Герои очерка В. Шаламова «Александр Константинович Воронский» и их судьбы в материалах архива литературного критика Ф. Левина

В сентябре 1970 года в книжных магазинах Советского Союза появилась книга, на обложке которой было написано: А. Воронский, «За живой и мертвой водой». Была она выпущена Государственным издательством художественной литературы («Гослитиздатом») тиражом 50 000 экземпляров. Это было первое за сорок лет переиздание автобиографической прозы Александра Константиновича Воронского — замечательного литературного критика, революционера-большевика, теоретика искусства, создателя журналов «Красная новь» и «Прожектор», расстрелянного в 1937 году. Ее выходу предшествовала тринадцатилетняя работа по возвращению советскому читателю литературного наследия Воронского, проделанная прежде всего его дочерью Г. Воронской и ее мужем И. Исаевым¹.

Об издании этой книги с 1957 года хлопотал литературный критик Федор Маркович Левин (1901–1972). Он же написал к ней предисловие, в котором представлял и человека, которого знал, и его литературного двойника Валентина — главного героя «За живой и мертвой водой».

Левин был знаком с Воронским и с его семьей с начала 1930-х годов. В 1934-м он был редактором тома «За живой и мертвой водой», вышедшего в издательстве Московского Товарищества Писателей. Годом ранее в возглавляемом им издательстве «Советская литература» была выпущена автобиографическая книга о детстве и отрочестве Воронского «Бурса». Кроме того, в том же 1934 году в «Советском писателе» Левин издал книгу «Три повести»².

О выходе гослитиздатовской книги Варлам Шаламов в очерке «Александр Константинович Воронский» скажет особо:

Раньше 1967 года о Воронском не писали. Книжки его издавались очень туго. «За живой и мертвой водой» издали только в 1970 году — через пятнадцать лет после реабилитации³ [Шаламов 2005: 286].

Литературный портрет Воронского, созданный Шаламовым в этом очерке, — портрет яркий, страстный, восторженный, вписанный в контекст времени, в контекст профессиональных и человеческих отношений. Шаламов показывает читателю того, в ком видел идеал марксиста, литератора, человека. Спустя годы, вспоминая дружбу с Шаламовым, начавшуюся в лагере на Колыме в 1949-м, Г. Воронская напишет:

Я знаю, что он хорошо относился к творчеству моего отца. Лично он его не знал⁴. Мне кажется, что это хорошее отношение он частично как-то переносил на меня [Воронская 1990].

Шаламов первым после долгого забвения имени Воронского назовет его в печати, напомнит о роли критика в создании и работе журнала «Красная новь» [Шаламов 1958]. Шаламовский очерк был задуман как рассказ о главном редакторе «Красной нови», но после цензурных правок упоминание имени Воронского сократилось с двенадцати до четырех [Гаврилова 2013: 85]. «Дорогие Галина Александровна и Иван Степанович, — писал Шаламов в письме 27 мая 1958 года. — После ряда самых энергичных моих демаршей статья-заметка о «Красной Нови» была напечатана <…> Заметка («Кр. Новь») здорово сокращена и почищена, но и в этом виде едва нашла себе место в журнале» (цит. по: [Исаева 2000: 133]).

В ответном письме 7 июля 1958 года Воронская напишет:

Большое Вам спасибо за все, и больше всего за доброе отношение к Александру Константиновичу. Заметка, конечно, очень пострадала, но понимаю прекрасно, что Вы тут ни при чем. По литературному наследию Александра Константиновича ничего нового нет. Лесючевский из издательства «Советский писатель» глубокомысленно читает книги вот уже год и, вероятно, будет их читать очень продолжительное время или просто откажет под каким-нибудь благовидным предлогом [Шаламов 2013: 260].

Одной из книг Воронского, которую за год не удосужился прочитать Н. Лесючевский⁵, была именно «За живой и мертвой водой». 24 августа 1957 года Воронская писала мужу из Москвы:

Была у Дементьева, он говорит: «Наше дело правое, и мы победим», но предлагает набраться терпения. Была в секции критиков, Дорофеев сказал, что ему поручено от секретариата Сов. писателей согласовать вопрос о книгах А. К. в высоких инстанциях. Там рекомендуют в первую очередь печатать художественные произведения, потом Желябова, потом критику, с которой, вероятно, выйдут затруднения [Я не сплю… 2013: 35].

Не позже ноября того же года список книг Воронского был согласован. Об этом Воронская сообщила Шаламову в письме 13 ноября 1957 года:

Комиссия по литературному наследию Александра Константиновича обратилась в издательство «Советский писатель» с предложением переиздать «За живой и мертвой водой», «Глаз урагана», «Рассказы» и сборник избранных критических статей. Ответа пока нет, но хорошего ничего не жду. Или откажут, или будут мариновать [Исаева 2000: 258].

Такой пессимистический прогноз был неслучаен. О том, как трудно идут дела в «Советском писателе» по публикациям реабилитируемых писателей, Воронская уже знала от Левина, работавшего в издательстве.

После восстановления в 1955 году в партии и Союзе писателей Левин много времени и сил отдавал работе по возвращению в литературу имен репрессированных во время сталинского террора писателей и критиков. Это были те, кого он знал лично, как Воронского: авторы «Красной нови и «Прожектора», писатели «Перевала» и «Кузницы» — И. Бабель, М. Герасимов, Б. Губер, А. Зорич, Дм. Стонов, И. Беспалов и другие. Левин входил в ряд комиссий по литературному наследию (в том числе и Воронского). Работа в «Советском писателе» позволила ему способствовать издательскому прохождению переиздаваемых или неопубликованных ранее книг. Э. Мороз, в то время молодой редактор «Советского писателя», вспоминала:

Имя Домбровского я впервые услышала в 1958 году от Федора Марковича Левина, бывшего «космополита» и нашего уважаемого редактора редакции русской прозы издательства «Советский писатель», где мне посчастливилось работать в самую пору «оттепели». Он хлопотал за издание романа с фантастическим названием «Обезьяна приходит за своим черепом»⁶ [Мороз 2021: 105].

Первым автором, за которого хлопотал Левин, вернувшись в издательство, был Андрей Платонов. Книга «Избранные рассказы» (1958) под левинской редакцией и с его вступительной статьей о Платонове стала первой книгой писателя за много лет. Как вынужденно кратко напишет Левин об истории появления этого издания, «вдове (Марии Александровне Платоновой. — Т. Л.) удалось издать сборник его прозаических произведений. Это далось ей и мне, редактору книги, с большим трудом, пришлось преодолевать немало сомнений, опасений» [Левин 1973: 48]. За этими строками стоит не только непрерывная, на протяжении трех лет, борьба за каждую строчку предисловия о Платонове, за каждый раздел, за каждый текст, но и рассыпанный весной 1957 года вариант книги, позволявший узнать уже тогда, а не спустя годы, Платонова-критика, драматурга, поэта.

Особо неприглядна в этом была роль именно Лесючевского.

По воспоминаниям Е. Левиной, дочери критика, встреча Левина и Воронской произошла летом 1957 года. Одной из тем, которую они обсуждали, было издание автобиографических книг Воронского⁷; в частности, речь шла о возможном переиздании «За живой и мертвой водой» по тексту 1934 года и о предисловии Левина к нему. Однако прошло одиннадцать лет, прежде чем удалось договориться в издательстве «Художественная литература» о включении «За живой и мертвой водой» в план издательства.

С Левиным был заключен договор на предисловие, но редактором книги стала сотрудница издательства З. Радишевская.

В сентябре 1968 года Левин запишет в дневник:

В связи с моей работой над предисловием к книге А. Воронского «За живой и мертвой водой» была у меня его дочь Галина Александровна. Много интересного она рассказывала. Кое-что записываю⁸.

Воронский в одном из писем говорит, что его книга с выдумкой. Это так. Книга — не воспоминания в чистом виде. В ней рассказано об одной ссылке, но на деле их было две: в Яренск, а потом в Кемь. Впечатления обеих ссылок объединены и обработаны. Далее, рассказ ведется от первого лица, от автора, подробно рассказывающего о своем сверстнике, некоем большевике по имени Валентин.

В действительности такого сверстника не было, Валентин — это сам Воронский (его подпольная кличка, кстати, была именно «Валентин»). А выведенный в книге Ян — это Зевин, впоследствии один из 26 бакинских комиссаров⁹.

Рассказывала она о том, что Воронский хорошо знал Ленина, Владимир Ильич ценил его, любил с ним разговаривать. Когда Ильич лежал больной в Горках, к нему допускали немногих людей; он, хотя не мог говорить, но все понимал, и ум его был ясен. Список тех, кого он хотел видеть у себя, он составил сам. Воронский был в этом списке, приезжал к Ленину часто. Однажды взял с собой в Горки дочь. Галине Александровне было тогда лет девять. Конечно, она ничего не запомнила из бесед отца с Марией Ильиничной и Надеждой Константиновной. Она помнит только, что обед у них был такой же, как у них дома, а девочка-то ожидала, что там едят что-то особенное!

Позднее отец рассказывал ей о своем столкновении со Сталиным (которого он тоже хорошо знал). В 1919 г<оду>, когда освободили Харьков, Воронский приехал туда из Москвы с группой сотрудников для восстановления органов советской власти. Сталин — тогда военный (видимо, член РВС фронта) — забрал в Харькове для военных нужд все телефонные аппараты. Не осталось даже для обкома и облисполкома. Воронский поехал к Сталину, просил вернуть часть аппаратов. Сталин не дал ни одного. Воронский сказал:

— Придется жаловаться Ленину.

Сталин грубо ответил:

— Плевать мне на твоего Ленина.

Воронский в 1927 году примыкал к троцкистской оппозиции. Он долго не делал заявлений об отходе от оппозиции. В 1928-м его исключили из партии и выслали в Липецк. О нем хлопотал Орджоникидзе, Фрунзе. Потом он подал заявление вернулся в Москву. В 1930-м в партии его восстановили.

Воронский работал старшим редактором в Гослитиздате. Тут у него возникла мысль об издании литературно-художественного и общественно-публицистического оборонного журнала в связи с нарастанием военной опасности. При встрече с Горьким Воронский поделился с ним своими соображениями. Горький очень одобрил, сказал, что переговорит со Сталиным. Сталин тут же заинтересовался.

1. Галина Александровна Воронская (1914–1991) — писательница, дочь А. К. Воронского. Арестована в 1937 году, осуждена на 5 лет за «контрреволюционную троцкистскую деятельность». Сидела в Эльгене с 1937 по 1944 год. В 1949-м арестована повторно, осуж­дена на бессрочную ссылку. Освобождена в 1954 году, реабилитирована в 1957-м, тогда же добилась посмертной реабилитации родителей — А. Воронского и С. Воронской. В 1959 году вернулась с Колымы в Москву. Иван Степанович Исаев (1907–1990) — служащий, член ВКП(б) с 1930 года, арестован в 1936-м, осужден на 5 лет по статье «контрреволюционная агитация». Реабилитирован в 1955 году.[↩]
2. Книга включала в себя повести «Ольга», «На перепутьях» и «Будни». (На обложке указан 1935 год.) Ни одно издание Воронского в «Советском писателе» в 1934–1935 годах не указано в библиографии Б. Шиперовича 1985 года [Шиперович 1985].[↩]
3. Воронский был реабилитирован 7 февраля 1957 года. До 1970 года из его литературного наследия были изданы сборник литературно-критических статей (1963); глава из книги «Гоголь» («Новый мир», 1964, № 8); несколько писем из переписки с Горьким (в сборнике «М. Горький и советская печать», 1965); роман «Бурса» (1966).[↩]
4. Шаламов после приезда в Москву слушал лекции, выступления Воронского в 1924–1927 годах. В 1933 году он присутствовал на партийной чистке Воронского в ГИХЛе. Подробнее об этом см. статью: [Малыгина].[↩]
5. Николай Васильевич Лесючевский (1908–1978) — партийно-литературный функционер, в 1951–1957 годах — главный редактор издательства «Советский писатель», в 1958–1964 годах — председатель правления издательства, с 1964-го — директор издательства. Известен своими экспертными доносами на писателей и связями с НКВД и Агитпропом.[↩]
6. Левин рекомендовал роман к публикации еще в 1948 году, чрезвычайно высоко оценив литературный талант автора. В «Советском писателе» книга вышла в 1959 году. Левин был ее редактором.[↩]
7. Речь шла также о повести «Глаз урагана», действие которой происходит в 1912 году. Там «тоже изображается Валентин — большевик, подпольщик, не раз арестованный, побывавший в тюрьмах и ссылках. Он центральная фигура повести, в нем вновь нетрудно узнать самого А. К. Воронского» [Левин 1970: 9].[↩]
8. В июле — августе 1991 года, незадолго до смерти Воронской, исследователь истории лагерной Колымы А. Бирюков записал пять бесед с ней. В сокращении они опубликованы в его документальной книге «Жизнь на краю судьбы», посвященной судьбам репрессированных писателей на Колыме [Бирюков 2006: 477–505].[↩]
9. Яков Давидович Зевин (1888–1918) — член РСДРП с 1904 года, с 1917-го — один из руководителей борьбы за установление советской власти в Азербайджане.[↩]