Феномен затекста / Под общ. ред. Т. В. Снигиревой и А. В. Подчиненова. СПб.: Алетейя; Екатеринбург: Уральский ун-т, 2023. 529 с.

На задней стенке переплета этой книги (имеющей серийное оформление в виде волнообразного дизайна) воспроизведены переплеты трех предшествующих монографий, изданных за последние чуть более чем десять лет в содружестве питерского издательства «Алетейя» и Уральского университета: «Творческий кризис», «Творческая неудача», «Незавершенное». Из сноски в предисловии можно узнать, что данное издание «Феномен затекста» — второе, «исправленное и существенно дополненное шестью новыми главами» (с. 9).

Уральские книги объединяет жанр — коллективная моно­графия, исполненный под проблему, обычно упоминаемую как-то попутно, на втором плане, а здесь вынесенную в центр исследовательского внимания. Часто университетские издательства под этот жанр подводят обычные сборники статей, придавая им проблемное значение¹. Уральский случай в целом и относительно «Феномена затекста» кажется иным, поскольку «выбор научной проблематики для монографии обусловлен нашим многолетним интересом к так называемым маргинальным, периферийным вопросам филологии <…> которым в разные годы посвящены научные семинары…» (с. 9).

Каким бы ни был исследовательский результат этих монографий, несомненно, выбор проблем сделал их заметным событием, обратил на себя внимание и вошел в научную память, что, надо сказать, редкость в наше невнимательное время.

Условность сборки тем не менее ощущается, и это естественно. Собраны статьи ученых с разными интересами, работающих на разном материале и в разной мере заинтересованных или, во всяком случае, в разной мере обнаруживающих общий интерес. Сделав эту оговорку, попробуем оценить как общее исследовательское усилие, так и наиболее удачные материалы в качестве отдельных глав.

В «Затексте» общему усилию разобраться с понятием более всего посвящен первый из трех разделов — «Исследование феномена затекста: возможности и ограничения» (с. 14–153). В отдельных его главах разбираются разные типы текстов как формы затекста: инскрипт, «итоговый текст как форма затекста» (?), «книга художника», жизнеописание, автопредисловие… Помимо выяснения, какие из текстов можно подвести под затекст, первая и последняя главы первого раздела обращены к самому феномену: «Лингвистическая природа понятия» и «Феномен затекста: ускользающая сущность». Их авторы соответственно — О. Михайлова и Ю. Говорухина. Назвав первых авторов, как и в моей рецензии на «Незавершенное», не могу не посетовать на их пренебрежение своим авторством, установление которого всякий раз требует выискивания имени в общем списке на обороте титула. Даже если такой порядок сочтен необходимым в коллективной монографии, почему бы в самом содержании не указывать автора в скобках курсивом после названия раздела? Это бы не нарушило приоритета коллективности.

Редакторы издания в качестве теоретиков затекста отметились в соавторстве маленьким общим предисловием, где они суммируют понимание исследуемого феномена, которое, как сообщается, «в ходе совместной работы <…> было уточнено» и которое предлагается рассматривать «как систему (совокупность) культурных явлений, возникающих «за» (в значении «после») текстов…» (c. 9). Это литература после литературы, или текст после текста.

Коллективное уточнение оказывается таким образом и расширительным, и сужающим одновременно. Сужение происходит за счет того, что прежнее понимание затекста («отсылка к неким событиям, реальным или вымышленным») ограничивается тем, что событием считается лишь другой текст (но не жизненные обстоятельства). Одновременно происходит и расширение понятия, поскольку любой текст, каким-то образом связанный с предшествующим текстом, на него опирающийся, реагирующий — от авторского инскрипта до критической рецепции, — входит в феномен затекста.

1. Подробнее об этом мне приходилось говорить в рецензии на «Незавершенное»: [Шайтанов 2022].[↩]