Что такое новизна в искусстве?

Прекрасное – манифестация сокровенных законов природы; без его возникновения они навсегда остались бы сокрытыми.

[И. В. Гёте]

<…> Попробуем же разобраться, каким образом в сфере искусства проявляется общественная необходимость в обновлении. Изменения в обществе происходят, как правило, очень медленно и постепенно. Великим и драматическим поворотам истории обычно предшествуют неприметные, длящиеся столетиями капиллярные изменения в человеческом бытии и сознании. И хотя поворотные, драматические эти моменты, концентрирующие в себе подспудно готовящиеся социальные сдвиги, объективно являются поистине переломными в истории человеческого общества, это вовсе не означает, что жизнь и сознание всех общественно заинтересованных в них людей меняются столь же радикально и незамедлительно. В массе своей перемены эти идут не только медленно, но и крайне неравномерно. Книга братьев Гонкур, посвященная истории Франции эпохи революции, изобилует разного рода реакционными подтасовками и клеветой, но она же весьма поучительно демонстрирует, сколь значительная часть высших слоев французского общества сохранила, вопреки революции и террору, свой прежний, привычный порядок жизни, свою прежнюю идеологию и т. д. Подобным образом революционные изменения, сколь глубокими бы они ни были, далеко не сразу оказывают воздействие и на широкие народные массы. <…>

Буржуазная психология встает в тупик перед этими изменениями, поскольку она оперирует фетишизированными, отрываемыми друг от друга человеческими «свойствами». Взятые абстрактно, «свойства» эти, в сущности, не зависят от изменений в обществе, точнее сказать, они не несут на себе сколь-нибудь хорошо различимых отпечатков общественных изменений. Ведь отвлеченные «свойства», такие, как смелость, трусость, правдивость и т. п., переживают все общественные формации и все их внутренние изменения.

В самой жизни, однако, мы имеем дело не с абстрактными человеческими свойствами: всякий человек воплощает в себе их неразрывную и в то же время подвижную, изменчивую, но и всегда равную себе, противоречивую совокупность. Таким образом, в реальности капиллярные изменения совершаются не как изменения отвлеченных человеческих свойств: непрерывно взаимодействующие и взаимопереходящие, свойства эти постепенно меняют свои соотношения и свое качество.

Носители вульгарно-социологической традиции в нашем литературоведении не только грешат схематизмом в трактовке экономических категорий, но и наследуют упомянутый фетишизм деградирующей буржуазной науки. Что касается попыток «модернизировать» психологию, то они лишь усугубляют и без того безнадежное положение. Разумеется, надо признать, что в эпоху империализма наука пытается противостоять расщеплению человеческой психики, но делается это на совершенно реакционной основе («дескриптивная психология»Дильтея, Фрейд, гештальтпсихология и т.д.). Во всех случаях акцентирование единства, целостности ииндивидуальности внутреннего мира человека происходит здесь через иррациональное толкование психических явлений, через резкое их противопоставление как материальным жизненным процессам, так и закономерностям общественной истории ради утверждения их якобы «автономности» по отношению к реальным законам человеческой жизни.

Вот почему, если мы хотим понять действительный характер и значение капиллярных изменений в ходе эволюции общества, мы должны отнестись критически к обеим упомянутым традициям. Марксистской психологии мы пока не имеем, однако немаловажно, что крупные политики, философы, критики общества и главным образом выдающиеся писатели прошлого основывались в своей практике на чутком, внимательном и беспристрастном наблюдении за этими капиллярными изменениями.

В литературном отношении их анализ – совершенно четко и осознанно – поставили в центр внимания прежде всего великие реалисты XVIII – XIX веков. В Предисловии Бальзака к «Человеческой комедии» мы найдем ясное изложение этой программы: «Поняв как следует смысл моего произведения, читатели признают, что я придаю фактам постоянным, повседневным, тайным или явным, а также событиям личной жизни, их причинам и побудительным началам столько же значения, сколько до сих пор придавали историки событиям общественной жизни народов». <…> Речь идет об осознании того, каким образом выкристаллизовываются в людях новые чувства и мысли, достигая той точки, в которой они могут перерасти в поступки. При этом процессы кристаллизации нового могут быть чрезвычайно разнообразными, в зависимости от того, в каких сферах жизни они протекают наиболее отчетливо и характерно и – соответственно – в какого рода поступках формирующийся тип человека наиболее адекватно и наглядно выражает свое новое качество.

Опасаюсь, что некоторым читателям мои рассуждения покажутся парадоксальными или слишком тенденциозными. А все потому, что мы еще до конца не преодолели ту вредную, антимарксистскую теорию, по которой личность является лишь некоей социологической проекцией класса. Экономисты, по счастью, уже покончили с псевдоконцепциями некоторых статистиков, для которых «отдельная личность – всего лишь определенное отклонение от среднестатистической». Подобные взгляды совершенно правильно подвергнуты критике как в корне противоречащие идеям Маркса и Ленина даже в сфере статистики. В нашей исторической науке не прекращается борьба против пагубных пережитков так называемой школы Покровского. Эта школа подходит к смене экономических формаций в истории схематически, как к фатальной неизбежности, пренебрежительно отмахиваясь при этом от реальных диалектических отношений между индивидом и классом, индивидом и обществом.

Марксизм вовсе не является учением о «социологическом фатуме». В марксистском понимании власть исторической закономерности отнюдь не противоречит тому, что свою историю люди творят сами; напротив, это лишь конкретизация того, каким образом люди ее творят. Марксистская концепция истории и марксистский ее анализ раскрывают нам, каким образом из действий людей с объективной неизбежностью рождается нечто другое, чем то, к чему они стремились, и каким образом в этом «другом» реализуются экономические закономерности как ведущие моменты исторического развития. «Но из того обстоятельства, – добавляет Энгельс, – что воли отдельных людей, каждый из которых хочет того, к чему его влечет физическая конституция и внешние, в конечном счете экономические, обстоятельства (или его собственные, личные, или общесоциальные), что эти воли достигают не того, чего они хотят, но сливаются в нечто среднее, в одну общую равнодействующую, – из этого все же не следует заключать, что эти воли равны нулю. Наоборот, каждая воля участвует в равнодействующей и постольку включена в нее» ## К. Маркс и Ф.