№3, 1966/Теория литературы

Еще раз о природе красоты

Статья печатается в дискуссионном порядке.

 

Не ищи в селе, а ищи в себе.

 

«Тайны Космоса не столь интересны и важны, как изумительная загадка: каким чудом неорганическое вещество превращается в живое, а живое, развившись до человека, дает нам Ломоносовых и Пушкиных, Менделеевых и Толстых, Пастера, Маркони и сотни великих мыслителей, поэтов – работников по созданию второй природы, творимой нашей человеческой мыслью, нашей волею?» 1 С тех пор как М. Горький написал эти строки, прошло треть века. Человечество очень много сделало за это время для раскрытия тайн Космоса и очень мало для разрешения загадки, о которой говорит писатель.

В области эстетики за последние годы у нас появилось немало интересных, нужных книг. И все же тайна Красоты, тайна эстетического, как древний сфинкс, продолжает дразнить нас своей неразгаданностью.

Научный поиск начинается с сомнений в общепризнанном. Гипотезы рождаются в борьбе с другими гипотезами, постулатами, порой даже с аксиомами. Я усомнился в некоторых положениях эстетики, которые многим ученым кажутся непреложными истинами. В этом нет неуважения ни к этим ученым, ни к прошлым достижениям науки, представляемой ими.

Как известно, в философии есть основной вопрос, который очень хорошо позволяет отделить козлищ от овец. Кто признает первичным сознание – идеалист, кто материю – материалист. Поступаться в этом вопросе нельзя ни на волос: поступимся чуть-чуть – и уже в болоте. У нас, однако, подчас в каждой науке начинают искать свой «основной вопрос», который столь же легко и безошибочно отделял бы материалистов от идеалистов, марксистов от немарксистов.

Для эстетиков таким «пробным камнем» стало признание объективности эстетического.

«Искать специфические особенности эстетического в сфере субъективности – дело совершенно безнадежное» 2.

«Отрицать объективность прекрасного в природе абсурдно» 3.

«Красота объективна: в основе ее лежат материальные отношения, не зависящие от нашего сознания, – с этим согласны все. Положение об объективности прекрасного – альфа и омега нашей эстетики, прямой вывод из ленинской теории отражения» 4, – уверенно резюмирует А. Гулыга в одном из обзоров литературы по эстетике. Но давайте все-таки подойдем к этому постулату без фанатической доверчивости и взвесим без предвзятости все за и все против.

Отрицание объективности прекрасного – признак идеалистической эстетики… Откуда это видно? Родоначальник идеализма Платон, считавший красоту проявлением божественной идеи, очень даже просто отделял ее от нашей воли и сознания. Она существует у него сама по себе, она «вечна и неизменна».

Плотин, считавший красоту проблеском души, «бесцветной и обладающей бесцветной мудростью», ровным счетом ничего не имел против ее объективности. Гегель – тоже. Очень многие современные буржуазные эстетики-идеалисты, кстати сказать, тоже ничего не имеют против «объективности» красоты.

Ленин не случайно так настойчиво подчеркивал, что основной вопрос философии состоит в том, за чем признается первичность – за материей или за сознанием? Только от решения этого вопроса (и никакого другого!) зависит принадлежность любого ученого к одному из двух лагерей: идеалистическому или материалистическому.

Признание объективности красоты критерием материалистического подхода, увы, служить не может.

В философии слово «объективность» употребляется в двух значениях. Когда говорят об объективности предметов, явлений, качеств, то это означает, что они существуют вне нашего сознания, независимо от него. Но когда говорят об объективности наших знаний и оценок, то речь идет совсем о другом. «Объективная истина» – это не истина, существующая вне человеческой головы, а истина, правильно, адекватно отображающая какие-то явления и закономерности объективного мира именно в сфере субъективного, в сфере сознания. Говорить об объективности красоты как о соответствии ее объективным качествам и закономерностям мира – значит признать, что существует она только в сознании, как отражение чего-то, что само по себе не есть красота. Но ведь именно против этого допущения и восстают наши эстетики. Следовательно, в споре об объективности эстетического это слово употребляется в первом значении. И доказывать объективность эстетического – это значит утверждать, что мир обладает особыми эстетическими (природными или общественными) качествами, существующими сами по себе, независимо от человеческого сознания.

«Прекрасное объективно, ибо объективно, независимо от сознания, существуют вещи, предметы и явления, отражаемые в художественном познании человеком…» 5

Вопрос: «Существует ли красота объективно?» – в этом рассуждении незаметно подменяется другим: «Существуют ли красивые вещи объективно?»

Но разве любое определение, которым мы характеризуем что-то объективно существующее, вскрывает объективное качество?

Существуют ли собаки, которых мы называем симпатичными, объективно? Существуют ли цыплята, которых мы называем трогательными, объективно? Существуют ли науки, которых мы называем противными, объективно?

Да, ответим мы. Но это не будет означать, что объективно существуют некие симпатичность, трогательность и противность.

Та же самая логическая схема, только вывернутая мехом наружу, таится в рассуждениях типа: наше сознание – это отражение реального мира, значит, все, что существует в сознании как образ, должно иметь свой реальный прототип в самой жизни; раз есть чувство прекрасного, значит, должно быть и само прекрасное. При такой «логике» нам неизбежно пришлось бы признать существование бога.

Есть и такой вид доказательств: «…Чувство прекрасного вовсе не является субъективным. Оно субъективно потому, что принадлежит субъекту. Но оно вызвано объективными причинами» 6.

Все наше сознание обусловлено объективными причинами, даже сны. Они поэтому объективны? Принадлежать субъекту вовсе не означает быть субъективным. Ухо принадлежит субъекту, шляпа – тоже. Может быть, в таком случае их тоже надо счесть «субъективными» явлениями?

Многие «природники» объективируют красоту путем ее материализации.

«Мы считаем, что эстетические свойства предметов природы – это материальные свойства» 7, – пишет В. Корниенко. Конечно, все, что материально, обязательно объективно. Но к чему «материальному» можно свести красоту?

Мы вынуждены огорчить тех, кто упорно, вопреки данным науки, вопреки мнению великих материалистов прошлого, вопреки утверждениям классиков марксизма, именует цвет, звуки, запахи, вкус – «объективными качествами».

«…Мой вкусовой нерв такое же произведение природы, как соль, но из этого не следует, чтобы вкус соли непосредственно, как таковой, был объективным свойством ее, – чтобы тем, чем является (ist) соль лишь в качестве предмета ощущения, она была также сама по себе (an und für sich), – чтобы ощущение соли на языке было свойством соли, как мы ее мыслим без ощущения…» (Фейербах; цитировано В. И. Лениным) 8.

«…Источник света и световые волны существуют независимо от человека и от человеческого сознания, цвет зависит от действия этих волн на сетчатку…» 9.

А ведь эстетическое – это не только прекрасное. Комическое, трагическое, низкое… К каким «природным», «материальным» качествам будем мы сводить их?

«Общественники» тоже за объективность эстетического, но за объективность нематериальных, общественных явлений.

Остановимся на одной из самых последних попыток обосновать объективность такого рода.

«…Красота, как и польза, не качество предмета, а оценка его» 10, – пишет Ф. Кондратенко в статье «Эстетическое как отношение».

Мы полностью согласны с автором, когда он говорит, что одним из главных тормозов в развитии нашей эстетики является «боязнь быть обвиненным в субъективизме» 11, поэтому тезис «красота есть оценка» вначале нами и был воспринят как попытка вырваться из пут этого страха. В самом деле, разве оценка может существовать вне сознания, то есть «объективно»? Оказалось, может.

«Объективность общественных явлений, в том числе и индивидуально-общественных (оценочных) отношений, заключается не в их материальности, а в их реальности – в реальности их существования и функционирования в обществе. Характер их может зависеть от индивидуального или общественного сознания, но само существование их как объективной реальности не зависит от воли и сознания субъекта» 12.

«Под действием тепла вода превращается в пар. Но ни вода, ни пар, ни тепло не являются испарением. Испарение – качественно новое явление – это процесс… Эстетическое отношение тоже есть процесс, но не физический и не биологический, а более сложный – социальный… И этот процесс существует объективно» 13.

Голова наша, конечно, отдаленно может напомнить чайник или, допустим, кастрюльку с кипятком, но у нее есть одно специфическое свойство, которое, рассуждая о субъективности и объективности, не стоит забывать: она осознает окружающий мир, она думает, чувствует, оценивает. Именно это и составляет мир субъективности, который больше нигде не существует. Так что если процесс происходит в чайнике, мы можем без колебаний делать вывод, что это процесс объективный, если же он происходит в голове, то прежде чем говорить о его объективности или субъективности, следует подумать. Физиологические процессы, происходящие в мозгу, объективны, они не составляют внутренней стороны сознания, ну, а оценки?

Ни реальность существования, ни обусловленность не зависящими от воли субъекта причинами доказательством объективности служить не могут. Разве процессы, происходящие внутри сознания, не реальны? Разве они не обусловлены причинами и закономерностями «общественного развития»?

Увы, Ф. Кондратенко тоже побоялся обвинений в субъективизме. А посему вместо точного и недвусмысленного слова «оценка» прибег к более туманному – «отношение».

Словом»отношение» обозначаются два совершенно различных понятия. Когда классики марксизма говорили об общественных отношениях и их типах, они имели в виду не чувства людей друг к другу и не наше восхищение, скажем, картиной восхода солнца, а формы собственности, принципы разделения труда, влияние природных условий на жизнь людей, изменения, которые люди производят в природе. Подобные «отношения», в смысле «взаимоотношения», существуют объективно, независимо от того, осознаются они людьми или нет. Но ведь сам Ф. Кондратенко подчеркивает, что эстетическое отношение – это оценочное отношение типа «субъект – объект». В данном случае «относиться» значит давать оценку, испытывать чувство приязни, неприязни. Что и говорить, нелегкое это дело – доказывать, что оценка существует вне сознания, наподобие той улыбки, которая отделилась от морды кота и начала жить самостоятельно. В конце концов Ф. Кондратенко вконец запутывается и, махнув рукой, признает, что объектом эстетических оценок является не сам предмет, а «творческие способности человека, проявленные в предмете» 14.

После всех иронических шпилек, которые автор направлял в адрес общественнической теории, повторение азов этой теории в качестве своего главного вывода выглядит несколько странным. Оказалось, что по-прежнему в каждой луже человек, подобно Нарциссу, видит только самого себя, оценивает только свои «творческие способности».

Самое странное в эстетической терминологии «общественников» то, что все эти «сущностные силы», «очеловечивание», «творческие силы» тоже объявляются ими объективными качествами предметов и явлений. И притом делается это от лица Маркса. В своих «Экономическо-философских рукописях 1844 года» Маркс писал: «…По мере того как предметная действительность повсюду в обществе становится для человека действительностью человеческих сущностных сил, человеческой действительностью и, следовательно, действительностью его собственных сущностных сил, все предметы становятся для него опредмечиванием самого себя, утверждением и осуществлением его индивидуальности, его предметами…» 15

«Общественники» понимают все это буквально. У них предметы мира объективно «очеловечиваются», начинают выражать наши сущностные силы, и эти самые сущностные силы, поселившиеся в предметах, становятся их эстетическими качествами, постижение которых приносит нам столько радости.

«Сохраняя свою относительную независимость, материальное и духовное в процессе практики непрестанно переходят друг в друга: человеческое сознание наполняется объективностью, как и сам человек становится в определенном смысле продуктом, отражением объективных условий своего существования, а объективность, предмет проникаются духовностью человека, становятся определенной идеальностью» 16.

Итак, материальное, оказывается, может переходить в духовное и наоборот. Конечно, мы говорим о «материализации идей», об «овеществлении планов» и т. д. Но нельзя же все это понимать прямо. Человеческая практика – большая сила, но боюсь, что сотворить материю из ничего или уничтожить материю даже ей не по плечу. Мне кажется, что Маркс говорит в вышеприведенной фразе совсем о другом. Вдумайтесь: «…предметная действительность… становится… действительностью человеческих сущностных сил»»для человека», «все предметы становятся… опредмечиванием самого себя»»для него», а отнюдь не сами по себе. Маркс говорит тут о мире в субъективном человеческом восприятии, о мире, пропущенном через разум и чувства общественного человека. Во имя «объективности»»общественники» вынуждены отрывать дух, идеальность от сознания и делать их свойствами самих предметов.

Даже те теоретики, которые уже поняли, что нельзя найти природу красоты в мире объективности, не осмеливаются заговорить о субъективности. Так велик наш страх перед этим «криминальным» словом.

«Охарактеризовав предмет как симметричный, мы определили только известное объективно ему присущее качество, а назвав этот же предмет красивым, мы охарактеризовали и некие собственные его качества, и то впечатление, которое он на нас произвел» 17, пишет М. Каган.

«…Прекрасное двойственно по своему содержанию. Оно, как и любая другая эстетическая категория, заключает в себе двоякую информацию – и об объекте, и о субъекте… «Красота»… есть не чисто предметное, не чисто объективное свойство мира…»

«Трагическое и комическое, подобно прекрасному и безобразному, возвышенному и низменному, – явления эстетические. Это значит, что они имеют такую же двойственную, объективно-субъективную природу» 18.

Но может ли существовать что-то одновременно и материальное и духовное? И объективное и субъективное? Или хотя бы «не чисто» объективное?

Для М. Кагана, как и для многих других наших эстетиков, субъективное и субъективистское – одно и то же.

«Субъективизм в эстетике выражается в том, что прекрасное, возвышенное, трагическое признаются чисто субъективными явлениями, индивидуальными и произвольными оценками предметов действительности» 19.

Как видим, «чисто субъективное» для автора синоним субъективистского, произвольного, индивидуального. На каком основании, спрашивается?

Общечеловеческого сознания как такового не существует. Единственная форма существования сознания – это индивидуальное сознание. И в этом нет ничего прискорбного. Сознание индивида – продукт развития всего общества, оно социально по природе. Форма проявления сознания индивидуальна, а сущность, содержание – общественны.

Поэтому любая оценка индивидуальна. Произвольность оценки, субъективизм, – это совсем другое.

Теперь о субъективности и субъективизме. Все наши ощущения – это «субъективные образы объективного мира». Субъективные! И стыдиться этого следует столь же, сколько «индивидуальности». Мир, отраженный в сознании, не тождествен миру, существующему вне его.

Познание, как отмечал Ленин, – «это не простое, не непосредственное, не цельное отражение» 20, не «зеркально-мертвый акт» 21. «Мы не можем представить, выразить, смерить, изобразить движения, не прервав непрерывного, не упростив, угрубив, не разделив, не омертвив живого. Изображение движения мыслью есть всегда огрубление, омертвление, – и не только мыслью, но и ощущением, и не только движения, но и всякого понятия» 22.

Мы видим мир не таким, каков он «на самом деле», но мы видим все, что имеет хоть какое-то значение для нас, для нашей жизни, для нашего развития. Конечно, это «искажение» мира, конечно, это неполнота и ограниченность, но иного видения нам и не требуется, иного – и быть не может. Видеть все – не видеть ничего. Такова диалектика.

«Что же касается красоты, то в ней субъективное не искажает объективное, а сливается с ним, образуя сложное материально-духовное явление» 23, – пишет М. Каган.

Получается, что взаимодействует не субъект с объектом, а субъективное с объективным. Но что такое субъективное? Это отраженное объективное. Это итог взаимодействия субъекта и объекта. В субъективном уже заключена «двойная информация» и о субъекте и об объекте. И незачем нам придумывать нелепые конструкции типа «субъективно-объективное», «материально-духовное». В мире могут быть либо объективные, либо субъективные явления;

  1. »М. Горький о литературе», «Советский писатель», М. 1955, стр. 247. []
  2. Г. Н. Поспелов, Эстетическое и художественное, Изд. МГУ, 1965, стр. 49.[]
  3. И. Астахов, Искусство и проблема прекрасного, «Советский писатель», М. 1963, стр. 31.[]
  4. А. Гулыга, Эстетические знания – в массы! «Коммунист», 1961, N 6, стр. 120.[]
  5. Л. Коган, Присущи ли действительности эстетические качества? «Научные доклады высшей школы. Философские науки», 1959, N 4, стр. 149.[]
  6. «Дискуссия о предмете марксистско-ленинской эстетики», «Вопросы философии», 1956, N 3, стр. 183.[]
  7. В. С. Корниенко, К вопросу о природе эстетического, «Вопросы философии», 1961, N 6, стр. 109.[]
  8. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 18, стр. 119.[]
  9. Там же, стр. 55.[]
  10. Сб. «Эстетическое», «Искусство», М. 1964, стр. 304.[]
  11. Там же, стр. 261.[]
  12. Сб. «Эстетическое», стр. 268.[]
  13. Там же, стр. 263.[]
  14. Сб. «Эстетическое», стр. 308.[]
  15. К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, Госполитиздат, М. 1956, стр. 593.[]
  16. В. Тасалов, Об эстетическом освоении действительности, «Вопросы эстетики», вып. 1, «Искусство», М. 1958, стр. 74.[]
  17. М. Каган, Лекции по марксистско-ленинской эстетике, ч. I, Изд. ЛГУ, 1963, стр. 34 – 35.[]
  18. Там же, стр. 35, 89.[]
  19. Там же, стр. 33.[]
  20. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 29, стр. 163 – 164.[]
  21. Там же, стр. 330.[]
  22. Там же, стр. 233.[]
  23. М. Каган, Лекции по марксистско-ленинской, эстетике, ч. I, стр. 36.[]

Цитировать

Нуйкин, А. Еще раз о природе красоты / А. Нуйкин // Вопросы литературы. - 1966 - №3. - C. 92-117
Копировать