Британское содружество наций и литература

Английский еженедельник «Нью стейтсмен» ¹ напечатал в начале этого гола несколько статей тех писателей стран Британского содружества наций, которые пишут по-английски и которых поэтому особенно волнует вопрос о том, каково их положение сейчас и каким путем идти дальше.

Поскольку речь идет о процессе влияния взаимного, «Нью стейтсмен» открывает подборку статьей известного английского критика Дана Якобсона о колониальной теме в литературе Великобритании.

«Даже теперь… – пишет Д. Якобсон, – нельзя не согласиться, что любопытней всего вопрос: почему вся колониальная и империалистическая авантюра, в той или иной форме безусловно затрагивавшая на протяжении длительного времени миллионы англичан и значительную часть военной и торговой мощи Англии, оставила столь незначительный след в английской литературе».

Д. Якобсон считает неправильным объяснять это явление просто традиционной оторванностью английской литературы от колониальной политики Англии, Сама мысль об оторванности кажется странной, если вспомнить о том, что для Шекспира, его современников и последователей эпоха великих открытий была неисчерпаемым источником образов и драматизма. Эпоха же колониальной эксплуатации не привлекла к себе интереса литераторов, несмотря на то, что именно в эту пору Англии суждено было пожинать плоды завоеваний.

Правда, еще в начале XVIII века Даниэль Дефо сумел отразить в «Робинзоне Крузо» два важнейших аспекта колониализма – колонизацию диких мест и то, что впоследствии стало называться собственно колониализмом: приручение и эксплуатацию различных Пятниц.

«Хотелось бы заметить мимоходом, что две эти формы деятельности, весьма различные по своему характеру, и привели на сегодняшний день к разным последствиям. Именно отсюда – расплывчатость и малая правдоподобность самого понятия «Британское содружество наций». Южная Африка потому и стала особым случаем, что она всегда сочетала эти две формы деятельности».

Но Даниэль Дефо оказался так же одинок в своих попытках, как Робинзон Крузо в первые шестнадцать лет жизни на острове. Для других писателей колонии так и остались той частью света, куда их герои либо уезжали, либо откуда возвращались. Не изменялось ничего, кроме финансового положения героев. Не случайно Диккенс, не зная, что ему делать дальше с Микобером, усылает его в Австралию.

«Так и должно было быть, – продолжает Д. Якобсон, – потому что писатели и не бывали в колониях. Правда, пример Дефо говорит о том, что можно, оставаясь англичанином, следить за тем, что происходит и Англии, и в то же время понимать смысл того, что делает Англия в колониях. Если герои возвращаются из колоний, неужели единственное, что они оттуда вывозят, – это загар и любовь к острой пище?!»

Д. Якобсон объясняет это тем, что «английский джентльмен по большей части предпочитает не знать, откуда, как и через кого он получил состояние».

Д. Якобсон приводит слова Элиота: «Было-бы интересно, отойдя от литературы в область политики, уточнить, в какой степени романтика проникала собой империализм, уточнить, в какой степени романтика владела воображением империалистов, в какой степени ее использовал Дизраэли».

Отвечая на эти размышления Элиота, Д. Якобсон говорит, что те, кого принято считать великими романтическими поэтами Англии и кто ушел в лучший мир задолго до прихода в этот мир эпохи империализма, заявили о своих симпатиях вполне недвусмысленно, – достаточно вспомнить сонет Вордсворта, посвященный пленению Туссена Лувертюра, или возмущение Шелли действиями англичан в Ирландии, или гибель Байрона в Греции.

Конечно же, пишет Д. Якобсон, существует романтика империализма, и, может быть, действительно поэты-романтики были ее творцами, – романтика бегства от мелочности повседневного существования маленького человека в Лондоне или Бирмингеме ‘ под моросящим дождем, однообразным, как его жизнь. Где-то совсем рядом – надо только взять билет на пароход – раскинулись привольные горячие тропики; там маленький человек одним прыжком окажется в числе избранных, а если он не к этому стремится – ну что ж, жизнь в колониях так дешева и не стеснена условностями, что он может стать кем пожелает – королем или святым.

И вот Дизраэли пишет в «Танкреде», что королеве следует покинуть «мелкую Англию, которая больше ничего не способна дать… и перенести столицу империи из Лондона в Дели».

А мистер Курц в «Сердце тьмы» Конрада начинает свою карьеру с мыслями о том, что в далеких краях, среди кротких дикарей «можно служить добру практически без ограничений… достаточно пожелать этого…». Но беспредельность власти и одиночество доводят его до такого состояния, что ему начинает казаться, будто он изгнанный бог, бог, чье послание людям не отличается сложностью: «Уничтожать этих скотов!»

Дефо, Конрад и Фостер, с одной стороны, Дизраэли и Киплинг – с другой, – вот почти весь список английских писателей, писавших на колониальные темы.

Верные принципам британского колониализма, гласившего, что англичане никогда не должны делать сами грязную работу, если она может быть сделана чужими руками, строители империи создавали во всех своих колониях англизированную элиту – своеобразную рессору между собой и населением колоний.

1. »New Statesman», January 29, 1965. [↩]