Евгений Водолазкин. Дом и остров, или Инструмент языка. О людях и словах
Евгений В о д о л а з к и н. Дом и остров, или Инструмент языка. О людях и словах. М.: АСТ, 2015. 384 с.
Книга, как замечает Евгений Водолазкин, представляет собой собрание текстов, «возникших в разное время и в разных условиях» (с. 9). Претендующие на достоверность, эти тексты в совокупности обозначены самим автором «загадочным словом нон-фикшн» (c.10). Главные же герои «Дома и острова» — слова и люди. Последние предстают «по преимуществу в облике ученых» (с. 10).
Структура книги, на первый взгляд, может показаться бессвязной. Короткое, без лишних слов, авторское предисловие под названием «От автора» предваряет четыре раздела: «Мелочи академической жизни», «In memoriam», «Мы и наши слова», «Вопросы и ответы».
«Мелочи академической жизни» — это разные, комические и драматические, короткие рассказы-случаи из жизни сотрудников Пушкинского Дома: А. Панченко, Д. Лихачева, самого Евгения Водолазкина, преподавателей и аспирантов, а также ученых, имеющих косвенное отношение к Пушкинскому Дому. К примеру, рассказ «Слово Андроникова» описывает приезд в Пушкинский Дом И. Андроникова. Рассказ «О марксизме в египтологии» посвящен академику В. Струве, а рассказы «Петербургские зонтики» и «Анатомия истории» — С. Аверинцеву и В. Бауэру. Названия некоторых рассказов — «Ошибка рецензента» или «Без права на улыбку» — игра на читательских стереотипах.
«In memoriam» — это истории-воспоминания о жизни Д. Лихачева («Постижение свободы», «Добрый человек из Петербурга», «Эпоха Лихачева»), названного Евгением Водолазкиным «в маленьком древнерусском сообществе <…> главнокомандующим», и о Л. Дмитриеве — «начальнике генерального штаба» Пушкинского Дома («Лев Александрович») (с. 163). «Кунсткамера в лицах» — воспоминание о двух сотрудниках Кунсткамеры (МАЭ РАН) — Ю. Кнорозове и Л. Нечаевой. Следующие пять историй «In memoriam» посвящены родственникам и друзьям Евгения Водолазкина: бабушке, А. Нечаеву — брату прабабушки, однокласснику Коле, немецкому другу Хансу-Петеру Рекеру. В отличие от рассказов из «Мелочей академической жизни», описывающих отдельные жизненные эпизоды, истории «In memoriam», несмотря на небольшой объем, — истории-биос, охватывающие жизнь перечисленных выше людей в целом, от рождения до смерти.
«Мы и наши слова» — раздел, состоящий из шести заметок Евгения Водолазкина о разных аспектах языка. «Перечитывая Унбегауна» — фактически рецензия Водолазкина на книгу Унбегауна «Русские фамилии». Книга Унбегауна представляет собой «новый вид истории России — историю, отраженную в фамилиях» (с. 225).
В «Людях на своем месте» Водолазкин поднял проблему важности / неважности соответствия / несоответствия фамилий роду занятий людей. «Госкомаббревиатура» — отдельная заметка, посвященная разным видам аббревиатур.
«Трудности русского языка» — размышления о современном состоянии русского языка. Эта заметка состоит из семи подглавок, в которых рассматриваются образование и функционирование современных топонимов и этнонимов, обсценная и необсценная лексика, влияние телевидения, радио и компьютерных технологий на речь современного человека и другие проблемы языка. Одна из подглавок «Трудностей» под названием «Компьютер» — размышление Водолазкина над основным тезисом доклада Умберто Эко «От Интернета к Гуттенбергу»: «…посредством Интернета компьютер вернул нас к письменному тексту» (c. 275). Водолазкин называет негативные последствия такого возврата — безграмотность и тиражирование ошибок, ставших общедоступными. На вопрос, поставленный в подглавке «Нужна ли языку защита?», Водолазкин отвечает утвердительно.
Последняя заметка «Мы между реальностью и мифом» посвящена проблеме мифологизации российской действительности западным миром.
«Вопросы и ответы» — это пять интервью Евгения Водолазкина на разные темы: «О себе», «О Соловьеве и Ларионове», «О «Лавре»», «О литературе», «Об истории и обществе».
Такова внешняя структура книги Евгения Водолазкина. Но книга обладает и внутренней структурой, связывающей все ее разделы в одно смысловое целое. Здесь стоит отметить, что подобная единая внутренняя структура характерна для всех художественных текстов Евгения Водолазкина.
В предисловии автор отмечает, что на самом деле соединенное под одной обложкой собрание устных и письменных текстов, изданных в разное время, «не лишено внутренней драматургии» (с. 9). Единый сюжет книги уже обозначен ее названием — «Дом и остров, или Инструмент языка. О людях и словах». Проблема соотношения реальности и слова — центральная, а вопрос первичности слова, породившего человека и мир, — основной для всей книги Водолазкина. «Становясь в значительной степени феноменом словесности, герои публикуемых текстов неизбежно подводят к разговору о словах», — так устанавливает связь между словами и героями автор (с. 10).
Как «жизнь состоит из тысячи эпизодов, очень разных, часто — противоречивых — и несводима к формуле», так и книга Водолазкина состоит из отдельных эпизодов, историй, заметок, вопросов и ответов — на первый взгляд, разных и несводимых к общему знаменателю (с. 181). Но на самом деле в книге все взаимосвязано и выстраивается в единый сюжет. Эту связь сам Водолазкин назвал «странными сближениями». Из таких «странных сближений» и состоит внутренняя целостная структура книги. «Семья — Пушкинский Дом — Город — Страна — Мир» — основные сферы, между которыми в книге устанавливается подобие (с. 149). Это сферы ответственности человека — ученого — Д. Лихачева, жизнь которого описана как жизнь человека, осознающего «себя сразу в двух временных планах: в плане локальной преходящей жизни и в плане общеисторических, решающих для судеб мира событий — сотворения мира, рождества и страстей Христовых», проходящих «на фоне всемирно-исторической драмы»1. Описывая личность своего учителя, Евгений Водолазкин выделяет такие его свойства и качества, как доброта, существование вне ряда (та самая «вненаходимость», как сказал бы Бахтин), а также долголетие, объяснимое отсутствием боязни смерти (с. 140). Характеризуя Д. Лихачева как исследователя, он отмечает важные детали: «исторический материал являлся для Лихачева материалом собственной жизни», а отдел древнерусской литературы — свое и место работы коллег — Дэ Эс называл островом (с. 139, 151).
Характер одноклассника Коли удивительным образом напоминает характер Д. Лихачева: «Есть люди, которые во всех случаях рефлекторно говорят «нет». Коля же — если только не было непреодолимых обстоятельств — всегда был рад сказать «да» (206). Выделяется такая черта этого человека, как «созвучие бытию»» (с. 205).
«Странное сближение» — это весь рассказ-случай «Вопросы литературы» из «Мелочей академической жизни» о студентке, путающей на экзамене фамилию гоголевского героя Манилова с фамилией преподавателя Мануйлова, этот экзамен принимающего. История «In memoriam» — «Моя бабушка и королева Елизавета» (заметки к юбилею) вся построена на такого рода сближениях. Самые разные «странные сближения» можно проследить между всеми описанными в книге эпизодами, историями и жизнями разных людей, между людьми и словами…
«В том, что происходит на свете, часто просматривается режиссура, которую при невнимательном взгляде на вещи можно посчитать случайным стечением обстоятельств», — отмечает в своей книге Евгений Водолазкин (с. 189). «Дом и остров, или Инструмент языка. О людях и словах» — книга, обладающая такой режиссурой.
Мировая асимметрия и дисгармония проявляются в несоответствии вещей их именам, в книге — фамилий людей и их профессий. «Чувство, охватившее меня по дороге на почту, было тоской по ясному и по-своему логичному устроению жизни. Жизни, где каждый назван в соответствиями со своими качествами <…> Да, я тосковал по жизни, где все и всё на своем месте <…> Это была мечта о Золотом веке», — пишет в «Людях на своем месте» Водолазкин и отмечает далее, что «Золотой век — позиция стартовая, за ней лишь последовательное ухудшение» (с. 238-239).
Не случайно, говоря об аббревиации, Водолазкин напоминает читателю, что явление это — «древнее и почтенное <…> отмечено в ряде культур Востока, Греции и Рима. Там аббревиатуры обслуживали по преимуществу область сакрального» (с. 243). «Не нужно торопиться переименовывать свое и не стоит поспешно принимать чужое», ведь «то, от чего посредством языка хотят отмежеваться, спустя время не кажется таким уж архаичным» — так звучат два основных тезиса раздела «Мы и наши слова» (с. 258). В качестве примера приводится Рим, ставший «великим христианским городом, не меняя имени» (с. 258). Водолазкин ратует за создание комитета по неологизмам, который бы состоял из «авторитетных филологов, писателей и журналистов» (с. 251). «У развития языка немало движущих сил, но невежество — одна из основных», — отмечает ученый (с. 261). То, что произошло в 90-е годы в области русской речи, сравнивается с землетрясением, с потопом: «…если учесть наплыв новой лексики, можно говорить и о потопе — как кому нравится» (с. 254).
Таким образом, в книге, на первый взгляд, разрозненные идеи, мысли, истории выстраиваются в единую смысловую цепочку, случайности — в закономерность. Подобие — основной структурообразующий закон «Дома и острова».
Книга содержит зачатки основных творческих идей всех художественных текстов Евгения Водолазкина (романов, рассказов, пьес), главным из которых является восприятие прошлого как определяющего настоящее. Всеобщая история понимается автором как совокупность личных, персональных историй. Еще одной важной авторской стратегией в этой книге и в других текстах Водолазкина является наличие двух планов: земной жизни и божественной вечности, а также актуализация таких характерных для архаического, доисторического мышления2 категорий, как вневременность и внеисторизм3. По сути, это выход в иное измерение бытия…
Анна МАГЛИЙ
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №4, 2016