Духовный карцер. Н. С. Лесков и «Палата N 6» А. П. Чехова

«Никогда нас не выпустят! <…> Сгноят нас здесь! О господи, неужели же в самом деле на том свете нет ада и эти негодяи будут прощены? Где же справедливость? Отвори, негодяй, я задыхаюсь!» – крикнул он сиплым голосом и навалился на дверь.

А. П. Чехов. «Палата N 6»

«Да и що такое вы называете здесь «сумасшедший дом»! Полноте-с! Здесь очень хорошо <…> Одно только, что здесь немножко очень сильно шумят… Это, знаете, она… бездна безумия… О, страшная бездна! Но ночью, когда все уснут, то и здесь иногда становится тихо, и тогда я беру крылья и улетаю». – «Мысленно улетаете?» – «Нет, совсем, з целой истотою».

Н. С. Лесков. «Заячий ремиз»

Известно высказывание Н. С. Лескова о чеховской повести «Палата N 6»: «В «Палате N 6″ в миниатюре изображены общие наши порядки и характеры. Всюду – палата N 6. Это – Россия… Чехов сам не думал, что написал (он мне говорил это), а между тем это так. Палата его – это Русь!»¹¹  Сумасшедший дом как микрокосм общества – одна из старейших метафор в истории западной культуры, по-разному осмыслявшаяся в разные эпохи и у разных авторов. В этой статье мы постараемся проследить идеологические истоки метафоры «Россия – сумасшедший дом» в творчестве самого Лескова и показать, в чем заключалось принципиальное отличие его видения «русского безумия» от чеховской интерпретации темы².

Проблема безумия в творчестве Лескова обычно рассматривается в связи с его поздней повестью «Заячий ремиз» (1894; публ. 1917), в которой исследователи обнаруживают отголоски чеховской «Палаты N 6» (1892): образ сумасшедшего дома; философские беседы в больничной палате; «обрисовка» персонажей и т. д.³  Главный герой этой повести становой пристав Оноприй Перегуд сходит с ума в наивном стремлении осчастливить человечество своим «животным благоволением». В краткой преамбуле рассказчик сообщает, что познакомился со своим героем во время частых визитов в «больницу для нервных больных, которая на обыкновенном разговорном языке называется «сумасшедшим домом», чем она и есть на самом деле»⁴. В основе этого сюжетообразующего мотива лежит реальный опыт автора: начиная с 1878 года Лесков навещал в петербургской больнице св. Николая свою первую жену, страдавшую неизлечимым психическим недугом. «Посещение «сумасшедшего дома»<…> – замечает сын писателя А. Лесков, – дает ему пищу для совершенно исключительных наблюдений»⁵.

Фабула этой «стернианской» повести проста: «в общеинтересных и занимательных беседах» Оноприй рассказывает повествователю о своих «наблюдениях, опытах и приключениях». По мнению Л. Гроссмана, рассуждающий «болван» Лескова выступает в роли «утописта и мудреца в сумасшедшем доме», отстаивающего «великие и светлые идеи, неизмеримо более ценные и прекрасные, чем тусклые представления окружающей их «нормальной» обывательской среды»⁶. Хью МакЛейн видит в лесковском герое сумасшедшего резонера («the mad raisonneur»), созерцающего из своего наблюдательного пункта (то есть больницы для умалишенных) безумие внешнего мира⁷. Исследователь также отмечает, что тема безумия у Лескова является постоянной: она возникает уже в «Краткой истории одного частного умопомешательства (Психологический этюд)» 1863 года и проходит через все творчество писателя⁸. Гротескное «житие» Оноприя, заключает МакЛейн, подтверждает вывод, к которому Лесков пришел еще в повести «Смех и горе» 1871 года: человеческая жизнь в России экзистенциально абсурдна и полностью подчиняется слепой игре случая.

Наблюдение МакЛейна может быть конкретизировано. Именно в повести «Смех и горе», описывающей удивительные приключения главного героя Ореста Ватажкова в до- и пореформенной России и посвященной «всем находящимся не на своих местах и не при своем деле», впервые в творчестве Лескова возникает образ философа в сумасшедшем доме. Речь идет о чудаковатом богоискателе, становом приставе Васильеве, который увлекается философским спиритизмом, зачитывается журналом основателя этого учения Аллана Кардека## Аллан Кардек (мистический псевдоним Леона Ипполита Ривайля [Leon-Denizarth-Hippolyte Rivail], 1804 – 1869) – основоположник французского спиритизма, выпустивший в 50-е годы «Книгу Духов» (Le Livre des Esprits, 1857), «Книгу Медиумов» (Le Livre des Mediums, 1861) и другие сочинения, якобы продиктованные ему высшими духами в ответ на заранее подготовленные вопросы. В центре философии Кардека находятся доктрина духовной жизни как череды реинкарнаций, направленных на усовершенствование нравственной природы души; представление об относительности наказания и ада; проповедь любви к ближнему и благотворительности, а также полная религиозная терпимость, ибо в земном дому все верующие – гости Бога. Учение Аллана Кардека становится известно в России с конца 50-х годов. Его российским «апостолом» был отставной генерал Аполлон Болтин, переведший в начале 60-х годов основные сочинения Кардека на русский язык и написавший несколько истолкований его доктрины. Русская духовная цензура не дала разрешения на их публикацию, но рукописные переводы сочинений Кардека быстро распространились в обществе: «Духовная философия в трех томах. «Книга Духов», содержащая начала спиритического учения о бессмертии души, свойствах Духов и об оношениях их к людям; нравственные законы, настоящая жизнь, будущая жизнь и будущность человечества. По учению, данному через медиумов высшими духами, собранное и приведенное в порядок Алляном Кардек, перевел с французского Аполлон Болтин, 1862″; «Опытный спиритизм. Книга медиумов или руководство для медиумов и вызываний. Содержащее специальное поучение Духов о теории всех родов проявлений, способы сообщения с невидимым миром, развитие медиаменизма, затруднения и камни преткновения, которые можно встретить в спиритической критике. Продолжение книги Духов, соч.

1. А. П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1947. С. 316.[↩]
2. О творческих взаимоотношениях А. П. Чехова и Н. С. Лескова см.: Гроссман Л. Н. С. Лесков. Жизнь – Творчество – Поэтика. М.: ГИХЛ, 1945; Видуэцкая И. П. Чехов и Лесков // Чехов и его время. М.: Наука, 1977; Rayfield Donald. Anton Chekhov. A Life. New York, 1997[↩]
3. См.: Гроссман Л. Указ. соч. С. 249; McLean Hugh. Nikolai Leskov. The Man and His Art. Harvard University Press, 1977. P. 634; Rayfield Donald.Op. cit. P. 613.[↩]
4. За исключением особо оговоренных случаев, цитаты из произведений и писем Лескова даются по: Лесков Н. С. Собр. соч. в одиннадцати томах. М.: Гослитиздат, 1956 – 1958 с указанием тома и страницы. Курсив в цитатах наш. – И. В.[↩]
5. Лесков Андрей. Жизнь Николая Лескова. Т. I. М.: Художественная литература, 1984. С. 164.[↩]
6. Гроссман Л. Указ. соч. С. 249.[↩]
7. McLean Hugh. Ibidem. P. 634. Это мнение, поддержанное К. Ланцем, оспорила Кристина Шперль. Исследовательница считает, что «Заячий ремиз» представляет собой историю о психической болезни, а не о мудрости Перегуда: «ибо если мы примем его (безумную) точку зрения на мир как «социальную критику» последнего, а не абсолютно искаженный образ реальности, мы попадем в ту же самую ловушку, в которую попадает простой народ (также как и определенная часть интеллигенции), бегущий к юродивым за советом и принимающий их безумную болтовню за истину в конечной инстанции» (Sperrle Irmhild Christina.The Organic Worldview of Nikolai Leskov. Evanston, Illinois: Northwestern University Press, 2002. P. 158).[↩]
8.   К теме безумия относятся (в той или иной степени) такие произведения Лескова, как «На ножах» (1870-1871) (сумасшествие Висленева), «Инженеры-бессребреники» (1883), «Маленькая ошибка» (1883), «Загадочное происшествие в сумасшедшем доме. (Извлечено из бумаг Е. В. Пеликана) (1858-1878)» (1884) и др.

   [↩]