Адаптация времени. Алексей Слаповский

Алексей Слаповский известен как автор, пишущий для всех категорий читателей. Как профессиональных, так и «широкой публики». Однако то, что одним кажется главными достоинствами прозы этого писателя, другими, наоборот, воспринимается как недостатки.

Филолог по образованию, поработавший и учителем русского языка и литературы, и корреспондентом на радио и телевидении, Слаповский пишет много и разнопланово, на всевозможные темы в разных жанрах — отсюда и «легкость» пера, и впечатляющий объем написанного. Калейдоскоп вариантов — романы, рассказы, повести, эссе, статьи, сценарии, пьесы…

Иной раз эта почти бросовая «профессиональность» и приводит к ожидаемому результату — читая некоторые, особенно новейшие, романы Слаповского, трудно отделаться от ощущения, что написаны они на бегу. Л. Данилкин в рецензии на экранизированный впоследствии «Синдром Феникса» верно заметил, что «Слаповский спешит, будто его кто в спину толкает», хотя там же отдал дань профессиональному мастерству автора: «В «Фениксе» такие хорошие герои, такие замечательные коллизии, такие живые диалоги — но нет ни одной запоминающейся сцены»¹.

Основные споры о текстах Слаповского разгорелись в 1990-х. Как раз с 1990-го по 1995 год Слаповский работал редактором отдела художественной литературы журнала «Волга» — и именно в последнее десятилетие уходящего века написал книги, превратившие его из малоизвестного автора круга толстых журналов в «одного из самых ярких авторов девяностых», «одного из лучших писателей «среднего поколения»»², — как публично объявил А. Немзер.

Романы «Я — не я» (1992), «Первое второе пришествие» (1994), «Анкета» (1998) и «День денег» (2000) последовательно становились «событием», горячо обсуждаемым в литературной среде и даже вне ее. В этот период Слаповский трижды стал финалистом Русского Букера («Первое второе пришествие», «Анкета», «День денег»), которого, однако, так ни разу и не получил. Но мелькание в списках Букеровской премии открыло Слаповскому дорогу в ряды успешно издаваемых и продаваемых писателей.

В 90-е, когда словесность перестала пестоваться государством и превратилась в обособленный сегмент рынка, возникло расслоение на литературу «массовую», которая не отличается качеством и ориентируется на западный образец — автор становится коммерческим продуктом, немыслимым вне крупных пиар-компаний, — и на «серьезную», ту, которая сохранилась в чудом уцелевших толстых журналах, ставших своего рода заповедными ларцами с сокровищами русского языка.

Тогда же — по мере того, как это расслоение усугублялось, — и встал вопрос: возможно ли вообще автору художественных произведений писать так, чтобы угодить и «вашим» и «нашим»?..

Слаповский как раз и показался таким автором. Ал. Архангельский назвал его писателем, который может писать авантюрно, читабельно даже для неискушенного читателя — но, вместе с тем, наполнять свои произведения глубоким философским подтекстом³. Так и случилось: к романам Слаповского с легкой руки самого автора⁴ пристал ярлык «авантюрно-философские». Динамичность сюжета, который на каждой странице, а то едва ли не в каждом абзаце, готовит читателю сюрприз, — часть авантюрная, а сжатые, но емкие размышления персонажей и самого романиста — философская…

Герои Слаповского периода 90-х — люди, пытающиеся изменить если не мир вокруг себя, то свое отношение к этому миру; перейти из пассивных созерцателей в ряды активных покорителей вершин социума. Так, в романе «Я — не я» главный герой Неделин, серенький житель провинциального города, этакий Акакий Акакиевич, только женатый и без шинели, утоляет свой духовный голод тем, что подглядывает за жизнью других, пытаясь напитаться чужими эмоциями (примечательно, что первым эпиграфом к роману идет строка из платоновских «14 красных избушек, или Героя нашего времени», которая отсылает нас к другому «смутному» времени нашей истории — пореволюционным годам). Но вот в жизни тихого мечтателя происходит некое «вдруг»⁵ — и с этого момента сюжет начинает вертеть героем как угодно, тащить его за собой так, что от мелькания черных и белых полос в жизни персонажа рябит в глазах.

Неделин перестает быть собой — как в переносном, так и в прямом смысле слова: он получает фантастическую возможность «воплощаться» в телах других людей, просто посмотрев им в глаза. И начинает кардинально меняться: подстраиваясь под привычки и поведение того, в чье тело переселился, учится то жесткости (у криминального авторитета), то властности (у престарелого Генсека партии), то умению приспосабливаться к расползающейся, аморфной действительности (у деревенского алкоголика)… Внешние изменения естественно отражаются на сознании героя — вернувшись в собственное тело, Неделин уже не ощущает себя пассивным обывателем, он готов бороться за свое право на жизнь и побеждать.

Иногда эта борьба «за жизнь» происходит исключительно в сфере сознания — как у героя «Анкеты» Антона, который, отвечая на нелепые вопросы, составленные чиновниками, неуловимо меняется. Антон, чьим занятием является составление кроссвордов, словно деградирует вслед за изменением жанров, в которых работает — от кроссвордов, требующих обширных энциклопедических знаний, к анкете, где, наоборот, «лишний» интеллектуальный багаж оказывается опасным, а потому должен быть исключен. Анкета, нацеленная на выявление скрытых пороков и отрицательных свойств человеческой души, проецируется на сознание Антона, он вдруг обнаруживает, что в нем самом скрыты качества, о которых он и не подозревал. Всплывают даже аллюзии к набоковской «Лолите» — после раздумий над очередным, вроде бы простым, вопросом, Антон понимает, что способен на вожделение к собственной племяннице.

В «Анкете» остро проступает связь слов и человеческих поступков, взаимодействие слова и личности. «Примеряя» на себя различные варианты ответов из анкеты, Антон проводит эксперименты — совершает кражу, дает брачное объявление в газету (еще один жанр, оказывающий на него влияние). Застенчивый холостяк ищет невесту по объявлению, попутно открывая в себе тягу к юным феям. Далее действие закручивается: следуя за вопросами анкеты, герой изживает в себе трусость, нерешительность, неудачливость, неумение распоряжаться собственной судьбой. Ему начинают нравиться опасные авантюры — он вступает в соперничество с местным воротилой (своим бывшим одноклассником), рискует жизнью в опасной игре с наемным убийцей, выбивает пистолет из рук охранника, играет в казино…

1. Данилкин Л. Пересуд // Афиша. 2007. 30 июня.[↩]
2. Немзер А. Замечательное десятилетие. О русской прозе 90-х годов // Новый мир. 2000. № 1.[↩]
3. О прозе реальной и виртуальной: Круглый стол // Дружба Народов. 1999. № 11.[↩]
4. С подзаголовком «авантюрно-философский» вышел роман «Я — не я» («Волга», 1992, № 2-6). [↩]
5. Момент «вдруг» есть практически в любом романе Слаповского. «Вдруг», которое меняет все. В первую очередь — судьбу главного героя. Неважно, что это, — официальная анкета, случайно попавшая в руки герою романа «Анкета. Тайнопись открытым текстом», сумасшедший деревенский бобыль, убеждающий главного героя романа «Первое второе пришествие» в том, что он — Христос, вернувшийся на землю, пожар, стерший память у героя книги «Синдром Феникса», и т. д. [↩]