Дело N 59: НЛО против основ литературоведения

Пятьдесят девятый номер «Нового литературного обозрения» – очень толстый. Главный редактор журнала Ирина Прохорова в интервью «НГ Ex Libris» подтвердила, что это самый толстый номер за все годы. Вторичный жанровый признак – размер указывает на особую важность содеянного именно в этом самом толстом за все годы номере.

Он носит название «Другие истории литературы» и наконец-то осуществил давно лелеемую Ириной Прохоровой мечту, или, если воспользоваться ее словом, «задумку»: «…поговорить о судьбе литературоведения как отдельной дисциплины и вообще об основах современного гуманитарного знания» (НГ Ex Libris, 10 апреля 2003 года).

Право, не знаю, кому эта «задумка» принадлежит, поскольку в редколлегии НЛО теперь две Ирины Прохоровы: одна – главный редактор, а другая – отдел теории. Ирина Прохорова как главный редактор – это понятно. Время от времени она обращается с приветственными письмами к читателям НЛО. Но пересмотр основ литературоведения как будто бы – по отделу теории. Буду полагать, что в данном случае мы имеем «два в одном»: теоретика и главного редактора. Тем более что обращение к «любезному читателю» в самом толстом за все годы номере, подписанное главным редактором, совпадает с тем, что сообщила Ирина Прохорова в газетном интервью.

Приступим к чтению этого самого… в общем, пятьдесят девятого номера. Первым, как положено, стоит содержание, каковое и приоткрывает грандиозность замысла. Обычных рубрик нет. Они сметены неистовой задумкой главного редактора – потрясти основы литературоведения. Вместо рубрик – разделы. Название каждого начинается одним и тем же словом – «после»: «После систем», «После нации», «После литературы», «После дисциплин», «После бинарности», «После канонизации» и еще несколько «после».

В революционные 20-е годы это называлось: «Смена всех».

За содержанием следует письмо к «любезному читателю», озаглавленное «Приглашение к спору». Оно возвещает уже известное нам из газетного интервью главного редактора, с некоторой стилистической поправкой: то, что именовалось «задумкой» проросло «очередным opus magnum НЛО». Opus magnum с эпитетом «очередной» – сильный стилистический жест, достойный «задумки». Стилистика редакционных материалов в НЛО – это отдельная бюрократическая песня. Не могу отказать себе в удовольствии хотя бы чуть-чуть процитировать из директивных распоряжений, выданных современному литературоведению: «За десятилетие бурного развития отечественной гуманитарнрй мысли, быстрой ликвидации ею теоретических лакун, ее упорных попыток интернационализации сложилась совершенно иная конфигурация…» (с. 9).

«Любезный читатель», надеюсь, понимает, кто осуществил ликвидацию на основе интернационализации в целях конфигурации? Кто у нас недавно отметил свое десятилетие? Все это проделало НЛО.

Итак, «приглашение к спору». Оно выдается не первый раз. Еще в юбилейном пятидесятом номере Ирина Прохорова всех пригласила полемизировать и предвидела, что время споров грядет. Я не хотел обмануть ее ожиданий и в «Вопросах литературы» (2002, N 2) начал полемику. Ничего хорошего не вышло (см. об этом ВЛ, 2003, N 3, с. 21–22). Да и сейчас И. Прохорова с неудовольствием помянула несколько «спорадических выплесков критических статей», авторы которых буквально приняли приглашение к спору и поспорили с НЛО: «полемика вокруг «нового историзма» («выплеск» мой. – И. Ш.)», «перебранка о серебряном веке»…

В чем мы все провинились, почему выплеснули не то, что от нас ожидали? Оказывается, «гуманитарная пресса <…> бедна дебатами и принципиальными спорами о дальнейших путях развития…» (с. 8).

Рискну опять вызвать неудовольствие, но замечу, что и серебряный век, и «новый историзм» (в нескольких номерах НЛО объявлявшийся тем самым «дальнейшим путем») не вовсе беспринципные темы. Я же не знал, что в НЛО передумали и теперь числят «новый историзм» среди «локальных – во всех отношениях – литературоведческих «сенсаций»…» (Л. Гудков, Б. Дубин, с. 218). И я ведь писал об этом.

Ну, хорошо, попытаемся еще раз – «принципиально» и «о дальнейших путях», благо руководящий повод для этого нам дан.

Минуя графические и версификационные приколы, перехожу к делу. Открыть номер доверено Татьяне Бенедиктовой – «О пользе литературной истории для жизни». Это напоминание о том, куда «базовая» модель литературной истории восходит, кем создавалась и почему вдруг впала в кризисное состояние, пережив драматическое «понижение в статусе» (с. 16). Прежде чем идти к «другим историям литературы», разумно вспомнить, какой она была прежде и чем теперь нас не устраивает. Несколько широких мазков: Эмерсон, Гадамер, Шлегель, Элиот… Ироническое отречение от нынешнего состояния дел: «…в целом чувствуем себя уютно в обжитом коконе Периодов, Жанров, Направлений, Измов» (с. 13).

Решительно и смело. Только можно вопрос: жанры и измы – это в одну кучу? Ни тех, ни других больше нет? Бахтин и Тынянов считали иначе и держались подальше от измов, поближе к жанрам. Ну и бог с ними, кому они теперь вместе со своими жанрами интересны. Все начинается здесь и сейчас.

В первом разделе – «После систем» – всего одна статья. Но большая – 70 страниц. Это пугает. Успокаивает имя автора- Михаил Ямпольский: читать не обязательно. Дело даже не в Михаиле Ямпольском, а в избранном им жанре, модном и престижном. Я бы назвал этот жанр критического дискурса – цитатным коконом. Берущийся за него должен быть уверей в твердом знании по крайней мере трех-четырех языков. До недавнего времени случай у нас редкий. Поэтому и жанр был не многим по зубам.

Ямпольский языками и жанром владеет. Тема «после систем» им избрана основательная: «История культуры как история духа и естественная история». Пространство для цитирования застолблено обширное. Чтение двухсот двадцати многоязыких примечаний само по себе доставляет неизъяснимое удовольствие. А статья? Не будем о грустном. Не разматывайте кокон, поскольку результат известен: заставленная цитатами пустота или банальность.

Впрочем, в этот раз опытный мастер странно подставился. Сам начал делать выводы, явив под занавес смыслового уродца: «История культуры (и об этом не говорилось достаточно внятно) с какого-то момента строится первоначально как платонизирующая история, а затем как история градаций и умозрительного генезиса. Сначала можно было установить абсолютную идентичность прекрасного в искусстве Древней Греции и эпохи Ренессанса. Затем эта «фиксированность» вида уступила место «генетическим» (в понимании Тынянова) цепочкам, в полной мере сохраняющим платонизирующие ориентации…» (с. 75).

Это очень точное резюме. Ничего больше в статье минус цитаты найти нельзя. Если приблизить вывод к русскому языку и дополнить некоторыми общеизвестными фактами, излагаемыми и в данной статье, то сказано следующее. Пластические искусства до эпохи Возрождения были приравнены к ремеслам, но, увиденные в духе платонизма как попытка подражания божественным идеям, они приобрели новый статус – изящных искусств. Сначала их мыслили по аналогии с античностью (возрождение), а затем стали выстраивать по эпохам. «Генетическое» понимание здесь ни при чем, ибо сложилось много позже, но еще до Тынянова, который, следовательно, также ни при чем. Про «платонизирующие ориентации» объяснить, пожалуй, не смогу.

Да, еще следует добавить: к истории литературы данная конструкция прямого отношения не имеет, поскольку словесное искусство к ремеслу никогда не приравнивалось, у него другая история, писавшаяся без «платонизирующей ориентации». История литературы начала складываться по-аристотелевски на страницах трактатов о поэтике. Это общеизвестно, но здесь об этом как-то забылось.

После Ямпольского нужна пауза. И она сделана: на двух страницах изложен первый в этом номере «авторский проект»: Дмитрий Бак «Литературоведение как провокация чтения: есть ли автор у истории литературы?»

Для меня лично этот проект таки оказался провокативным. Среди двенадцати тезисов два имеют ко мне прямое отношение:

2. Исчерпанность традиционной дихотомии «спецификаторство – антиспецификаторство» (читай: «неоформализм – неомарксизм»).
3. В этой связи – полемика с известной анти-«НЛО»-вской статьей в «Вопросах литературы» (с. 90).

Дана поясняющая ссылка на мою анти-«НЛО»-вскую статью «»Бытовая» история» (ВЛ, 2002, N 2).

В этом тезисном изложении не очень понятно, предполагается ли полемика со мной как с тем, кто возрождает «традиционную дихотомию». Если предполагается, то это странно, поскольку я пытался показать, как эту дихотомию преодолевал во второй половине 20-х годов классический формализм, именно в этом преодолении переставший быть формализмом. К сожалению, писал я, этого не осознали ни тогда, ни позже (не осознали те, кто остаются в пределах дихотомии).

Так что в борьбе Д. Бака с условным противником я, безусловно, на стороне Д. Бака.

* * *

По завершении паузы – раздел второй «После нации».

Но здесь я хочу напомнить, что читаем мы самый толстый из всех ранее выходивших номеров НЛО. В нем более шестисот страниц. Я буду останавливаться не на всем подряд, а лишь на том, что привлекает внимание и имеет прямое отношение к «дальнейшим путям» или к «истории литературы».

Для меня разговор по существу «основ» литературоведения начался на с. 103 вместе со статьей Александра Эгкинда «Русская литература, XIX век: роман внутренней колонизации»: «Констатации кризиса русской филологии стали настолько привычными, что сами по себе мало у кого вызывают возражения». Таков зачин.

Очень скоро выясняется, что он неточен по обещанию, с одной стороны, сужая тему, а с другой – обманчиво расширяя ее. Речь у А. Эткинда идет не о кризисе русской филологии, а о кризисе изучения русской литературы на фоне общего кризиса филологии и понизившегося статуса литературы в системе гуманитарного знания. На эти общие темы действительно говорилось немало.