Эстетические взгляды Китса

Английский поэт Джон Китс незадолго до смерти попросил друзей начертать на его могиле: «Здесь лежит некто, чье имя было написано на воде». Все давно знают, что он ошибался. Уже более ста лет его имя называют среди первых поэтических имен Англии. Вместе с Гейне он мог бы сказать: «Кто лучших людей вспоминает, тот вспомнит и обо мне». Но когда он двадцати пяти лет от роду умер от туберкулеза 23 февраля 1821 года, это событие привлекло удивительно мало внимания: несколько посмертных рецензий, полусочувственные, полунасмешливые строки Байрона в «Дон Жуане», трогательная элегия Шелли (в которой, впрочем, о Китсе говорится меньше, чем о тоске и отчаянии самого Шелли), и потом долгое молчание. В течение четверти века о нем почти не вспоминали, и только в конце 40-х годов пришло признание, а потом и слава.

Произведения Китса, вдохновленные античными мифами и творчеством писателей Возрождения (поэмы «Эндимион» – 1817, «Изабелла», «Гиперион» – 1818, «Канун святой Агнесы» – 1819), воспевают светлую красоту природы и человека, его неустанное стремление к полноте жизни и свободному счастью. Сонеты и оды поэта, поражающие остротой и свежестью чувств, дерзкой новизной образов и богатством вызываемых ими ассоциаций, давно отнесены к лучшим созданиям европейской лирики.

Тем не менее вне стран английского языка Китса и сейчас знают мало. На русский язык из его поэтического наследия переведено всего несколько стихотворений и отрывков из поэм. О нем написаны считанные статьи¹, и в общих обзорах английской литературы ему уделяют лишь скромное место.

Отчасти это невнимание объясняется огромными потерями, возникающими при передаче необычайно насыщенной поэтической речи Китса на другие языки, отчасти – ложным истолкованием его творчества, до последнего времени державшимся в нашей науке. Решающее значение, однако, имел характер дарования поэта, специфические особенности его литературной позиции, так долго препятствовавшие распространению его известности даже в Англии.

Представители консервативного направления – Вордсворт, Колридж, Саути – отталкивают его своей преданностью монархии, церкви и страхом перед революцией. От романтиков «левого» направления- Байрона, Шелли, Хэзлитта, которые близки ему своим неприятием господствующей реакции, – Китса отделяет его политическая пассивность, скептическое отношение к социальной борьбе. От тех и других (за исключением Хэзлитта) он отличается своим пониманием предмета и характера искусства.

1

В мировоззрении поэтов и критиков романтизма эстетические проблемы занимают исключительно важное место, становятся предметом особых деклараций, манифестов и дискуссий.

Наиболее последовательно и подробно романтическая теория искусства изложена у Колриджа. Он опирался на завоевания немецкой идеалистической школы и не создал оригинальной системы взглядов. Но его учение о единстве формы и содержания как главном условии художественности (учение о так называемой органической форме), его толкование Шекспира, попытки, пусть даже и несостоятельные, создать целостную философию искусства, проницательность многих его критических оценок сыграли важную роль в развитии английской эстетической мысли.

Идея о превосходстве искусства над другими формами человеческой деятельности, а поэтического воображения – над другими формами мышления возникает у Колриджа на основе коренного пересмотра, которому он подвергает философию века Просвещения. Осуждая французскую революцию и вдохновивших ее мыслителей, Колридж заявляет, что, в отличие от них, не хочет возбуждать «антисоциальные страсти», но собирается посвятить себя поэзии, с тем чтобы «возвысить воображение и направить привязанности человека на истинный путь, обращая его внимание на красоту неодушевленного мира…» ².

Ограниченности разума Колридж, вслед за немецкими идеалистами, противопоставляет веру в божественное откровение и интуитивное поэтическое воображение, провидящее красоту созданного богом мира и в свою очередь создающее мир, поскольку акт творчества в малом масштабе повторяет акт творения.

С помощью воображения поэт хочет снять «пелену привычки и эгоистической заботы», благодаря которой обыкновенные люди «имеют глаза, но не видят, имеют уши, но не слышат, имеют сердце, но не чувствуют и не понимают».

Сходных взглядов на назначение искусства придерживался Вордсворт. Развязанному революцией «хаосу гибельных страстей» он, как и Колридж, противопоставлял влияние поэзии, которая призвана возвысить и просветить человека. Оба поэта заключили литературный союз, в котором на долю Вордсворта выпала задача «разбудить сочувствие читателя точной приверженностью к истине природы» и описанием событий и лиц совершенно обыкновенных. «М-р Вордсворт ставил себе целью придать очарование новизны явлениям повседневности и возбудить чувство, почти сверхъестественное, пробуждая внимание от летаргии обычая и направляя его на чудесную прелесть мира, открытого перед нами» ³. Колридж, напротив, должен был описать мир фантазии, в котором и события, и отчасти действующие лица были бы сверхъестественными.

При всем внешнем различии усилия обоих поэтов были направлены на решение единой задачи – дать толчок чувствам и мыслям человека, коснеющим в равнодушии и предрассудках, довести до его сознания, что в обыденном скрывается высшая красота (цель Вордсворта), и показать, что эта красота есть следствие тех неведомых сил, которые стоят за всем обыденным и в нем проявляются (цель Колриджа).

Если Вордсворт исходил из явлений внешнего мира и в них искал идею, ведущую за пределы видимого мира, то Колридж, исходя из представления о великом, едином, бесконечном, стоящем за несовершенным, изменчивым миром, в материальных явлениях искал только отражения этой идеальной, духовной субстанции. Но оба сходились во взгляде на искусство как на главное орудие познания и важнейшее средство нравственного воздействия, неотразимое, поскольку оно обращено к стихийным эмоциям, более правдивым и инстинктивно верным, чем рассудок. Таким образом, искусству в учении Вордсворта и Колриджа отводится центральная роль.

Не меньшую роль играет оно и в философии Шелли. Недаром именно ему принадлежит самая красноречивая в XIX веке «Защита поэзии». В этом замечательном, к сожалению, незавершенном трактате фразеология и аргументация «в пользу» поэзии во многом напоминает доводы Колриджа и Вордсворта. Шелли тоже противопоставляет образное познание – рассудочному и отдает предпочтение первому: можно представить себе мир без Локка, Юма, Гиббона, Вольтера, Руссо, но нельзя вообразить, каково было бы моральное состояние человечества, если бы не творили Данте, Петрарка, Боккаччо, Чосер, Шекспир, Кальдерой, Мильтон⁴.

Душой поэзии является воображение. «Поэтическое произведение-это верный снимок жизни, выраженной в ее вечной истинности….Изложение частных фактов подобно зеркалу, которое затемняет и искажает то, что должно быть прекрасным; поэзия – это зеркало, в котором искаженное становится прекрасным. Она превращает нас в обитателей такого мира, по сравнению с которым знакомый нам мир представляет собой хаос… Она очищает наше внутреннее зрение от той пелены привычки, которая скрывает от нас, насколько чудесна действительность…»

«Воображение не только источник наслаждения, – пишет далее Шелли, – оно необходимо всякому, кто хочет быть по-настоящему добрым. Оно открывает нагую сияющую красоту, которая представляет собой душу всех явлений жизни».

Некоторые элементы сходства между поэтикой Шелли, с одной стороны, и Вордсворта и Колриджа – с другой, не должны заслонить коренного различия их систем.

1. О. Холмская, Джон Китс, «Октябрь», 1945, N 10; Р. М. Самарин, Ките, – в кн. «История английской литературы», т. II, вып. 1, Изд. АН СССР, М. 1953; І. В. Викторовська, Естетичний ідеал Кітса, «Питання мови та літератури зарубіжних країн», вип. II Львів, 1958; Н. Я. Дьяконова, К вопросу о литературной теории английского романтизма (Эстетические взгляды Джона Китса), «Вестник ЛГУ», 1959, N 8; І. В. Викторовська, Особливості індивідуального стилю Кітса, «Збірник робіт аспірантів кафедри філологічних наук.» Вид. Львівського університету, 1960; А. А. Елистратова, Китс, – в кн. «Наследие английского романтизма и современность», М. 1960. Китсу была посвящена также диссертация автора настоящей статьи (1943).[↩]
2. Письмо к Джорджу Колриджу 10 марта 1798 года.[↩]
3. S. T. Coleridge, Biographia Literaria, The Complete Works, vol. III, p. 365.[↩]
4. В примечании Шелли оговаривает, что Руссо в существенных чертах был поэтом, а остальные только резонерами.[↩]