Детская книга и политика

До дискуссии было еще далеко, и в пространстве и во времени, – должна была она состояться через десять дней на юге ФРГ, в Вайнхайме, а сейчас, в Дуйсбурге, в журналистских кругах о ней уже говорили, – и не удивительно, ибо чувствовал я себя там, как в перенаселенной квартире, где все и всё друг о друге знают…

Мы сидели и пили кофе в фойе концертного зала, между двумя моими выступлениями, когда некая фрау X спросила вдруг:

– Вопрос между нами, г-н Коринец… Скажите честно: вы не боитесь этой дискуссии в Вайнхайме?

Я удивился:

– Почему «между нами» и почему я должен бояться какой-либо дискуссии?

– Ну, все-таки… (загадочная улыбка), Вам могут задать неудобные вопросы.

– Придется мне так же «неудобно» ответить,

– И вы не волнуетесь?

– Пока еще нет… Вот вы, – спросил я в свою очередь, – не боитесь вести автомобиль? Ночью, в тумане, как сегодня?

– Тут главное – быстрая реакция! – улыбнулась она.

– Вот вы сами и ответили на ваш вопрос о дискуссии, – пошутил я.

…Сейчас, за письменным столом в Москве, должен признаться, что с утра в Вайнхайме, конечно же, волновался – как перед всяким выступлением…

Тема дискуссии, организованной в Вайнхайме, была заранее обозначена в афишах и в прессе – «Детская книга и политика» (на материале моего романа «Привет от Вернера»), Назначены были и участники обсуждения; в качестве слушателей, естественно, приглашались только взрослые. Организаторами были: крупнейшее прогрессивное издательство ФРГ «Юлиус Бельтц» и Народный университет Вайнхайма.

Вечером, по пути на дискуссию, я вспомнил слова дуисбургской дамы – в разговоре с главным редактором детской и юношеской программы издательства «Юлиус Бельтц» Гансом Иоахимом Гельбергом.

– Все может быть, – ответил он. – Но будьте совершенно спокойны: у вас сейчас в ФРГ очень сильная позиция.

Гельберг имел в виду четыре моих романа для детей и юношества, опубликованных в последние годы в ФРГ, и их обсуждение в европейской прессе, а также частые встречи и беседы с читателями в библиотеках, школах, книжных магазинах Мюнхена, Кёльна, Дюссельдорфа и других городов Западной Германии.

Несколько слов о Гансе Иоахиме Гельберге: ему сорок пять лет, был учителем, книготорговцем, потом стал журналистом и редактором детских изданий. Очень много и увлеченно работает. Его программа – целый ряд прекрасно изданных книг так называемого «левого» направления – получила сейчас высокую оценку во всем мире.

Детская литература для него не бездумная забава и не способ выколотить деньги (его книги для ФРГ сравнительно дешевы), – он видит в ней средство воспитания нового, самостоятельно мыслящего поколения и к детям относится в высшей степени серьезно, как к своим товарищам, которым необходимо объяснять окружающий мир. Гельберг стремится взламывать устаревшие буржуазно-мещанские традиции, лед «холодной войны». Еще одна характерная черта: ему нравится Аркадий Гайдар – «Судьба барабанщика», «РВС», «Голубая чашка»…

Наше мероприятие начиналось солидно: афиши, входная плата две марки, зал переполнен. Журналисты из Вайнхайма и других городов, библиотекари, сотрудники издательства «Бельтц» во главе с его руководителем доктором Манфредом Бельтц-Рюбельманом, студенты, ученики старших классов гимназий, родители, учителя. При входе – киоск, в котором продаются детские книги, выпущенные издательством «Бельтц». Две стены зала стеклянные, сквозь них виден вечерний город, огни реклам, по-осеннему одетые прохожие – они останавливаются и заглядывают вовнутрь. И у меня возникло чувство, что будем говорить на весь город…

Открыл дискуссию литературный критик, доцент педагогики и редактор бюллетеня «Юношеская литература» Хорст Кюннеман, специально приехавший сюда из Гамбурга. Он представил участников, расположившихся за длинным столом на сцене: профессор-политолог при университете во Франкфурте-на-Майне Иринг Фетчер, учитель вайнхаймской начальной школы Ганс Иоахим Гаус, председатель родительского совета лютцельзахской начальной школы Урзула Райнхаймер, семнадцатилетний гимназист Ёрг Зойме, Ганс Иоахим Гельберг и автор этих строк.

Во вступительном слове Кюннеман очень коротко коснулся развития детской и юношеской литературы в ФРГ в послевоенные годы. Он сказал, что существует мнение, будто западногерманский читатель устал от «рискованных тем»: социально-политическая книга для детей вроде бы больше не имеет успеха. В конце 50-х и начале 60-х годов в ФРГ прошла волна так называемой «литературы преодоления прошлого».

Отступая и немного забегая вперед, отмечу, что затронутый Кюннеманом острый для немцев вопрос о фашистском прошлом своеобразно отразился в этом обсуждении. Недаром один старик из зала с горечью воскликнул: «О прошлом мы ничего знать не хотим! » –и заставил многих, – я это видел по глазам, – смутиться. И хочется спросить: не лучше ли все-таки ясность, открытый разговор, нежели умолчание?

Помню: несколько лет тому назад во время разговора один очень хороший детский писатель из ФРГ – дело было в Москве – вдруг заплакал… И не какой-нибудь хлюпик, был младшим лейтенантом в гитлеровской армии, потом у нас в плену – прошел сложную жизнь! На молчаливый вопрос он ударил себя кулаком в грудь: «Если бы вы знали, какой у меня тут камень в груди! Вот я тут в гостях, меня принимают, как друга… но не будем об этом говорить!»

В другой раз он рассказывал, что юношей на Восточном фронте был подло обманут фашистской идеологией, думал, что воюет за правое дело. В конце войны, когда вместе с другими удирал по молдавским кукурузным полям, самое страшное для него было попасть в плен. «Русские всех офицеров расстреливают!» – это им вдолбили, и в это он верил, как большинство немцев. Незадолго до мая 1945 года его и еще некоторых молодых солдат инструктировал в штабе генерал: «Вы знаете ваш долг – последнюю пулю для себя!» И вот младший лейтенант попал ночью в плен; их взяли спящими в кукурузе, повели в какую-то деревню, остановили на рассвете возле сарая. «Расстрел!» – подумал он. И вдруг русская девушка в форме, с автоматом за спиной, принесла им вместо пуль мешок хлеба и ведро воды… «Вы не представляете, что тогда это для нас значило! Все внутри оборвалось! Все перевернулось!» А потом им показали листовку, подписанную тем самым генералом, также успевшим попасть в плен; в ней он писал о бессмысленности сопротивления и призывал бросать оружие. «Напишите об этом! – советовал я и тогда, и впоследствии, во время наших неоднократных бесед в Москве и Мюнхене. – Это все очень важно и для вас самих, и для вашего подрастающего поколения». – «Не могу, – отвечал мой собеседник. – У нас ничего не хотят слышать о прошлом!»…

Все эти недавние воспоминания промелькнули передо мной во время вступительных слов Кюннемана. Ну, а как же с камнем-то быть – на немецкой душе? Кто его сбросит, если не сами немцы, не писатели военного поколения? Думал я и о том, что есть все же немцы с «камнем» и без «камня» и разных поколений, которые хотят слышать и говорить о прошлом. И разговор этот на дискуссии возник. Это и естественно, и вместе с тем не совсем обычно. Естественно, потому что вопрос об отношении к прошлому болезненно актуален в Германии до сих пор. Не совсем обычно, потому что в данном случае разговор возник на обсуждении советского детского романа. Роман «Привет от Вернера» оказался близким многим западным немцам именно своим отношением к прошлому.

Здесь не стоит последовательно пересказывать течение дискуссии, лучше, точно воспроизведя высказывания, выделить главные Затронутые в ней проблемы. Если представить себе эти проблемы в виде разноцветных линий, как в разложенном спектре, то тесный – вначале – пучок этих линий все время разветвляется: одни линии вспыхивают и поднимаются, как в диаграмме, вверх, другие затухают, потом наоборот, и так до конца. Проследим за линией отношения к прошлому.

Профессор Фетчер:

– Я хочу остановиться на следующем: главный момент в поставленной проблеме «Детская книга и политика» состоит в том, что в школьном мире ребенка и юноши слово «политика» – и вы это знаете – стало одиозным. Вопрос: почему оно таким стало? Думаю, причина в том, что все мы в этой стране имеем тотально болезненное отношение к прошлому.

В СССР присутствие исторической атмосферы в детских книгах, вообще в литературе само собой разумеется. И тому есть свои причины. Также и в ГДР, ибо в ГДР с проблемами фашизма не существует тех трудностей, которые имеются у нас. Мы, говоря, например, о школе, встречаем сопротивление историческим темам не только со стороны детей. Наше сопротивление состоит в Том, что мы вообще не хотим вводить что-либо политическое в немецкое преподавание (подчеркнуто здесь и далее мной. – Ю. К.). Сегодня говорят: политика не относится, во-первых, к школе, во-вторых, к данной возрастной группе (дети от восьми до пятнадцати лет). Но именно это и является проблемой! Возможно, также и проблемой детских издателей и писателей…

Вот он, тот самый «камень» на немецкой душе, о который все время спотыкается детская и юношеская литература Западной Германии! «Не хотим ничего знать о прошлом, о политике» – формула эта приносит, конечно, неисправимый вред воспитанию подрастающего поколения.

Такое отношение к прошлому стало сейчас в ФРГ официальной политикой, отражение которой ясно видно в школьных программах: в начальных школах история не преподается! А так называемая научно-популярная литература отражает в основном или «историю» индейцев в Америке, или «историю» технического прогресса, или – в лучшем случае – Александра Македонского. Но ни в коем случае не занимается ни фашизмом, ни второй мировой войной, ни, допустим, Веймарской республикой.

Ганс Иоахим Гельберг сказал об этом так:

– Мы не можем говорить о будущем, если нами не понято наше прошлое. Я, например, должен иметь возможность выпускать литературу для детей, воссоздающую исторические связи, взаимопроникновения, воспоминания, в том числе и о Веймарской республике, о чем говорится в романе «Привет от Вернера». Иметь возможность издать юношескую книгу о Розе Люксембург, и такая книга в скором времени появится, ее уже написал Фредерик Хетман. Но уже сейчас знаю, какой это будет скандал, когда пресса начнет ее обсуждать. Тогда мне навесят ярлыки, которых не заслуживаю… В Советском Союзе такие проблемы не возникают…

Все эти размышления вызывают трагическую горечь у некоторых немцев старшего поколения, как, например, у того, который выкрикнул из зала:

– Надо бы наконец понять, что ребенок тоже человек! Все несчастье состоит в том, что мы воображаем, будто можем ребенку что-то объяснить, когда сами во всем запутались! Вся наша идеология к тому и привела, что мы все меньше становимся людьми по отношению к ребенку!

А вот слова молодого немца, журналиста из Франкфурта-на-Майне, Карла Ганса Франка:

– Я хочу спросить г-на Коринца о политической книге. Ведь политика есть нечто развивающееся, имеющее место в настоящем и прошлом, а также свое продолжение в будущем. На немецком книжном рынке – хотя он и стал, к счастью, более политичным – чрезвычайно мало детских книг, связанных с историей. Среди книг, выпускаемых издательством «Юлиус Бельтц», можно, пожалуй, назвать только книгу Ностлингер, а также книги Ю. Коринца. Нам известно, как обстоит дело с изданием автобиографической и исторической литературы для детей в ГДР. Но хотелось бы знать, как обстоит дело в СССР? Исторические книги там более популярны, нежели у нас?

Ю. Коринец:

– Да, в Советском Союзе о прошлом думают много. И о будущем, конечно, но и о прошлом. В том числе писатели, которые пишут для детей. Они хотят это прошлое в своих книгах оживить, ко многому вернуться вновь и объяснить его с современных позиций. И наши ошибки, и то, чем мы гордимся.