№4, 1994/XХ век: Искусство. Культура. Жизнь

CODA

Чтобы ответить на вопрос, что сегодня происходит с поэзией, нужно иметь в виду культуру вообще, так как поэзия – часть ее, быть может, совершенно особая часть, что-то вроде термометра, по которому можно судить об организме в целом, или ахиллесовой пяты. Как вы понимаете, вопрос этот обширный и изложить ту или другую точку зрения, аргументируя… это, конечно, материал для книги. Поэтому коснусь лишь тезисно некоторых сторон современной культуры, чтобы потом поглядеть, как та или иная тенденция преломляется в сегодняшнем поэтическом мире.

Мы слышим со всех сторон: культура в опасности, культура гибнет, дайте денег деятелям культуры и т. д. Во всех этих тезисах (особенно в последнем) есть своя правда. Однако я бы сказал по-другому: культура сегодня не гибнет (потому что еще ранее приказала долго жить), просто для скрипучего колеса, катившегося по ухабам цивилизации, срочно подбирается другая ось. Следует, правда, отметить, что слово «срочно» вмещает здесь не один год, а лет 250. С французских энциклопедистов началась эта музыка – Вольтер усмехнулся, и Руссо подшустрил. Можно даже в эпохе Возрождения отыскать славные ноты, из которых сложилась впоследствии увлекательная партитура, но на Возрождение у меня нету сил, увы. Поэтому, оставив, по возможности, вульгарный тон, не приличествующий солидному изданию, замечу: в последние 250 лет предпринята уникальнейшая для нового времени попытка изгнать из культуры Норму (не оперу, конечно), поставив сначала на невидимый постамент вместо Бога человека, звучащего гордо, а сейчас, В эпоху постмодерна, и человека заменить… ну, например, на червя или направотого же человека видеть в культуре игрушку или любой другой товар одноразового пользования.

Изгнание из культуры Нормы приводит к замене вертикали (лестница Иакова к Богу) на горизонталь (супермаркет), где вместе с томиком Библии продается презерватив и оба товара лежат на одной полке. Культура, таким образом, становится спрямленной, плоской, предпочтение не отдается чему-то одному (раз Бог изгнан, значит, изгнана точка отсчета), иерархия ценностей отсутствует, следовательно, всё, все вещи в материальном и духовном мирах одинаково важны и одинаково ничтожны. А раз так, то спрямленная «горизонтальная» культура занимается в основном обслуживанием первичных инстинктов человека – например, инстинкта размножения или насилия, желания релаксации после утомительного рабочего дня и т. д.

На Западе это названо мультикультурализмом – все сосуществует со всем: африканская магия – с христианским культом, Джек-потрошитель – с апостолом Павлом… Но ведь чем- то вызван этот «крах гуманизма», не злой же волей каких-то сионских мудрецов, не масонским молотком и не советским серпом?.. Точно, не ими. И какой же это крах гуманизма? Это, можно сказать, супергуманизм, полное торжество прав и потребностей любой личности. А личности потребно многое, очень многое, от скотоложества до христианского покаяния, – это мультикультурализм понимает и обслуживает личность так, что и кричать нельзя, ибо пресыщение наступает тут же, и нет сил рот раскрыть…

Ненормативная культура, можно сказать, победила. Один из последних бастионов нормативной культуры – Россия – падает на наших глазах. Мир, таким образом, становится единым, однородным, и все уже готово для последнего акта драмы…

Но здесь в моих словах запахло славянофильской идеологией, поэтому прервусь. Россия сама виновата. К сожалению, так, именно так… По иронии судьбы, именно Россия в XX веке и нанесла нормативности непоправимый удар под дых, отчего нормативность эта приказала долго жить во всемирном масштабе. Сначала – своими тремя революциями, а затем, в наши дни, еще и четвертой – буржуазной, прорываясь дико и тяжеловесно к «правам человека» и «рыночной экономике». Беру эти слова в кавычки не из-за ироничного к ним отношения. А в основном оттого, что и они стали уже товаром, товаром, имеющим спрос и свою цену. Но оставим это. Подчеркнем другое: в советское анафемское время была предпринята попыткасвоейособой нормативности, вошедшая в историю культуры под названием «социалистического реализма». Иерархия ценностей сохранялась, но в основе своей была фальшивой: высшей точкой вертикали был не Бог, а коммунизм, исторический детерминизм, необходимость, обрекающая капитализм на гроб с музыкой, а социализм – на вечный алеющий рассвет.

Когда мы говорим, пишем, стрекочем со всех углов, что Россия – это «совок», а Запад – это Запад, там все по-другому, а мы отстали… – то, как говорится, Бог нам судья. Везде происходит, в сущности, одно и то же. Исторический процесс един, логика видна, и невидимый Режиссер заметен за кулисами. Только Запад катит к итогу на «мерседесе», так что рессоры смягчают ухабы и рытвины, а мы в лучшем случае на телеге, где каждый толчок отдает рвотой.

И прикатили, во всяком случае в области культуры, к ненормативности, к горизонтали, к плоскости, к некоему блину, вызывающему к себе лишь утилитарные чувства: блин нужно есть, и есть со сметаной, не летать же на нем!

Однако если согласиться с вышесказанным, то следует задаться вопросом: а может ли ненормативная культура существовать в принципе, не происходит ли на наших глазах вместо замены оси замена всего колеса на нечто другое, еще невиданное, имеющее обманчивый вид мягкой подушки?.. И здесь самое время обратиться к опыту поэзии.

Цитировать

Арабов, Ю. CODA / Ю. Арабов // Вопросы литературы. - 1994 - №4. - C. 26-32
Копировать