Благодать воз благодать. Алексей Ушаков

Алексей Иванович Ушаков — имя, известное лишь в узком кругу друзей и ценителей его стихов. Публикаций у поэта мало: сравнительно большие подборки выходили в журналах «Знамя» (2012, № 8) и «Литературная учеба» (2013, № 3). Книги пока нет, хотя стихотворений набралось бы не на один сборник.

Причин тому по меньшей мере две. Во-первых, будучи убежденным, что поэзия может передаваться исключительно «от сердца к сердцу», сам Ушаков ничего никогда не предпринимал для широкого обнародования своих стихов. С другой стороны, невнимание критиков к нему (публикации в журналах прошли без отзывов) можно объяснить тем, что его поэзия действительно непривычна для слуха современного читателя. Притом что стихи эти нельзя назвать усложненными или «темными» — напротив:

Кто нерожденное явит

И неуклюжее прославит,

Рассохшиеся пни восставит,

Даст им достоинство и вид,

Кто сны перетолкует нам,

Кто различит по именам

Сирот и пасынков немногих,

В смирение отправит лень

И не забудет птиц убогих,

И тех оленей большерогих

Кто воскресит в последний день?

(1999)

Стихи Алексея Ушакова — совершенно новое явление в современной поэзии, хотя, если мыслить привычными категориями, они скорее архаичны. В том тыняновском смысле, когда архаисты становятся новаторами. Ушаков постоянно использует церковнославянизмы, архаизмы, диалектные слова — весь тот могучий пласт, вытесняемый словесным прогрессом (прогресс губителен не только для живой природы, но и для живого слова). Сопротивляясь этому, Ушаков черпает из истоков русской речи:

Листва густа, и неба не видать

Над пологом лесным, словесным дымом,

А в сердце благодать возблагодать

Горит огнем неуследимым.

(2013)

Оборот «благодать воз благодать» (то есть сугубая, особая благодать) встречается лишь единожды — в Евангелии от Иоанна.

Конечно, черпать из древнего источника нужно бережно. Неловкий лишь замутит воду, а стихи будут отдавать стилизацией, украшательством, станут пародией на старину — как ряженые в наскоро сшитых фольклорных костюмах, зазывающие посетителей на шоу и в рестораны. Ушаков умеет обращаться с этими словами, он с детства знаком с древними текстами: его отец был профессором-медиевистом, а сам он постоянно соприкасается с церковнославянским, служа чтецом в храме Казанской иконы Божией Матери в Коломенском.

Неяркая внешними событиями биография поэта тем не менее знаменательна переменой сфер деятельности: родился в 1957 году в Выборге, учился на биофаке МГУ (что многое дало его поэтике), с 1980-го работал в Центральном государственном архиве литературы и искусства. С 1990-х годов служит чтецом в храме, а «для умственных упражнений», как он сам утверждает, занимается москвоведением, изучением московских некрополей, генеалогией.

Алексей Ушаков по своей натуре и по сути поэтического дара — хранитель исторической памяти, почитатель предков:

Мой отец учил юношей

Читать старинные письмена.

Письмена остались,

Но никто не читает их.

Меня тоже чему-то учили,

Но я ничего не помню.

Мне нужен только язык, чтобы назвать это,

И слезы, чтобы это оплакать.

(1999)

«Мне нужен только язык…» Язык сегодняшней поэзии — затертый и оснащенный новоязом, сленгом, варваризмами и кальками, — Ушакова не устраивает. Однако было бы неправильно считать, что он всего лишь стремится разнообразить рифмы, расширить словарь, добавить красок — нет. Ушаков не делит историю — в том числе и историю языка — на вчера и сегодня. История для него не линейна, прошлое связано с настоящим сильнее, чем нам кажется. Он не хочет любоваться только вершиной речевого айсберга (в этом он близок интереснейшему и также пока мало замеченному и понятому поэту — Сергею Петрову), но смотрит в глубь языка:

Пойте, служивые, жгите свои фитили, —

Пушек довольно, — кивайте седыми главами,

И примечайте, как царские грады земли

Обсолонь кружатся денно и нощно под вами.

(1999)

Обилие церковнославянизмов, отсылки к Евангелию, к Псалтыри — все это не «ради лепоты». Для церковного человека священная история постоянно повторяется в праздниках, в постах, молитвах. Точнее, она даже не повторяется, а извечно длится параллельно нашей повседневной жизни. И слова эти, уходя из современного поэтического языка, все равно живы и постоянно звучат в обрядах и молитвах.

А угрюмые люди завета

По ухабам распластаны ниц.

Зеленями земля изодета,

Преисполнена трелями птиц.

Та же сила родит их и старит.

И ровняет с расходом доход.

Наши души считает, как скаред,

Всеми плачет и кем-то поет.

(1999)

Идя на глубину русской речи, Ушаков достигает ее общеславянских корней. У него есть переложения с польского и чешского — он хорошо знает эти языки. Вот, к примеру, переложение из Иосефа Паливца:

С нерукотворного креста

У бездны на краю

Свети, Полярная звезда,

В беду мою!

Лучись на запад и восток,

Как заповедал Бог,

На всякий стебель и росток,

На белый мох,

И в глубь чернозеленых хвой,

В древесный огород,

Где хлорофилл свершает свой

Круговорот,

И в дебрь, где редок господарь,

А в жилах кровь горит,

И напоследок всяка тварь

Плодотворит,

И в круг, где долгие года

Я посолонь бреду,

Свети, полночная звезда,

В мою беду!

(Из И. П. «…svit`, Hvezdo, v bidu mou…», 1999)

Россия и ее история, природа, народ — главные темы поэзии Ушакова.