Фрагменты из мемуаров. Год 17-й. Публикация и комментарии Н. Костенко

То было печальное время военных поражений и угаса­ний царства. Между людьми протягивались какие­то внут­ренние нити пониманья и соучастия в одном большом и го­рестном крахе. В Петербурге это чувствовалось особенно сильно, где все мужчины были военными, все женщины се­страми. Знакомые или незнакомые, мы составляли единое братство горя. Становилось все печальнее и печальнее. Рос­сия падала. Несчетные жертвы валялись по госпиталям. Министры продавали народ; военный министр Сухомли­нов был вражеским агентом за плату. При дворе распутни­чал Распутин; царица­немка исходила православным мис­тицизмом.  Возмущались  фрейлиной  Вырубовой  и  ее темными делами¹.

Новый год я с детства встречала с мамой: отец прово­дил его в ресторанах и маскарадах по обязанности газет­ного работника². Но теперь я не сидела дома. Новый год я встречала в церкви, потому что туда отправляли солдат, и не религия тянула, а душевная тоска, жаждавшая воско­вых свечей и заунывности³. Священник говорил пропо­ведь «о несчастной России»: он предлагал молиться за нее. Об утешении и ободрении уже не могло быть речи. И всех нас объединял этот запах ладана, и все мы были испуганы и несчастны. Здесь, в церкви, был подведен итог войне. И когда пробило двенадцать часов, мы чувствовали себя соучастниками «несчастной России» в ожидающей ее гибели. Скороговорка песнопений умолкла, огни погасли, лики икон исчезли.

<…>

Царское Село, опушенное снегом <…> Лазарет был царицын и царских девочек. Они ежедневно сюда приез­жали в сестринских платьях, проходили в перевязочную, своими руками производили всю без исключения сест­ринскую хирургическую работу⁴. Главной сестрой была баронесса Таубе; ее муж, барон Таубе, находился здесь же в качестве раненого⁵. Офицеры принимались сюда только из самых знатных полков и семей. Береснев, Димитриев и вся их компания служили в VI стрелковом его величест­ва полку⁶; когда Береснев был тяжко ранен, в прифронто­вом госпитале его навестил сперва царь, а затем и Алек­сандра Федоровна, которая спросила его:

— Ви наград полушили?

Думая, что речь идет не о полученном им Георгии, а о ви­нограде, он ответил:

— Нет, ваше величество!

Офицеры  ненавидели  Береснева.  Он  не  переставал язвить их и открыто презирать. Эти бароны Таубе были его мишенью. «Вы думаете, что я не могу так же разврат­ничать и хлестать водку, как вы?» — говорил он вслух гра­фам и князьям. За столом он тщательно выполнял обе­денные правила, но наоборот. Он разрезал рыбу ножом, спаржу и артишоки ел вилкой, куриную пульку брал в ру­ки. Баронесса Таубе задыхалась. Его не переносили тем более, что он не уединялся и не «страдал молча»:

1. Владимир Александрович Сухомлинов (1848—1926) — военный министр в 1909—1915 годах. В 1915 году был обвинен в различных злоупотреблениях и государственной измене, смещен с поста минис­тра, позже арестован и помещен под стражу. После революции рас­следование продолжилось и закончилось осуждением Сухомлинова к бессрочной каторге, замененной тюрьмой. В 1918 году в связи с пре­клонным возрастом он был освобожден по амнистии и выехал за гра­ницу. Написал мемуары. Умер в Германии. Подробнее см.: [Звягин­цев].

   Анна Александровна Вырубова (1884—1964) — фрейлина и бли­жайшая подруга императрицы, большая почитательница Распутина. Фрейденберг повторяет здесь наиболее распространенные слухи, хо­дившие в то время в петроградском обществе.[↩]

2. Мать — Анна Осиповна Фрейденберг (1862—1944), родная сест­ра Л. Пастернака; отец — Михаил (Моисей) Филиппович(Федорович ) Фрейденберг (1858—1920) — изобретатель, издатель, драматург, жур­налист, печатался в одесских изданиях «Маяк», «Одесский листок», «Пчелка» и др., в петербургских изданиях «Петербургский (Петро­градский) листок», «Всеобщая газета»; его архив хранится в Музее связи им. А. С. Попова (ф. 5). Подробнее о нем см.: [Рогинский], [Со­колов], [Щурова].[↩]
3. Фрейденберг не была крещена. В 1903 году она отказалась кре­ститься, когда ради социальной интеграции на этом настаивал отец. В 1916 году в ее свидетельстве на жительство в Петрограде было ука­зано иудейское вероисповедание.[↩]
4. Дворцовый лазарет № 3, открытый на базе Царскосельского госпиталя Дворцового ведомства, начал свою работу в августе 1914 года, в августе 1916 года получил наименование «Собственный Ее Величества лазарет № 3». Пройдя курс сестер милосердия у главно­го врача Дворцового госпиталя В. Гедройц, императрица вместе со старшими великими княжнами Татьяной и Ольгой приступили к ра­боте  хирургическими  сестрами.  Царскосельский  госпиталь  был обычной городской больницей и находился на Госпитальной улице (в настоящее время — городская больница им. Семашко). Во дворе перед самой войной был построен отдельный павильон или «барак», в который предполагалось помещать инфекционных больных. Здесь был оборудован офицерский лазарет, где и работали императрица и великие княжны. В основном здании располагалась операционная и палаты для нижних чинов. Младшие великие княжны Мария и Ана­стасия не работали медицинскими сестрами, но также участвовали в уходе за ранеными. В Феодоровском городке был открыт лазарет № 17 имени великих княжон Марии и Анастасии, где в 1916—1917 годах служил санитаром С. Есенин. Подробнее см.: [Августейшие…], [Карохин]. [↩]
5. Ольга Порфирьевна Грекова была палатной сестрой; Дмитрий Фердинандович Таубе (1876—1933) служил в 1­-м лейб-­гвардейском стрелковом полку, в 1915 году был ранен и находился на лечении в Царскосельском лазарете, где ему была ампутирована нога [Авгус­тейшие…]. После революции женился на О. Грековой, служил в Крас­ной армии (1918—1926), затем занимался литературной деятельнос­тью и переводами, член Союза писателей [Кукушкина]. [↩]
6. Фрейденберг ошибается. Иван Иванович Димитриев (Дмитри­ев), прапорщик, служил в 8 сибирском стрелковом полку. С ним она познакомилась в одном из лазаретов и приняла горячее участие в его судьбе. После выздоровления он снова отправился на фронт, был ра­нен и умер в петроградском госпитале от столбняка. Его смерть про­извела на Фрейденберг огромное впечатление: «Смерть Димитриева произвела во мне полный переворот. Это была первая в моей жизни встреча со смертью. Я была потрясена ее нелепостью, ее внезапнос­тью, неосмысленной жестокостью <…> Такое глубокое несчастье, та­кая полная катастрофа переживается только раз в жизни. Можно все перенести, но нельзя пережить крушения мировосприятия. Я внут­ренне не держалась на ногах. Я не имела чем жить <…> Я не прощала жизни мучений тела Ивана Ивановича. Я ненавидела страданье. За изогнутый позвоночник человеческого тела я возненавидела жизнь и отказалась от бога» [Фрейденберг: <л. 126 об. — 127>].

   Ермолай Калистратович Береснев, друг и однополчанин Димит­риева, находился на лечении в Царскосельском госпитале, упомина­ется в дневниках великих княжон [Августейшие… 168, 180, 191, 192]. Осенью 1916 года снова отправился на фронт, и Фрейденберг поте­ряла с ним связь. Вновь встретились они только в начале 1930­х, ко­гда Береснев, возвращаясь из ссылки в Сибири, заехал в знакомый дом: «Лет 12 он был в ссылке, в Сибири. У него нашли царские пись­ма и карточки. Он не хотел изменять царской присяге, отказывался отречься от царизма. В Сибири он все растерял — вещи, деньги, до­кументы» [Фрейденберг: <л. 144 об.>].[↩]