Прошлое — тени, усталость, земная «злая грязь», которую требуется «смести в могилу прошлого». Будущее — свобода, творчество, мысль. Человек в этой поэме динамичен, его дело — движение, и жизнь меряется не временем как таковым, а шагами, каждый шаг — «вперед и выше». Мысль — творец всего человеческого в человеке — ведет его в будущее: «Я создан Мыслию затем, чтоб опрокинуть, разрушить, растоптать все старое, все тесное и грязное, все злое, — и новое создать на выкованных Мыслью незыблемых устоях свободы, красоты и — уваженья к людям!»³

Время Человека в поэме делится строго на две части. Прошлое, маркированное как грязь, прах, страдание, немощь, нищета и т.  д., и будущее — свобода, творчество, знание. Настоящее — это движение, обозначенное в координатах «вперед и выше». Время втянуто в цель, что движет Человеком и развертывает себя в самом процессе движения.

Вернемся к пьесе «Старик», чтобы проложить путь к осмыслению философии автора по обозначенным нами вопросам. На философско-нравственную проблематику «одной из самых «загадочных» пьес Горького» указывается во многих критических работах (см., например: [Примочкина 2014]). Очевидно, что постановка и прочтение пьесы в 1918 году принципиально отличались от дальнейших сценических ее решений. Разумеется, интерпретации зависят и от интереса к пьесе в то или иное время, так складывается ее сценическая жизнь.

Рецензенты первой постановки в Малом театре, напомним, определяя жанр пьесы как мелодраму, отмечали ее прямолинейность. Так, Золотницкий приводит рецензию из пролеткультовского еженедельника «Гудки», в которой Старик был назван «истинным героем» спектакля, борцом против «мещанского благополучия»: «С одной стороны — мещанский, обывательский мир мастаковского дома, с другой — бурно протестующий мир Старика. И жалкой попыткой примирить непримиримое является вся якобы плодотворная деятельность Мастакова — Гусева» [Амчер 1919].

1. Вопрос о времени написания и завершения работы над пьесой исследовала  Н.  Примочкина.  Автор  привела  ряд  убедительных аргументов и заключила, что пьеса была завершена в 1917 году. Таким образом, «Старик» – сочинение постреволюционное: «За­вершение, окончательная «доводка» пьесы действительно была осуществлена только в 1917 г. Видимо, Горького заставили вернуть­ся к ней революционные события, изменившиеся исторические обстоятельства. Он сразу почувствовал особую актуальность и зна­чительность своей пьесы в условиях разгула стихийной уличной демократии» [Примочкина 2014: 52]. [↩]
2. Миниатюра «Старик», написанная М. Горьким в 1906 году, была на­печатана в «Новом журнале для всех» (1911, № 37).[↩]
3. Более подробный анализ поэмы «Человек» в историко­культурном контексте начала ХХ века см. в моей статье: [Киселева 2017].[↩]