Благодать воз благодать. Алексей Ушаков
Алексей Иванович Ушаков — имя, известное лишь в узком кругу друзей и ценителей его стихов. Публикаций у поэта мало: сравнительно большие подборки выходили в журналах «Знамя» (2012, № 8) и «Литературная учеба» (2013, № 3). Книги пока нет, хотя стихотворений набралось бы не на один сборник.
Причин тому по меньшей мере две. Во-первых, будучи убежденным, что поэзия может передаваться исключительно «от сердца к сердцу», сам Ушаков ничего никогда не предпринимал для широкого обнародования своих стихов. С другой стороны, невнимание критиков к нему (публикации в журналах прошли без отзывов) можно объяснить тем, что его поэзия действительно непривычна для слуха современного читателя. Притом что стихи эти нельзя назвать усложненными или «темными» — напротив:
Кто нерожденное явит
И неуклюжее прославит,
Рассохшиеся пни восставит,
Даст им достоинство и вид,
Кто сны перетолкует нам,
Кто различит по именам
Сирот и пасынков немногих,
В смирение отправит лень
И не забудет птиц убогих,
И тех оленей большерогих
Кто воскресит в последний день?
(1999)
Стихи Алексея Ушакова — совершенно новое явление в современной поэзии, хотя, если мыслить привычными категориями, они скорее архаичны. В том тыняновском смысле, когда архаисты становятся новаторами. Ушаков постоянно использует церковнославянизмы, архаизмы, диалектные слова — весь тот могучий пласт, вытесняемый словесным прогрессом (прогресс губителен не только для живой природы, но и для живого слова). Сопротивляясь этому, Ушаков черпает из истоков русской речи:
Листва густа, и неба не видать
Над пологом лесным, словесным дымом,
А в сердце благодать возблагодать
Горит огнем неуследимым.
(2013)
Оборот «благодать воз благодать» (то есть сугубая, особая благодать) встречается лишь единожды — в Евангелии от Иоанна.
Конечно, черпать из древнего источника нужно бережно. Неловкий лишь замутит воду, а стихи будут отдавать стилизацией, украшательством, станут пародией на старину — как ряженые в наскоро сшитых фольклорных костюмах, зазывающие посетителей на шоу и в рестораны. Ушаков умеет обращаться с этими словами, он с детства знаком с древними текстами: его отец был профессором-медиевистом, а сам он постоянно соприкасается с церковнославянским, служа чтецом в храме Казанской иконы Божией Матери в Коломенском.
Неяркая внешними событиями биография поэта тем не менее знаменательна переменой сфер деятельности: родился в 1957 году в Выборге, учился на биофаке МГУ (что многое дало его поэтике), с 1980-го работал в Центральном государственном архиве литературы и искусства. С 1990-х годов служит чтецом в храме, а «для умственных упражнений», как он сам утверждает, занимается москвоведением, изучением московских некрополей, генеалогией.
Алексей Ушаков по своей натуре и по сути поэтического дара — хранитель исторической памяти, почитатель предков:
Мой отец учил юношей
Читать старинные письмена.
Письмена остались,
Но никто не читает их.
Меня тоже чему-то учили,
Но я ничего не помню.
Мне нужен только язык, чтобы назвать это,
И слезы, чтобы это оплакать.
(1999)
«Мне нужен только язык…» Язык сегодняшней поэзии — затертый и оснащенный новоязом, сленгом, варваризмами и кальками, — Ушакова не устраивает. Однако было бы неправильно считать, что он всего лишь стремится разнообразить рифмы, расширить словарь, добавить красок — нет. Ушаков не делит историю — в том числе и историю языка — на вчера и сегодня. История для него не линейна, прошлое связано с настоящим сильнее, чем нам кажется. Он не хочет любоваться только вершиной речевого айсберга (в этом он близок интереснейшему и также пока мало замеченному и понятому поэту — Сергею Петрову), но смотрит в глубь языка:
Пойте, служивые, жгите свои фитили, —
Пушек довольно, — кивайте седыми главами,
И примечайте, как царские грады земли
Обсолонь кружатся денно и нощно под вами.
(1999)
Обилие церковнославянизмов, отсылки к Евангелию, к Псалтыри — все это не «ради лепоты». Для церковного человека священная история постоянно повторяется в праздниках, в постах, молитвах. Точнее, она даже не повторяется, а извечно длится параллельно нашей повседневной жизни. И слова эти, уходя из современного поэтического языка, все равно живы и постоянно звучат в обрядах и молитвах.
А угрюмые люди завета
По ухабам распластаны ниц.
Зеленями земля изодета,
Преисполнена трелями птиц.
Та же сила родит их и старит.
И ровняет с расходом доход.
Наши души считает, как скаред,
Всеми плачет и кем-то поет.
(1999)
Идя на глубину русской речи, Ушаков достигает ее общеславянских корней. У него есть переложения с польского и чешского — он хорошо знает эти языки. Вот, к примеру, переложение из Иосефа Паливца:
С нерукотворного креста
У бездны на краю
Свети, Полярная звезда,
В беду мою!
Лучись на запад и восток,
Как заповедал Бог,
На всякий стебель и росток,
На белый мох,
И в глубь чернозеленых хвой,
В древесный огород,
Где хлорофилл свершает свой
Круговорот,
И в дебрь, где редок господарь,
А в жилах кровь горит,
И напоследок всяка тварь
Плодотворит,
И в круг, где долгие года
Я посолонь бреду,
Свети, полночная звезда,
В мою беду!
(Из И. П. «…svit`, Hvezdo, v bidu mou…», 1999)
Россия и ее история, природа, народ — главные темы поэзии Ушакова.
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №1, 2015