№7, 1981/Хроника

Геня Чорн становится Евгением Шварцем

Осенью 1921 года ростовская Театральная Мастерская, актером которой был двадцатипятилетний Евгений Шварц, зачем-то покинула хлебный и теплый юг и устремилась в холодный и голодный Петроград. Да тут, не отыграв и сезона, скончалась.

За недолгий период существования Мастерской (1918 – 1922 годы) Шварцу на ее сцене удалось сыграть несколько интересных ролей, среди которых были Священник в «Пире во время чумы» и Сальери из «Моцарта и Сальери» Пушкина, Второй человек в неоконченной драме О. Уайльда «Женщина, увешанная драгоценностями», рыбак Симон в «Гибели «Надежды» Г. Гейерманса, Пилат в «Иуде Искариотском» А. Ремизова, Снорре в «Гондле» Н. Гумилева. «Можно сказать, что Ростов обогатился новым театром, имеющим все права на определенный художественный успех и властно заявившим свои права, – писал об их первых спектаклях местный рецензент. – Постановка «Пира во время чумы» и «Женщины, увешанной драгоценностями» – подлинные театральные достижения… Из исполнителей можно отметить: г-ж Черкесову, Халаджиеву и Миллер, гг. Борятинского, Остера, Е. Шварца и А. Шварца» 1. Так впервые имя Евгения Шварца попало на страницы прессы.

Уже из одного перечня спектаклей становится ясным, что их театр был поэтическим. Музыкальному чтению в драме, распознанию ритма и музыкальной основы речи учил их М. Ф. Гнесин, прекрасный музыкант, композитор, соратник В. Э. Мейерхольда по театру. Конечно же, это его заслуга в том, что о них, уже петроградцах, напишет Михаил Кузмин: «Прежде всего мы услышали почти идеальную читку стихов, которые у нас читать не умеют» 2. Это в Петрограде-то! Относится это высказывание поэта и к Евгению Шварцу, ибо речь идет о «Гондле».

И тем не менее конкуренцию со столичными театрами Мастерская не выдержала. Актеры разбрелись кто куда. «А Женя Шварц потянулся к литературе. Он как-то сразу, с первых дней стал своим во всех тех петроградских литературных кружках, где вертелся и я, – писал в воспоминаниях о нем Николай Чуковский… – И у серапионов, и в Доме искусств его быстро признали своим, привыкли к нему так, словно были знакомы с ним сто лет… Ему разрешалось присутствовать на их (серапионовых. -Евг. Б.) еженедельных собраниях, а это была честь, которой удостаивались немногие. Из серапионов он особенно подружился с Зощенко и Слонимским» 3.

В «Сумасшедшем Корабле» – романе о Доме искусств той поры – Ольга Форш вывела Шварца под именем Гени Чорна. «…Пронеслась весть, что идет «любимец публики» Геня Чорн с своей труппой… Геня Чорн – импровизатор-конферансье, обладавший даром легендарного Крысолова, который, как известно, возымел такую власть над ребятами, что, дудя на легонькой дудочке, вывел весь их мелкий народ из немецкого города заодно с крысами…» 4

Талантливый рассказчик не всегда становится писателем, и Шварц это прекрасно понимал. Но друзья были уверены, что его импровизации, шутки, пародии, рассказы скоро, очень скоро выстроятся в стройные, гармоничные словесные строчки на бумаге. «Все-таки хотелось, чтобы у Шварца скорей прошел «инкубационный период», чтобы он начал писать и печататься, как и его товарищи, – писал Михаил Слонимский. – Как-то я пристал к нему с этим вопросом, и он отмахнулся… «Мишечка, – сказал он кротко и нежно, – я не умею. Если у человека есть вкус, то этот вкус мешает писать. Написал – и вдруг видишь, что очень плохо написал. Разве ты этого не знаешь? – Тут же он свел все на шутку. – Вот если вкуса нет, то гораздо легче – тогда все, что намарал, нравится. Есть же такие счастливцы!» 5.

А летом 1923 года оголодавший в Петрограде Шварц пригласил Михаила Слонимского поехать с ним на соляной рудник в Донбассе, где его отец работал врачом.

Их обоих – Слонимского и Шварца – пригласили сотрудничать в местной газете «Всероссийская кочегарка», секретарем которой был будущий поэт Николай Олейников. Было решено организовать литературный журнал, а ни опыта, ни писателей, ни литературных связей не было. Приезд двух питерцев редактор воспринял как дар божий.

Журнал они назвали «Забой». Первый номер выпустили в сентябре. Тираж 32 тысячи. В нем были напечатаны главы из повести Николая Никитина, стихи Николая Чуковского, рассказ Михаила Зощенко – все петроградцы. Но были и местные авторы – П. Трейдуб, которого они «открыли» со Слонимским в Краматорске, К. Квачов.

В честь такого события устроили концерт. И вновь во главе его встал неутомимый и остроумный Геня Чорн. «Он был организатором импровизированных спектаклей-миниатюр, – вспоминает Э. С. Паперная. В эти спектакли он втягивал и меня и Олейникова: расскажет нам приблизительную тему и слегка наметит мизансцену, а каждый из нас должен сам соображать, что ему говорить на сцене. Помню, был один спектакль из времен Французской революции. Я изображала аристократическую девушку, а Шварц – старого преданного слугу. Он прибегал в испуге и дрожащим голосом говорил: «Мадемуазель, там пришли какие-то люди, они все без штанов. Это, наверное, санкюлоты!» Потом появлялся Олейников в роли санкюлота. Он совершенно не считался со стилем эпохи и говорил бездарно и абсолютно невпопад: «Богатые, денег много… Ну, нечего, нечего, собирай паяльники!» Тут не только зрители, но и артисты покатились со смеху. Шварц кричал на Олейникова, задыхаясь от смеха: «Тупица, гениальный тупица!» Потом во всех спектаклях, на какую бы тему они ни были, Олейников играл один и тот же образ – появлялся некстати и говорил одну и ту же фразу: «Богатые, денег много… Ну, нечего, нечего, собирай паяльники!» И спектакли от этого были безумно смешными» 6.

Он и сам не заметил, как стал писать. Сначала это была обыкновенная правка читательских писем. Вот где ему пригодился вкус. Некоторые стали слагаться в стихотворные строки. И наконец до него дошло – ведь это он пишет.

Один корреспондент сообщал: «Замнач Мариупольского портоуправления т. Заренко ежедневно ездит к зубному врачу. Лошади простаивают около зубврача 2 – 3 часа. Разве у лошадей тоже зубы болят?» Вопрос, конечно, глупый, но ехидный. Такой же должен быть и ответ. Разумеется, замнач не знает, болят ли у лошади зубы, ибо даровому коню в зубы не смотрят. Такой перевертыш ему понравился, и он прокомментировал письмо:

Что вы задаете вопросы

такие?

Нападки ваши бессмысленны

и грубы!

Кони не мои, а казенные,

даровые,

А даровым коням не смотрят

зубы7.

«Газетная работа вдруг и решительно выбила у Шварца все тормоза, которые сдерживали его, – писал М. Слонимский. – Она формировала его литературный дар, требуя немедленного отклика на самые конкретные темы, которые приносила жизнь в виде «писем в редакцию», «сигналов» и пр.; «тут уж нельзя было ссылаться на вкус, отнекиваться, тянуть. «Кочегарка» нуждалась в стихотворном фельетоне, и Женя стал писать раешник» ## Мих. Слонимский, Книга воспоминаний, стр.

  1. О. Бор, Театральная Мастерская. «Сцена и экран», Ростов н/Д., 1919, N 27 – 28, стр. 9. (Антон Шварц – двоюродный брат Евгения, в будущем известный чтец, заслуженный артист РСФСР.)[]
  2. М. Кузмин, Прекрасная отвага, «Жизнь искусства», Пг., 17 января 1922 года.[]
  3. «Мы знали Евгения Шварца», «Искусство», М. -Л, 1966, стр. 28.[]
  4. О. Форш, Сумасшедший Корабль, Изд. писателей в Ленинграде, 1931, стр. 24.[]
  5. Мих. Слонимский, Книга воспоминаний, «Советский писатель», Л. -М. 1966, стр. 176, 177.[]
  6. Э. Паперная, В редакции «Всероссийской кочегарни» (рукопись). Архив автора статьи.[]
  7. «Всероссийская кочегарка», Бахмут, 25 ноября 1923 года.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №7, 1981

Цитировать

Биневич, Е. Геня Чорн становится Евгением Шварцем / Е. Биневич // Вопросы литературы. - 1981 - №7. - C. 305-311
Копировать