Что нам стоит дом построить

КОЛИЧЕСТВО И КАЧЕСТВО

Несколько лет назад у нас в Северодвинске стараниями энтузиастов увидела свет поэтическая антология местных авторов. Она включала в себя порядка семи десятков персоналий и, по всей видимости, по замыслу составителей должна была иллюстрировать бурное развитие поэтического творчества в одном отдельно взятом городе, которое практически начинает приобретать массовый характер.

Вот и в общероссийском масштабе в последнее время все чаще слышишь восторженные возгласы о невиданном доселе расцвете поэзии. К примеру, Леонид Костюков свою новомирскую статью с подзаголовком «О состоянии дел в современной поэзии и прозе» («Новый мир», 2007, N 7) начал с фразы: «Есть такая точка зрения: в современной отечественной поэзии дела обстоят хорошо, в современной отечественной прозе – плохо».

В качестве доказательства этого неистового цветения приводят многочисленные поэтические чемпионаты, фестивали, биеннале, многообразие ярких имен, мелькающих на всевозможных поэтических площадках. Говорят о том, что разрабатываются проекты звучащей поэзии, появилось интернетное «Литературное радио».

И действительно, поэзия в последние годы все активней идет навстречу читателю, преодолевает ту скорлупу самозамкнутости, в которую ее пытались одно время загнать, уже в меньшей мере воспринимается как исключительно предмет услады для немногих. Она перестает быть локальной, герметичной, ребусно-кроссвордной, становится более понятной и внятной, вырастает все больше внекланово, внекастово, внепроектно – из дичков, из записей в ЖЖ, где порой обретаются ее жемчужины.

Это «хорошо» современной поэзии происходит во многом естественным путем, непроизвольно, вне зависимости от различных теоретических построений, следуя за дуновением времени и спецификой обустройства человека в нем. Этот процесс моментальных трансформаций, бешеной динамики, ломки, блуждания и обретения как общественных явлений, так и людей пока еще требует либо малых прозаических форм: рассказ, максимум повесть, – либо реализуется в поэтическом высказывании. Мир, последовавший за распадом СССР, все еще только осязаем, он воспринимается в основном интуитивно, чувственно, какие-либо разумные категории, серьезная аналитика к нему пока что не применимы.

Хотя постепенно осознание ситуации в ее комплексе уже начинает происходить.

В контексте потери ценностных ориентации, зыбкости этико-эстетических ориентиров практически единственным адекватным средством восприятия мира можно считать личные субъективные ощущения, переживания автора; по отношению к ним все прочее является акциденцией, переменной. Молодая поэзия, как, впрочем, и проза, реализует древнюю максиму «познай самого себя», через свой внутренний мир восходя к миру внешнему. Авторское «я» в данном случае не есть реализация крайнего индивидуализма – это исключительное средство познания мира.

Но в тоже время видится большая опасность самовнушения, появления иллюзии поэтического многообразия и богатства. Сейчас в молодой поэзии взята планка довольно добротного среднего уровня, но все-таки нет прорывов, нет восторгов, нет откровений. Поэтому производятся все более активные попытки легитимизировать этот уровень и подверстать под него ряд поэтических чернорабочих. Параллельно куется поэтическая «фабрика звезд», которая наделяется статусом полноценного искусства. Это размывание творческого пространства, нивелирование любых ценностных критериев и подгонка под формат, в который контрабандой можно протащить практически что угодно, оказывает плохую услугу поэзии в целом.

Для перевода количества в качество подводится и теоретическая основа. Были попытки закрепиться на поэтическом небосклоне и ухватиться за ускользающий момент времени через конструирование поэтических теорий и практик – к примеру, антология «Девять измерений» (журнал «НЛО», N 62), которые уже буквально по выходе превращались в нечто нелепое и ветхое.

В современных критических выступлениях выделяются две крайние аксиологические доминанты в восприятии художественного текста. С одной стороны, делается упор на домина-цию такого, мягко говоря, абстрактного понятия, как «качество текста». Так, Наталья Рубанова («Килограммы букв в развес и в розлив» – «Знамя», 2006, N 5), гневно оглядев территорию молодой литературы, пораженной язвами «нового реализма», менторским и безапелляционным тоном заявляет: «Не рациональнее ли разбирать непосредственно качество текста? Писатель, на самом деле, никому ничего не должен: только себе, любимому, и «шедевру» – только перед собой, любимым, суд чести, и «шедевром», это же так просто, просто, просто, просто…». Такая точка зрения сейчас очень популярна и удобна автору, тот же Денис Гуцко – звезда молодежного мейнстрима на липкинском форуме – заявил, что литература – это только слова. Когда я его переспросил, так ли он на самом деле считает, он азартно подтвердил свой тезис.

С другой стороны, в качестве приоритета выступает творческая индивидуальность автора или, по крайней мере, субъективное ощущение значимости этой индивидуальности. В ситуации «художественного многоязычия» нет «универсальных критериев качества текста». Это любимый конек Дмитрия Кузьмина, и у него в рукаве есть схожий по своей абстрактности (если, конечно, существуют такие критерии) с «качеством текста» священный грааль – смысл, или «новые смыслы».

Открытый манифест поэтических тайновидцев пера Дмитрия Кузьмина, сублимирующего на поприще верховного мага и главного спирита все последнее время, был опубликован в самом первом номере журнала поэзии «Воздух» (2006, N 1). Некие потаенные каббалистические письмена выводятся в кромешной пустоте, гадательным образом выискиваются смыслы в смердящих внутренностях жертвенных животных.

Ценность поэзии в трактовке модного литературтрегера состоит в «приращении смысла». По его словам, легитимны лишь те стихи, которые дают «новое знание, понимание о мире вокруг человека и о мире внутри человека». Все правильно, почему бы и нет? Но дальше Кузьмин заявляет, что знание это предстает чуть ли не исключительно в закодированном виде, а стихи представляют собой некое иероглифическое письмо, дешифровать которое может лишь человек подготовленный, посвященный в таинства этой шифровальной науки.

Нас кодируют «установкой на понимание», фаршируют чем-то из стилистики достопамятного Кашпировского. Все вторично по сравнению с уровнем особой подготовки дешифратора. Умение декодировать смыслы из ничего всегда было востребовано и ценилось в среде чревовещателей, астрологов, гадателей и толкователей сновидений.

На мой взгляд, обе эти тенденции – мертворожденные в силу как своей односторонности, так и какого-то объективистского восприятия поэзии, отрицания ее многослойное™ и глубины, где за внешней оболочкой таится – нет, не обязательно пресловутый тайный смысл, но душа события, увиденная и проясненная авторским «я».

Помимо симфонии чувства и разума в поэтическом тексте должно быть явлено вдохновение свыше, печать трансцендентного. Можно перефразировать высказывание о. Сергия Булгакова о религии: поэзия – это переживание трансцендентного, становящегося имманентным, однако с сохранением своей трансцендентности. При этом вовсе не обязательно присутствие многочисленных религиозно-философских отсылок в стихах (последнее сейчас достаточно мощно культивируется; к примеру, в поэтическом разделе 5-го выпуска сборника «Новые писатели» за 2007 год у пяти из представленных авторов в первых же строках стихотворений, открывающих подборку, появляется религиозная тематика: обращение к Богу, упоминание храма, монастыря, – если же проанализировать весь состав приведенных в сборнике текстов, то это станет практически общим местом). Ценность поэтического творчества состоит и в личности поэта, наделенной цельным мировосприятием, в свете которого каждый текст является структурной единицей поэтического бытия, его микро- и макрокосмосом.

В конце концов, предназначение поэзии вовсе не обязательно состоит в нахождении новых смыслов, в новых языковых и структурных изысках: тут дороже осознание важности своего поэтического дара, своей избранности, права на слово, обретение внетекстуальных констант времени, поколения, включенного в традицию и отличного от нее, так как в тексте всякий раз проецируется на современность и культуру «я» каждого конкретного автора.

ОХЛАЖДЕННАЯ ПОЭЗИЯ

Интересная, но в тоже время «странная» вырисовывается картина современной молодой поэзии в статье воронежского филолога Александра Житенева «После ремиссии».