Е. В. Халтрин-Халтурина. Поэтика озарений в литературе английского романтизма. Романтические суждения о литературе и художественная практика

Е. В. Халтрин-Халтурина. Поэтика озарений в литературе английского романтизма. Романтические суждения о литературе и художественная практика. М.: Наука, 2009. 350 с.

На первый взгляд, английский романтизм — в нашей стране тема вполне изученная. Поколения студентов-филологов постигали ее, читая хрестоматийные для советской эпохи книги А. Елистратовой и Н. Дьяконовой. Однако новых, современных по мысли исследований английского романтизма как целостного феномена в отечественном литературоведении нет. Монография Е. Халтрин-Халтуриной претендует заполнить образовавшуюся лакуну.

Угол зрения подсказан самим материалом: поэтическая теория и практика английских романтиков рассматривается как единое целое сквозь призму воображения. Роль ключевого понятия в работе играет «озарение» как «особый духовный опыт», «вспышка воображения» и как «структурная единица текста» (с. 3). Понятийный аппарат исследования также включает «фантазию» и «вдохновение», с которыми разграничивается воображение. Чтобы определить сущность явления в формальном плане, автор книги работает с термином «модус». «Поэзия озарений» описывается ею как «выдержанная в лирико-медитативном модусе» (с. 18). Звучит несколько расплывчато (по сравнению, например, с пасторальным модусом), однако позволяет охватить практически все основные творения великих английских романтиков, органично соединить большую и малую лирические формы, так что объектом изучения у Вордсворта становятся и стихотворения поэтического цикла «К Мэтью», и «Прелюдия», у Китса — и сонет «Кузнечик и сверчок», и поэма «Эндимион» и т. д.

Центральное место в книге по праву занимает Уильям Вордсворт, чьим именем Ч. Херфорд обозначил всю романтическую эпоху. Именно Вордсворт выделяет тот вид «озарения», с которым в исследовании соотносятся «видéния» других английских романтиков. Автор переводит выражение Вордсворта «spots of time» как «места времени», настаивая на важности «взаимопроникновения двух сущностей: пространственной и временной» (с. 41). «Места времени» представляют собой «озарение», которое «припоминается в состоянии покоя» и связано с конкретным географическим пространством. Оно заключает в себе творческую энергию, соединяющую настоящее и прошлое, провоцирующую работу читательского воображения.

Е. Халтрин-Халтурина подчеркивает важность для Вордсворта реальных жизненных событий, переживаемых как «места времени». Поэма «Прелюдия» в книге рассматривается как духовная автобиография. Список эпизодов поэмы, в которых описываются «места времени», упорядочивается и приводится в соответствие с последней авторской редакцией 1850 года. Автобиографические «места времени», как это принято в вордсвортоведении, выстраиваются в «прогрессию», которая представлена как основа сюжета «Прелюдии». Жизнеописание поэта-мечтателя, по мысли автора книги, конструируется в поэме так, чтобы «нагляднее показать, как росло его самосознание» (с. 43).

Рост самосознания изображен во всех подробностях, от одной книги поэмы к другой. Свою роль в «формировании героя как творческой личности» (с. 106) играют воспоминания о детских играх, атмосфера Кембриджа, сцены столичной жизни. По временам кажется, что речь в действительности идет не о поэме, а об автобиографическом повествовании, где разные события имеют скорее житейский, чем поэтический смысл. Так, например, описан эпизод с играющим на флейте Робертом Гринвудом: «С наступлением сумерек один из школьников, Роберт Гринвуд, обычно брал в руки флейту и подхватывал затихающие птичьи трели. Остальные ребята тоже участвовали в создании творческой атмосферы» (с. 52). Поэтическая картина мира, «выдающая работу литературного воображения», по слову С. Гилла, все еще ощущается в этом пересказе, основанном на слишком буквальном представлении о «припоминании в состоянии покоя» (принцип поэтического воображения, выдвинутый Вордсвортом еще в предисловии к «Лирическим балладам»). Сложность в том, что «места времени» одновременно являются достоянием внутренней жизни Вордсворта-поэта и структурными элементами текста. Возникает путаница, вследствие которой в книге поэзию часто подменяют «думы» (с. 97) или же «лирическое описание психологического процесса» (с. 121), поэт подается как тот, кто «раскрывает» явления психологического плана (с. 80).

Если Вордсворт подробно исследуется как «практик воображения», то в качестве теоретика рассматривается С. Колридж, именно так распределяются роли в хрестоматийных трудах о романтизме. Автор книги доказывает, что взгляд Колриджа на воображение и та граница, которую он проводит между воображением (imagination) и фантазией (fancy), предопределили представления всех других поэтов-романтиков, от Вордсворта до Шелли, не исключая Байрона. Рано или поздно почти все они начинали отдавать предпочтение поэзии воображения перед поэзией фантазии. Чтобы вписать Байрона в общее пространство, приходится предпринять некоторое усилие. Известно, что Байрон всегда был на стороне фантазии и едко отзывался об «английских бардах», упоенных воображением. Е. Халтрин-Халтурина аргументирует свою точку зрения словоупотреблением в поэзии XVI века, не различающем два понятия. «Этой старой традиции любил следовать и Байрон», — утверждает она (с. 239). Однако даже в приведенном примере из «Чайльд-Гарольда» фантазия ассоциируется с «формой» («разумностью, гармонией, эффектностью»), а это значит, что она отнюдь не была для Байрона «полным синонимом воображения» по Колриджу, зато слово «воображение» в некоторых высказываниях употребляется как синоним фантазии (с. 238).

В исследовании фантазия и воображение разграничиваются как иллюзорное и истинное. Поэтика иллюзорного влечет юного Китса, автора «Эндимиона» и «Гипериона», проявляет себя в устремленности Шелли к «интеллектуальной красоте» и в пристрастии Байрона к «истинному остроумию» неоклассицизма. Истинное же имеет метафизическое значение для старшего поколения романтиков и эстетическое для младшего. Там, где Вордсворт в моменты «озарения» ощущает в себе «иное бытие», а Колридж говорит о «приобщении человека к Божественному», Шелли видит «всесвязующую и жизнеутверждающую творческую силу» (с. 217).

Автор книги ищет соответствия «местам времени» в поэзии Колриджа, Китса, Шелли и даже Байрона в желании воссоздать единый текст романтической поэзии. Таковы «места, отмеченные судьбой» в «Эндимионе» Китса — испытания, которые проходит герой на пути к идеалу, «серебряное видение» из «Аластора» Шелли, «благостные видения» Кристабели, порожденные «вторичным воображением». Книга содержит своеобразную антологию «озарений»: наиболее важные поэтические и прозаические тексты пространно цитируются.

Поэзия в книге всегда сопровождается переводом, часто расположенным параллельно и помогающим увидеть образные и ритмические особенности английского текста. Очевидны усилия автора ввести в отечественный литературный обиход малоизвестные произведения, помочь прикоснуться к оригиналу в случае со стихотворениями, хорошо известными по переводам, такими как «Какие тайны знает страсть!» в переводе Маршака. Хотелось бы специально отметить перевод фрагментов «Прелюдии» Т. Стамовой.

У книги много достоинств. Она прекрасно издана, со множеством удачно подобранных иллюстраций и не тиражированных портретов английских романтиков. Автором восстанавливается поэтическая репутация Саути, объяснен «атеизм» Шелли, реконструирована генетическая связь английской романтической поэзии с поэзией Мильтона. Говоря об интерпретации поэтических текстов в книге, хочется выделить сопоставительные анализы, обнаруживающие, например, что 116 сонет Шекспира является источником ряда смыслов в стихотворении Шелли «К Вордсворту», или что «озерная школа» важна для поэзии Китса уже во времена его дружбы с Ли Хантом, когда ими были написаны два сонета «Кузнечик и сверчок».

Фундамент исследования составляет обширный корпус англоязычных трудов о романтической поэзии, от классических до современных. К исследованию прилагается очерк хронологических границ английского романтизма, представляющий отдельный интерес. Нашему вниманию предлагается краткая история романтического канона в критике, в которой Вордсворт и Колридж в качестве ключевых фигур постепенно вытеснили Вальтера Скотта. К 1930-м годам сформировалось зафиксированное Ф. Ливисом представление о «Великой пятерке», включающей Вордсворта, Колриджа, Байрона, Шелли, Китса, которое легло в основу рецензируемого исследования. В определении хронологических границ английского романтизма Е. Халтрин-Халтурина исходит из периодизации, ориентированной на факты английской литературной жизни, справедливо считая их более значимыми для истории явления, нежели Великая французская революция или общественно-политические события в англоязычном регионе.

Книга легко читается, она удобна для воспринимающего сознания. Для каждого поэта автором последовательно выдерживается порядок развития мысли от краткой творческой биографии к анализу его высказываний о воображении и далее, к описанию «мест времени» в его поэзии. Читатель-филолог узнает в мельчайших подробностях истории, в общих чертах известные ему со студенческих лет, от истории публикации «Лирических баллад» до истории полемики Байрона с Робертом Саути. Все разделы работы сопровождаются краткими выводами, суммирующими сказанное и еще раз воспроизведенными в «Заключительных замечаниях».

Во введении автор обещает «не руководствоваться ультрасовременными суждениями» (с. 17) и обещание держит. Исследование основано на двух в высшей степени традиционных научных методах, некогда заимствованных литературоведением у естественных наук, а именно — описании и классификации. От главы к главе в книге выявляется специфика «озарений» у разных поэтов, что позволяет классифицировать уровни текста, на которых функционируют «озарения», выстроить для каждого поэта-романтика определенную систему. Прозрачность, которую в результате приобретает общая картина, имеет оборотную сторону: систематизации жертвуется сложность и глубина мысли.

И все же книга Е. Халтрин-Халтуриной производит впечатление свежего взгляда. В ней ощущается вызов, провоцирующий на дальнейшие исследования такого непростого и в высшей степени интересного феномена, как английский романтизм.

О. ПОЛОВИНКИНА

г. Владимир