«Блажен незлобивый поэт…». Юрий Верховский

…Юрий Верховский, входящий с написанным им сонетом с такой же железной необходимостью, как восходящее солнце: изо дня в день.

Андрей Белый

Ваш идеал очень чист и высок, и очень хороши стихотворения и строки, или лучше сказать течения и полосы, когда Вы к нему приближаетесь или достигаете его.

Б. Л. Пастернак — Ю. Н. Верховскому

Более шестидесяти лет отделяют последнюю прижизненную книгу Ю. Верховского «Будет так» (Свердловск: Свердлгиз, 1943)¹ от недавно вышедшего сборника «Струны»².

С именем Верховского не связано ничего «революционного» или «острого»: свою литературную судьбу он сам определял как «тихую», недаром же писал Чулкову в 1921 году:

Так тихая судьба в путях кремнистых нам

Таинственней и откровенней

Возносит на горе единый светлый храм

Сочувствий и благоговений.

Возможно, эта «тихость» в сочетании с двойственностью натуры («один из самых «классичных»»³ поэтов Серебряного века и ученый-филолог⁴) и сыграла с Верховским злую шутку. В советское время его не публиковали потому, что перенасыщенные античными метрами, европейскими ритмами и символистской образностью стихи казались «чуждыми» тогдашней просодии и действительно были чужды ей. В постсоветское время он, не наживший «громкой» известности, гарантированно принес бы сплошные убытки издателям. Словом, ситуация осталась той же, что и в 1910-е годы: «Он одинок в литературе, его книга вряд ли будет иметь успех в наше время десяти тысяч вер, и это послужит неоспоримым доказательством ее ценности и нужности»⁵.

С одной стороны, даже немногословные характеристики и упоминания в связи с Вяч. Ивановым, Блоком или Сологубом не позволяют совершенно забыть и проигнорировать его; с другой, при отсутствии доступных публикаций оригинальных произведений характеристики эти год от года с неизбежностью становятся короче, а упоминания — все более беглыми. Поэт обречен на забвение, которого не заслуживает.

Такая перспектива была — не только в данном случае, но и в ряде других — совершенно ясна М. Гаспарову, приложившему массу усилий, чтобы в 1990-2000-х годах состоялось издание поэтического сборника Верховского. Его неизменная заинтересованность и поддержка на протяжении многих лет была единственным обстоятельством, позволившим составителю «Струн» не опустить рук и не отказаться от новых попыток. Книга должна была выйти с посвящением памяти ученого, но, вероятно, типографский или иной сбой послужил причиной тому, что листа с посвящением в «Струнах» не оказалось…

Юрий Никандрович Верховский родился 23 мая (по другим сведениям — 22 июня⁶) 1878 года в имении деда, сельце Гришневе Духовщинского уезда Смоленской губернии. Детские и юношеские годы поэт провел в Смоленске, где отец служил присяжным поверенным. «В родительском доме были заложены основы тех вкусов и стремлений, которыми впоследствии определились основные линии моей жизни <…> Литература, музыка, отчасти живопись были, с тех пор как я себя помню, обычной, так сказать, атмосферой нашего дома. Классическая поэзия (Пушкин, Шекспир), классическая музыка (Глинка, Бетховен) — с тех пор вошли в меня. Но было, разумеется, и другое. С ранних лет узнал Щедрина и Свифта; попозже, но все-таки там же — Сологуба (в Северном Вестнике) и Метерлинка. В концертах переслушал тогдашних москвичей (Хохлов) и кое-кого из европейских (Рейзенауэр). Учился я сперва у матери (кроме того, француженки, немки, учителя музыки и рисования), потом поступил в Смоленскую классическую гимназию»⁷.

После смерти отца семья постепенно перебралась в Петербург, где будущий поэт окончил Ларинскую гимназию и поступил в университет на историко-филологический факультет. Здесь он специализировался на романо-германском отделении, слушал лекции А. Веселовского, у которого писал кандидатскую работу, Д. Петрова, Р. Ланге, А. Бирмана, «словом, плавал в старой западной словесности» (730). С русской литературой Верховский знакомился на лекциях и семинариях И. Жданова, с историей — Н. Кареева и С. Платонова. Плодотворными оказались занятия у Ф. Зелинского (изучение «Ars Poetica» Горация) и М. Ростовцева (эпиграфика), посещение исторического семинария Г. Форстена и кружка историков и историков литературы под руководством А. Лаппо-Данилевского.

По окончании курса Верховский был оставлен Веселовским при университете, однако обязательную магистерскую работу не писал, поскольку увлекся историей новой русской литературы. «Жадно посещал» (731) заседания Неофилологического общества. Также работал в Азиатском музее (разбор и каталог библиотеки А. Куника), в Публичной библиотеке, в Политехническом институте, наконец, в Академии наук (секретарь Комиссии по изданию сочинений Веселовского), где познакомился с А. Шахматовым. Именно Шахматов помог Верховскому получить командировки в Смоленскую губернию, в Казань, в Тамбов и в Симбирск, где молодой исследователь общался с наследниками Баратынского и Дельвига и собрал в семейных архивах множество неизвестных до того времени материалов. Далее, благодаря все тому же Шахматову, Верховский стал членом академической Комиссии по изданию Библиотеки русских писателей, готовил к печати сочинения Дельвига⁸. Публиковался в издании «Пушкин и его современники», сотрудничал в Русском биографическом словаре, в других специализированных периодических журналах.

С оригинальными стихотворениями Верховский выступил в 1899 году. Это были помещенные в «Вестнике Европы» «Сонет» и «Сфинксы над Невой. Из «Песен о каменном городе»». Глядя ретроспективно, в них можно увидеть ключ к дальнейшему поэтическому пути молодого автора: здесь и явная дань традиции «золотого века», даже не без устойчивых поэтических формул («созвездий ясный взор», «бесстрастные очи» звезд или заметно «пушкинская» рифмовка в описании Невы), и столь же очевидная близость к становящейся символистской поэтике: «Для сонма дальних звезд призывом и ответом — / Дрожа, горят огни пигмеев-светляков…» Языковая неуклюжесть («Но жаждая небес и полные приветом…») выдает молодого автора. Однако вряд ли здесь можно говорить о подражании какому-либо определенному образцу; скорее, мы имеем дело с усвоением принципов обеих поэтик, прежней и новой, усвоением настолько глубоким, что со временем оно стало отличительной чертой оригинальной манеры. Собственно, поэт и сам понимал эту свою особенность: «Вейнбергу передал свои оригинальные стишки — в стиле пушкинской школы (не совсем точно). — «Т. е. как в стиле?» — Не подражание, а… etc» (770). Было бы замечательно, если бы Верховский потрудился расшифровать это «etc», но, увы, он этого не сделал.

Постепенно Верховский «начал печататься и входить в атмосферу текущей литературы и искусства» (734). Познакомился с И. Коневским, тесно дружил с М. Кузминым, вместе с которым чуть позже принял участие в «Зеленом сборнике» (1905). Примерно в 1906 году возникли и окрепли его отношения с Вяч. Ивановым (Верховский был непременным посетителем собраний на Башне) и Ф. Сологубом, А. Ремизовым и Г. Чулковым, чуть позже — с А. Блоком, В. Бородаевским, И. Анненским, Н. Недоброво, А. Ахматовой.

Сохранился дневник поэта 1903-1905 годов. Большинство записей в нем относится к 1903 году. Надо сказать, что Верховскому чрезвычайно трудно давалась любого рода проза, и дневниковая, и эпистолярная, и научная, с чем косвенно связаны, вероятно, многие его профессиональные беды; тем ценнее этот дневник, хранящий не только описания событий, но и авторские размышления о стихосложении, например: «Обыкновенно мне и мысль, и форма приходят в голову, кажется, нераздельно. Иногда иначе. Сонет с созвучиями, а не с рифмами <…> [говорят, что] производит впечатление белого стиха. Не думаю. М. б. созвучия нужно выбирать <…> полнее <…> Пожалуй, можно вдаться в каламбурность. Но где же граница? Конечно, сонет — не сонет итальянский» (769). В это время Верховский творчески особенно близок с Кузминым, который писал музыку на его стихи и «проверял» на нем все свои новые сочинения.

После появления «Зеленого сборника» Верховский и Кузмин были приглашены В. Брюсовым в «Скорпион». В «Весах» (вызвавших, между прочим, поначалу настороженную реакцию Верховского: «…в Нов[ом] Вр[емени] — объявление о подписке на новый журнал Весы. Астрономия не оправдывает претензий. Удивительно, что кроме Розанова названы, кажется, одни поэты. Впрочем, среди них Мережковский и Минский. Объявление, по правде сказать, мне не понравилось: развязно и банально» — 776) был, в частности, опубликован цикл его стихов. Переговоры с Брюсовым об участии в деятельности издательства и журнала велись, судя по всему, весьма подробно и обстоятельно. «…Вообще же мне очень приятно отозваться на высказанное Вами желание моего более или менее близкого участия в «Весах»», — так заканчивается письмо Верховского от 6 апреля 1906 года⁹.

В 1908-м в «Скорпионе» вышла и первая книга — «Разные стихотворения Юрия Верховского».

1. В 1910-1920-е годы вышли следующие поэтические книги Ю. Верховского: Разные стихотворения. М.: Скорпион, 1908; Идиллии и элегии. СПб.: Оры, 1910; Стихотворения. Том первый. Сельские эпиграммы. Идиллии. Элегии. М.: Мусагет, 1917; Солнце в заточении. Пг.: Мысль, 1922. [↩]
2. Верховский Ю. Н. Струны. Собр. соч. / Сост., подгот. текста, статья и коммент. В. Калмыковой. М.: Водолей Publishers, 2008.[↩]
3. Богомолов Н. А. Русская литература первой трети XX века. Портреты. Проблемы. Разыскания. Томск: Водолей, 1999. С. 199. [↩]
4. Третья ипостась Ю. Верховского — его деятельность в качестве переводчика — практически не затронута ни в «Струнах», ни в данной статье.[↩]
5. Гумилев Н. С. Письма о русской поэзии. М.: Современник, 1990. С. 80.[↩]
6. Соответственно, 4 июня или 4 июля по новому стилю. — Примеч. Ю. Верховского. [↩]
7. Верховский Ю. Н. Автобиография // Верховский Ю. Н. Указ. изд. С. 728. Далее цитаты приводятся по данному изданию с указанием страницы. [↩]
8. Итогом этой работы стала книга: Верховский Ю. Барон Дельвиг. Материалы биографические и литературные. Пг.: Издание А. С. Кагана, 1922.[↩]
9. Письмо Верховского Брюсову. РГБ ОР. Ф. 386. В. Я. Брюсов. Карт. 80. Ед. хр. 3. [↩]