«…Это и есть настоящая жизнь» (Из архива Александра Бека). Вступительная заметка, публикация и комментарий Татьяны Бек

Александра Бека на протяжении всей его творческой биографии привлекал «круг металлургов или, еще суживая, доменщиков». Мир этой профессии открылся ему в начале 30-х годов, когда он, сотрудник редакции «Истории фабрик и заводов» и – позднее – «беседчик» при «Кабинете мемуаров», ездил в Кузнецк, Донбасс, Магнитку, Днепропетровск, накапливая материал для своих первых прозаических произведений.

Тогда и сложился своеобразнейший документально-художественный метод Бека. «Пройдя школу горьковских изданий, я приобрел определенную сноровку, писательский навык, – вспоминал он много лет спустя в очерке «Страницы жизни», – навык, безусловно подходящий не для всех, иным, возможно, противопоказанный, но соответствующий моему опыту, склонностям, способностям».

О становлении этого метода Бек рассказал в книге «Почтовая проза», которая скомпонована из дневниковых записей и писем 1932-1936 годов и авторских пояснений 1965 годе.

По аналогичному принципу построено и последнее, опубликованной посмертно, произведение Бека – роман-записки или книга-мозаика, как определял его жанр автор, – «На своем веку» («Знамя», 1973, N 4-5), где писатель, перемежая черновики, наброски, зарисовки, письма и собственные современные комментарии, поведал «историю неудачи» романа о доменщиках Коробовых, который он пытался создать в 1938-1939 годах.

Настоящая публикация примыкает к этим двум книгам. В 1937 году, в промежутке между работой над повестями «Курако», «События одной ночи» и «Влас Луговик», которым посвящена «Почтовая проза», и сбором материала для неосуществленных «Коробовых» Бек трудился над «большой эпопеей» о событиях на Енакиевском заводе времен военного коммунизма. В результате этой работы возникла отчленившаяся от первоначального, более объемного, замысла повесть «Последняя домна» (в ранней редакции – «Последняя печь»).

Имея лишь общее, почерпнутое в предыдущих поездках и беседах представление о фактах, которые предстояло описать, Бек выехал на место действия своего нового произведения, чтобы именно там, собирая недостающий материал, писать задуманную вещь.

Дневниковая тетрадь, на обложке которой выведено – «Енакиевские записи», и письма к Л. П. Тоом того же периода (март-май 1937 года) представляют несомненный интерес для читателей и исследователей Бека. Особенно подробно можно восстановить по ним этапы предварительной работы писателя над художественным произведением, ту методику «терпеливого сбора крупиц-подробностей», которая требовала от него предельной самоотдачи. История создания «Последней домны» в полной мере иллюстрирует слова Паустовского: «Ни у кого из писателей я не встречал такой настойчивости в работе, как у Бека. Временами его труд казался мне непосильным для одного человека» («Книга скитаний»).

И в письмах и в дневниках Бек напряженно размышлял о стоящих перед ним проблемах революции, о природе труда, о психологии рабочего, смело отвергая традиционные трактовки и представления и поднимая совершенно новые пласты «рабочей темы».

Публикация построена таким образом, что дневниковые записи чередуются с отрывками из писем в строго хронологической последовательности.

Дневник. 19 марта

Сутки назад приехал в Енакиево. Днем был в горнаркоме, в заводоуправлении, вылавливая стариков, знакомился, кое-что успел.

Вечер провел у Свицына¹ и только что (в час ночи) вернулся к себе в номер <…>.

Завтра пойду с ним осматривать завод.

Письмо. 20 марта

Встретили меня очень приветливо в заводоуправлении и более холодно в партийном комитете, Инженерство и администрация все-таки знают меня как писателя, а партработники Енакиева, к сожалению, не знают. Не знают и рабочие. Надеюсь, будут знать немного шире, когда выйдут «Доменщики» ².

Я получил отдельную комнату, большую, в заводском доме приезжих. Дом этот очень близко от завода и совсем рядом с «деловым клубом», где я обедаю, ужинаю и т. д. И вот совпадение – в этом доме раньше, давным-давно, была квартира Курако³, а потом, когда Курако уехал из Енакиева, – квартира Бардина⁴.

В дальнейшем я, может быть, перееду подальше от завода, в лес, в зелень, к пруду, где расположены дома отдыха. Это может случиться через месяц, когда я покончу в основном с беседами…

Здесь на заводе полностью сохранился архив нужных мне годов, это очень хорошо. С послезавтрашнего дня начну работать в архиве, а завтра утром еду в Сталине, представляться в обком, в писательскую организацию, и, кстати, попробую устроить некоторые литературные дела…

Старых рабочих, переживших здесь разруху, помнящих Бардина, Межлаука⁵ и др., здесь очень много. Некоторых уже видел, с одним провел беседу, но колоритных типов, просящихся в роман, пока что не нашел.

Представь себе, меня здесь взял под свое покровительство Свицын. Я у него провел вечер, он был очень любезен, сам вызвался показать завод, показал, выписал мне постоянный пропуск, знакомил с людьми и т. д. С директором я виделся еще мельком, свидание назначено на послезавтра.

В общем, все устраивается как будто хорошо <…>.

Дневник. 20 марта

Обход завода со Свицыньм.

Вечером беседа с Пшеничным⁶ – доменщиком, брат которого был повешен. Беседа дала мало. Выяснил для себя лишь, что был большой слой рабочих, нашедших разрешение своих жизненных противоречий в квалификации. Он (Пш.) стал к революции старшим газовщиком, получал 3 р. 50 к. в день да приработки, Имел 2000 рублей сбережений и считал, что жизнь сложилась удачно. (Но хотелось еще чего-то – свободы, утверждения своего пролетарского первенства, 8-ми часов работы.) Преданность заводу, любовь к работе – очевидно, основное в характере таких рабочих.

Письмо. 24 марта

<…> Здесь уже настоящая теплая, солнечная весна. На улицах сухо, хожу без галош, хорошо, что не купил сапог – здесь они совсем не нужны. Вчера и сегодня даже пальто не надевал, ходил в пиджаке…

Наступает, в общем, лето, и мне немножко грустно. Зима прошла как-то неплодотворно, сделано очень мало, особенно как-то досадно за Малеевку – это было, как вижу сейчас, очень пропащее время. Только два-три осенних месяца я работал в полную силу и много сделал, а остальное время как-то расползлось. Теперь надо наверстывать и наверстывать.

Здесь мне хорошо. Особенно чувствуется, что нет под окнами этого проклятого трамвая, который незаметно, но верно подтачивает жизнь…

Теперь мои новости.

Я работаю энергично, по утрам сижу в архиве, вечерами – беседы. Пока еще знакомлюсь с нужными людьми, со стариками и выбираю для последующих основательных бесед. Охватил, пока человек 5 – 6. Это представители одного слоя, квалифицированных рабочих, мастеров, Имеющих талант к технике; любящих свое тонкое дело, находящих в нем творчество, нашедших в любом квалифицированном труде разрешение своих жизненных проблем, нашедших даже счастье в этом. До другого слоя, несравненно более обширного, до рабочих черного, не – творческого, тяжелого труда, я еще не добрался Но и их я разыщу, быть может, за ними я отправлюсь в шляхты, Работать хочется, энергии много, хочется скорее, скорее, все узнать, изучить <…>.

Дневник. 24 марта

Получил неприятный щелчок в нос.

Утром пошел завтракать в «деловой клуб» и вдруг случайно узнал, что здесь сейчас будет заседание актива при дирекции. Естественно, мне захотелось быть, но вместе с тем я был несколько удивлен, что меня не пригласили. Подошел к П., попросил разрешения присутствовать. Он несколько неуверенно сказал: «Можно». А через пять минут ко мне подходит его секретарь и говорит: «Приходите через два-два с половиной часа, начнутся прения рабочих, вам будет интересно»<…>.

Не оставляет меня вместе с тем не совсем приятное чувство, когда я вспоминаю о письме Твардовскому. Одно место, где я писал, что на заводе нет угля, что хозяйство дезорганизовано, тревожит меня: надо ли было это писать? Не лучше ли держать про себя? И верно ли это? Ведь информацию я получил от Свицына.

1. Свицын – прототип инженера Крицына, одного из центральных персонажей повести «События одной ночи» (1936), человека, как изображал его писатель, талантливого, но «продавшего свое первородство за чечевичную похлебку».[↩]
2. »Доменщики» – тематический сборник повестей Бека, который должен был выйти в 1937 году, но увидел свет лишь в 1946 году в «Советском писателе». [↩]
3. Курако М. К. – замечательный русский доменщик, герой повестей Бека «Курако» и «События одной ночи».[↩]
4. Бардин И. П. – главный инженер Кузнецкстроя, затем – академик, прототип героя «Последней домны» Макарычева.[↩]
5. Межлауд И. И. – прототип Клявина, героя рассказа «Письмо Ленину», <1937)> являющегося, как и «Последняя домна», эпизодом_; неосуществленной эпопеи и сюжетно тесно, связанного с данной повестью.[↩]
6. Пшеничный – прототип одного из персонажей «Последней домны», доменщика Аржанова. Беседа, о которой пишет Бек, послужила, по всей видимости, материалом к сцене казни старшего Аржанова.[↩]