Быть ответственным, – значит отвечать

– Тулепберген Каипбергенович, из вашего выступления на минувшем съезде Союза писателей СССР я запомнил следующее высказывание: «По-моему, пришло время, когда литература – эта наша общественная совесть – должна уже не только вопросы ставить, но и ответы искать». Потому я запомнил, что мысль эта мне близка. И впрямь, в последние годы мы слишком охотно вспоминали, что в традициях нашей литературы выносить в заглавия, на обложку острейшие вопросы – «Кто виноват?», «Что делать?», «Сколько человеку земли надо» и т д., почему-то забывая при этом, что под обложками шли ответы; слишком часто ссылались на известное изречение Чехова, что, мол, дело писателя спрашивать, а не отвечать, опять-таки упуская из виду, что сам Чехов далеко не всегда следовал этому принципу, и не прибегал он к услугам вопросительной формы, когда говорил о необходимости по капле выдавливать из себя раба, когда утверждал: «В человеке все должно быть прекрасно», когда призывал: «Дело надо делать, господа». Забывали, что у нас издавна читатель, обращаясь к писателю, стремился узнать его мнение, а не только его сомнения.

Повторяю, ваша мысль мне представляется совершенно верной, но… Накануне съезда писателей в 5 номере «Литературного обозрения», отвечая на анкету журнала, вы пишете: «В последние годы я закончил историческую трилогию «Дастан о каракалпаках», написал роман «Зеница ока» о сегодняшних проблемах жителей Приаралья. Могу ли положа руку на сердце заявить, что отныне во всех вопросах осведомлен лучше историков, экологов, аграриев и экономистов? Нет, конечно, не могу, самонадеянности не хватает. Да и как в наше время романист может быть абсолютно сведущ в технике, технологии, социологии и прочих областях знаний, если и дипломированных специалистов через три-четыре года отправляют в институты повышения квалификации».

Нет ли тут противоречия? Не получается ли при сопоставлении высказываний, что вы признаете за писателем право на неквалифицированный ответ?

– Нет. Нет, конечно. Такого вывода делать никак нельзя.

Любую конкретную проблему специалист знает, или, точнее говоря, обязан знать лучше писателя. Писатель же лучше любого специалиста должен понимать, как связаны, сцеплены меж собой разные проблемы. Наук много, много способов изучения мира, но мир-то един и в нем все накрепко переплетено. И литература познает этот единый и внутренне соединенный мир не с точки зрения физика, биолога или экономиста, а с точки зрения просто Человека, и глядит на мир не через телескоп, микроскоп или экран дисплея, а глазами своих героев, то есть глазами обычных людей, но людей разных. А с этой, с человеческой, точки зрения в мире всего одна проблема: как жить так, чтобы все, что делаешь, было по совести, а все сделанное было по душе. Вот тут и расхождения. Одни убеждены, что творят благо, а в результате получается вред. Другие, напротив, наперед знают, что поступают плохо, подло, корыстно, а в результате получают выгоды и преимущества, которыми пользуются. А как сделать, чтобы было и праведно и выгодно, притом для всех? Чтобы каждый понимал, что делалось по справедливости и на пользу всем, в том числе и ему, – в этом и сложность, в этом и вопрос. И на него нужно искать отлет всем наукам, и конечно же, человековедению.

Такова общая задача, по крайней мере на мой взгляд. А теперь давайте посмотрим на примерах.

Два с половиной столетия назад мой народ после долгих, многовековых кочевий пришел на берега Арала, к устью Амударьи. Места были гиблые. Сзади Кызылкумы, спереди Каракумы, слева Барса-кель-мес – район пустыни, справа Барса-кель-мес – остров в Аральском море. Барса-кель-мес, как вы знаете, в переводе означает «пойдешь – не вернешься». Так что – сами видите – каракалпакам дальше идти было некуда. Из кочевников они стали превращаться в оседлых жителей. Но для оседлости нужно земледелие, а пустыня сама по себе, кроме саксаула да жантака (верблюжьей колючки), ничего не родит. Тогда люди начали рыть каналы и арыки. За столетия кетменем и киркой создали целую сеть ирригационных сооружений. Степь испещрена ими, как ладонь линиями, по которым можно и прошлое распознавать, и будущее предсказывать. Так что родину каракалпакам, как говорится, «не бог дал» – это было забытое богом место. Родину себе наши предки создали буквально собственными руками. Такова история.

Казалось бы – вот путь народа, вот его традиция, вот что надо продолжать и развивать. Однако, развиваясь и расширяясь, поливное земледелие разрослось до того, что теперь именно оно грозит погубить целый регион.

Из Аму воды вычерпали, река кончается за сто с лишним километров до своего исконного устья. Арал высыхает с катастрофической быстротой. Каналы и арыки, давшие некогда жизнь этому краю, сегодня могут оказаться причиной его умирания.

Что это? Диалектика?

Конечно!

Только странно и обидно, что диалектику не учли именно мы, те, кто на вей основывает свое мировоззрение.

Жестокосердный повелитель Востока когда-то говорил своим всадникам: «Пусть останется пустыня всюду, где ступят копыта ваших коней». Себялюбивый властелин на Западе когда-то говорил своим придворным: «После нас – хоть потоп». Их назвали деспотами, но даже они не могли додуматься до такого: потоп в пустыне.

Потоп в пустыне устроили люди, которые говорили о благе народа, о процветании края и искренне верили, что пекутся они об этом и только об этом. До 40 процентов воды, скопленной в водохранилищах, текущей по каналам и арыкам, уходит в песок, а после выступает наружу солеными минерализированными озерами и тухлыми болотами. Вода, без которой гибнет Арал, гниет в степи и губит степь.

Повышать урожайность полей – дело трудное и долгое. Любых полей, в том числе и хлопковых. Проще распахать новые земли. Но дополнительные гектары из «экономических» соображений выгоднее спрятать и не показывать в сводках, тогда создается впечатление, будто с законных площадей сняли больше продукции. Эту уловку усвоили чуть ли не повсеместно. Например, из последнего романа Мушкетика я с удивлением узнал, что подобные методы применялись не только на наших худородных землях, но я на тучных черноземах Украины. «Секрет урожайности», как выясняется, был известен многим. Наши руководители оказались не «наивней» прочих. Однако дополнительные поля требуют дополнительных поливов, дополнительной техники, горючего, семян, труда, наконец. И тут научились исхитряться, «изыскивать» средства, чтобы заплатить людям за работу. Хитрость же даром не проходит. Когда человеку за дело платят как за халтурку, как за махинацию, тогда он начинает и к работе относиться как к халтуре. А если деньги не зарабатываются, но «изыскиваются», то найденное редко распределяется по справедливости.

История, экология, философия, экономика, психология, нравственность – все срослось, все переплелось. Где причины, где следствия? Просчеты в экономике привели к экологической трагедии, к нравственной терпимости и психологии безразличия? Или наоборот? Я, как писатель, убежден, что наоборот – бездумье и бездушие, самодовольство и самохвальство привели к тому, что образовался застой в экономике и образовались застойные, гнилые озера в пустыне. Отсюда и вывод: сегодня в первую очередь нужно воздействовать на совесть и души людей.

– Но сколько бы вы ни возбуждали в душах читателей чувства жалости и сострадания к гибнущему морю, сколько бы ни писали о его плачевном состоянии…

– Катастрофическом!

–…даже катастрофическом состоянии, положение все равно само по себе не исправится. Аралу нужны не читательские слезы, а вода в количестве многих десятков кубических километров. Где ее взять?

– Но давайте говорить начистоту.

Воду выпил хлопок. А хлопок необходим для нужд всей державы, но расти может только в Средней Азии. Так что хлопок мы производим не из особой любви к нему, не из-за того, что привыкли изображать его на пиалах и футбольную команду назвали «Пахтакор». В России тоже любят лен, даже песни о нем поют, а растят его мало. За годы советской власти производство хлопка увеличилось в десятки раз, а производство льна по сравнению с дореволюционными годами не только не возросло, но даже сократилось. Выращивали бы его побольше, тогда, может быть, и мы смогли бы сократить площади хлопковых полей, а значит, и количество воды, расходуемой на полив.

Мы понимаем и разделяем тревогу людей, которые борются за чистоту Байкала или Ладоги. Но поймите и вы нас, поймите, ибо и Байкал, и Арал – все наше общее, не импортное же. Поймите, что в данном случае речь уже не о чистоте, а о физическом умирании целого моря. Уже вместо волн – барханы. И если ничего не изменится, то между двумя пустынями – Каракумы и Кызылкумы – появится третья – Аккумы (белые пески), а точнее, Тузлуккумы (соленые пески). И ветер погонит соль на всю Среднюю Азию. Засоление почв – самая злая беда для нашего земледелия. Я уж не говорю о том, что в первую очередь погибнет Хорезмский оазис – одна из древнейших человеческих цивилизаций.