Буйда 2:0. Юрий Буйда

В 2011 году у Юрия Буйды вышло три книги прозы — роман «Синяя кровь» и сборники рассказов «Жунгли» и «Все проплывающее». Это не переиздания старых текстов (хотя «Все проплывающее» некоторым образом вытекает из «Прусской невесты» — сборника 1998 года). В том же издательстве «Эксмо» готовится еще и новая книга, а очередная подборка рассказов появилась в одном из недавних номеров «Знамени»… Что это? Преодоление творческого кризиса? Второе дыхание? «Взрыв сверхновой»? Критик, пишущий о Юрии Буйде, и вправду напоминает порой астронома, в телескоп исследующего вселенную — и пытающегося обнаружить в хаосе какие-то закономерности. Систему, которая, безусловно, существует.

Мир Буйды полон загадок. «Возвращение» прозаика, громко заявившего о себе в начале 90-х, — одна из них, и спорят об этом довольно много (забавно, что подобные споры совпали по времени с дискуссиями о «Путине 2:0» в политической журналистике). «Возвращение Юрия Буйды в большую литературу» — так и назвал свою заметку о выходе романа «Синяя кровь» Н. Александров; некоторые критики более осторожно говорят, например, о возвращении именно в премиальный процесс… От высказываний самого писателя на этот счет даже веет какой-то мистификацией. «С конца девяностых началась «засуха», изредка рождались рассказы <…> В какой-то момент я сказал себе «стоп», решил помолчать»¹, — рассказал Буйда в интервью, посвященном выходу «Синей крови». Однако достаточно взглянуть на список публикаций Буйды в «Журнальном зале», чтобы усомниться в том, что это «молчание» вообще было. Одних романов, опубликованных в начале — середине «нулевых», я насчитал пять («ое животное», «Город палачей», «Кенигсберг», «Домзак», «Третье сердце»), притом некоторые из них выходили из печати почти одновременно. И я не из дурновкусия назвал выше фамилию Путина, который тоже вроде бы никуда не уходил, и на этом фоне серьезные дискуссии о «возвращении» политика с возможными новыми программами смотрелись несколько лукаво…

Так «уходил» ли Буйда? А если да, то с чем он «вернулся»? А может быть, с его «вселенной» как-раз-таки не происходило ничего глобального — менялось только читательское восприятие и сами эпохи? Роман «Ермо», опубликованный в 1996 году, стал — при всем оценочном разбросе и многообразии критических откликов — событием в литературе, о нем много говорят и пишут до сих пор. Почему романы Буйды, созданные в «нулевых», не вызвали такого же резонанса? Может быть, «Ермо» пришелся ко времени? — с обилием культурных кодов, вполне себе постмодернистским «художественным хаосом», связью с «Даром» Набокова? — а 90-е, конечно, были временем «второго пришествия» Набокова, пришествия не столько к читателю, сколько к новому писателю — в качестве основы для переосмысления… Экспрессия и почти провокационное отрицание морали. Не случайно в большой рецензии на «Ермо» Н. Елисеев вплотную приближается к знаменитому вопросу — можно ли писать стихи после Освенцима: «В какой-то момент, читая роман, начинаешь понимать, что Освенцим, холокост, гражданские войны в России и в Испании для писателя такой же материал эстетической игры, как и вымышленная жизнь писателя Ермо»². Эта рецензия появилась еще в залыгинском «Новом мире»: рецензия прошлого тысячелетия, целиком построенная на вопросах, которые для современного разговора о литературе кажутся устаревшими (она и называлась «Писательская душа в эпоху социализма»). Может быть, роман «Ермо» писался в расчете именно на такое прочтение? — потому и «выстрелил», а проза «нулевых» годов появлялась уже в другом контексте?..

Может быть. Но, полагаю, дело еще и в том, что новым романам не хватило художественной цельности «Ермо». При всей хаотичности — это был новый «поэтический» мир. Тем и привлекал, несмотря на отдельные «частности», которые могли вызвать у читателя отторжение. И теперь кажется, что в книгах 2011 года, особенно в «Синей крови», эта цельность вернулась, только — более упорядоченная, что ли. Вселенная Буйды приходит от состояния хаоса к покою. Ида Змойро, героиня «Синей крови», на протяжении десятилетий не изменяет привычкам — выкуривать по десять сигарет в день, съедать на ночь стакан простокваши с горошиной черного перца, — и кажется, что автор, повторяя это на протяжении всего романа, не просто любуется таким «успокоением» (жизнь героини была бурной): можно заподозрить в этом едва ли не его новый манифест — путь к пушкинскому бесстрастию, ритмике и симметрии.

Создан новый художественный мир — так что «возвращение» писателя, действительно, состоялось.

В чем же новизна?

Если считать роман «Синяя кровь» и книгу рассказов «Жунгли» — условно, конечно, — дилогией, то архитектура ее, да, необычна, но и не более того: крупная проза не монолитна в той степени, в какой мы к этому привыкли. Тексты Буйды вообще зачастую собираются из кубиков в более крупные блоки, как конструктор, так что трудно провести четкие границы: ту же «Прусскую невесту» (1998) до сих пор называют то книгой рассказов, то романом (сейчас в эту ткань вплелся сборник «Все проплывающее»). Книги-спутники «Синяя кровь» и «Жунгли», объединенные общим художественным пространством, породили довольно разнообразные читательские реакции. Мой друг-филолог, переключившись на «Синюю кровь» после «Жунглей» и, не сразу разобравшись в сюжете, был поначалу разочарован нарочитыми и навязчивыми повторами (так любимыми Буйдой на уровне ритмики прозы). Я же, наоборот, был разочарован «Жунглями» прежде, чем добрался до «Синей крови»: в книге рассказов явственно ощущалось отсутствие чего-то центрального и центрирующего, было чувство, что ходишь по кругу, но автор все не дает тебе проникнуть в замысел. Потом-то, когда открыл «Синюю кровь», стало ясно, что это и вправду был круг: та классическая ювелирная композиция, когда россыпь мелких камней окружает один крупный.

«Крупный камень» — это судьба актрисы Иды Змойро, почти — персонифицированный XX век — да, впрочем, и не только XX. Всю свою долгую жизнь Ида прожила в заколдованном пространстве, названным автором городом Чудовым: заколдованном и в силу полной ирреальности происходящего в нем, и в силу того, что она так и не смогла оттуда вырваться. Становилась — ненадолго — культовой советской актрисой, получала Сталинскую премию, сбегала на Запад, меняла мужа — английского аристократа — на мужа — генерала МГБ, была лучшей Ниной Заречной на московской сцене — и лишалась театра навсегда, — но снова и снова возвращалась в этот затерянный среди болот городишко, в этот старый перенаселенный дом, прозванный «Африкой», в это советское зазеркалье. В котором причудливо отражалось все — от торговых путей в Индию за пушкинскими «лимоном и лавром» до ГУЛАГовских строек и гигантских статуй Сталина. Нельзя даже точно сказать, кем была окружена Ида на протяжении этого долгого пути, кто были ей все эти странные люди, кочующие из «Синей крови» в «Жунгли» и обратно: соседи?.. Тени предков?.. Прочитав книги и смахнув наваждение, трудно впоследствии провести границы между романом об Иде и рассказами о пространстве, ее окружавшем.

Сама «Синяя кровь» — вещь крепко сбитая, с четкой композицией. Пожалуй, если Буйда хотел прорисовать во всех деталях свою новую вселенную — город Чудов и поселок Жунгли, «в миру» Вторая Типография, то он избрал единственно верный способ, превратив добрую половину материала в своего рода гарнир, отделив эту половину в книгу рассказов. Впрочем, «гарнира» порой даже слишком много. Может быть, такое наличие второй, дублирующей книги в виде запасного аэродрома даже расхолаживает прозаика, который, как скульптор, должен беспощадно отсекать все лишнее…

По-настоящему из «Синей крови» выбивается только одно, и композиционные решения здесь не причем:

1. «Синяя кровь» Юрия Буйды. Беседовал Ю. Володарский // ШО. 2012. 2 января.[↩]
2. Елисеев Никита. Писательская душа в эпоху социализма // Новый мир. 1997. № 4.[↩]