Без подписи. Ильф и Петров в журнале «Чудак». Вступительная заметка, публикация и комментарии А. Ильф

Александра ИЛЬФ

БЕЗ ПОДПИСИ.
ИЛЬФ И ПЕТРОВ В ЖУРНАЛЕ «ЧУДАК»

 

Первая моя публикация в Вашем журнале, посвященная юмористическому еженедельнику «Чудак» (см.: Журнал «Чудак» и его чудаки // Вопросы литературы. 2006. N 3. С. 370), продемонстрировала характерные образчики его литературно-театральной тематики. При этом был «опознан» автор неподписанного фельетона «К барьеру!»: им оказались двое – Илья Ильф и Евгений Петров.

Вторичное обращение к «Чудаку» вызвано двумя обстоятельствами. Первое: открылась возможность установить, что Ильфу и Петрову принадлежит целый ряд анонимных журнальных «мелочей». Второе обстоятельство (быть может, более важное): публикуемые тексты насыщены реалиями тогдашней действительности, что позволяет расширить представление об источниках творчества обоих писателей.

Александра ИЛЬФ

 

Осенью 1928 года в одном из номеров московского юмористического еженедельника «Смехач» появилось интригующее объявление:

 

МЕНЯЮ ИМЯ СМЕХАЧ НА ЧУДАК

Лиц, имеющих возражения и не имеющих таковых, просим срочно явиться в контору изд-ва «Огонек» или в любое почтовое отделение и подписаться на еженедельный литературно-сатирический и художественный журнал ЧУДАК.  Почему ЧУДАК? Что такое ЧУДАК? – заволновались читатели и подписчики. «Смехач» не поскупился на подробные объяснения:

«…Чудаком был Диоген, который на базисе теплого древнегреческого климата мог бы жить под любым портиком, в тени любого афинского госучреждения. И, однако, видите, старик самоуплотнился в бочку без коммунальных услуг (и без бюрократизма), несмотря на то что как философ и научный работник несомненно имел право на дополнительную площадь через Афин-Цекубу.

Чудаком представлялся своим современникам и Христофор Колумб. Ну, скажем, любил человек поплавать. Пожалуйста, плавай в Средиземном море! Море тихое, интеллигентное, как раз для одиноких. Но нет! Как истинный чудак Колумб бросается в неизведанные пучины Атлантики. И что же? Открыл Америку!

Исаак Ньютон. Вместо того чтобы, сидя под яблоней, кушать сочные плоды этого дерева, мечтательный юноша ломал голову над глупым на первый взгляд вопросом: почему эти самые плоды падают на землю вертикально, а не каким-нибудь причудливым зигзагом?

– Исаак! Сойди с дерева! – говорила старуха-мать печально. – Ну, разве не чудак наш мальчик?

А чудак взял да открыл закон притяжения земли.

Или Карл Маркс. Как объясняли себе соседи, почему этот человек, обремененный долгами и семейством, трудился над громадной книгой в несколько толстых томов задолго до существования Госиздата и без малейшего аванса от какой бы то ни было организации?

– Чудак! – говорили соседи Карла Маркса по жилтовариществу. – Вот чудак!

Вы, вероятно, уже заметили, что все чудаки, о которых мы говорим, принадлежат к дореволюционной эпохе. Где же чудак советский? – вправе вы спросить. Не беспокойтесь. Он существует» ¹. И читатели, поначалу терявшиеся в догадках, с удовлетворением обнаружили:

Открыта подписка на 1929 год

ЧУДАК еженедельный художественный журнал сатиры и юмора

Условия подписки: на 1 год – 6 руб., на 6 мес. – 3 р. 20 к., на 3 мес. – 1 р. 70 к., на 1 мес. – 60 к.

25 декабря 1928 года в свет вышел первый номер «Чудака». Тираж – 150.000! Применив цитату из романа «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова к деятельности журнала, можно сказать, что «Чудак» боролся «с врагами общества: плохими кооператорами, растратчиками, Чемберленом, бюрократами. Он уязвлял своими остротами подхалимов, управдомов, частников, завов, хулиганов, граждан, не желавших снижать цены, и хозяйственников, отлынивающих от режима экономии». Он боролся с пошлостью, невежеством и бездарностью.

Во главе «Чудака» стал Михаил Ефимович Кольцов, отличный газетчик и публицист. Вокруг него сосредоточились превосходные силы юмористов, а среди авторов в первую очередь нужно назвать Горького и Маяковского. Постоянными сотрудниками, приглашенными в журнал лично Кольцовым, были Борис Левин, Виктор Ардов, Ильф и Петров (все четверо в 1927 – 1928 годах активно трудились в журнале «Смехач»). Писатель и журналист Борис Михайлович Левин, ответственный секретарь и неофициальный заместитель Кольцова, заведовал литературной частью – принимал посетителей, рассматривал рукописи и т.д. Юморист Виктор Ардов с блеском вел театральный отдел с озорным названием – «Деньги обратно!». Хотя к этому времени Илья Ильф и Евгений Петров были широко известны как авторы романа «Двенадцать стульев» и повести «Светлая личность», они с энтузиазмом занимались журнальной работой, возвращавшей их к хлопотливым «гудковским» временам.

По счастью, Виктор Ефимович Ардов оставил подробные воспоминания о «Чудаке» и его авторах, и теперь мы можем представить в общих чертах работу редакции.

Самыми интересными были тематические заседания художников, литераторов и «темистов», проходившие под председательством Кольцова. Читаем в «Золотом теленке»: «А теперь – продолжим наши игры, – как говорил редактор юмористического журнала, открывая очередное заседание и строго глядя на своих сотрудников». Именно этими словами Кольцов начинал заседания редколлегии. «Игры» заключались

в обсуждении тем для заметок, рисунков и подписей к ним. Занятие было трудоемкое. Кое-что было придумано заранее, кое-что приходилось придумывать на месте. Сначала выступали профессиональные «темисты», за ними – Евгений Петров, который как заведующий отделом мелочей предлагал десяток-другой собственных замыслов. Темы принимались или отвергались, иногда выносилось решение – «доработать», «добить» (или «сократить», «усмешнить» и даже «вытоптать»).

Обсуждались фельетоны, рассказы и заметки, предназначенные в номер. Почти все вещи Ильфа и Петрова, рецензии Ардова и рассказы Левина были прочитаны на редакционных собраниях. Неизменным успехом пользовались стихи Маяковского, рассказы Зощенко.

На совещаниях неизменно присутствовал Михаил Александрович Глушков – лучший «темист» советской эпохи и удачливый соперник Маяковского по бильярду. Глушков, по свидетельству А. Крученых, имел титул «короля юмора» (или «короля юмористов»). Ильф и Петров вывели Глушкова в первом своем романе под именем Изнуренкова. Это его портрет, и даже не портрет, а моментальная фотография: «Авессалом Изнуренков – острил <…> На своих плечах он выносил ответственнейшие кампании, снабжал темами для рисунков и фельетонов большинство московских сатирических журналов <…> Изнуренков умудрился острить в тех областях, где, казалось, уже ничего смешного нельзя было сказать. Из такой чахлой пустыни, как вздутые накидки на себестоимость, Изнуренков умудрялся выжать около сотни шедевров юмора. Гейне опустил бы руки, если бы ему предложили сказать что-то смешное и вместе с тем общественно полезное по поводу неправильной тарификации грузов малой скорости; Марк Твен убежал бы от такой темы. Но Изнуренков оставался на своем посту. Он бегал по редакционным комнатам, натыкаясь на урны для окурков и блея. Через десять минут тема была обработана, обдуман рисунок и приделан заголовок».

В редакции царила атмосфера шуток, острот, розыгрышей. Нередко проходили своеобразные турниры острот – их устраивали Маяковский, Ардов, Глушков. Судьи отсчитывали секунды, как на ринге. Ардов вспоминал: «Иной раз Кольцов нетерпеливо морщился, а Ильф хмурился и говорил сердито (вот так и слышу эту его фразу): «Кончится когда-нибудь этот пир остроумия?»<…> Ильф проявлял наибольшую взыскательность среди всех нас. Рассмешить его было трудно. Случалось даже, что Ильф с самым мрачным видом отзывался о рисунке или юмореске: «Это смешно»». Этой его манере любили подражать юмористы следующего поколения.

Ардов добавляет, что в приемной «Чудака» висели два плаката, сочиненные Ильфом и одобренные Кольцовым:

 

ПИШИТЕ КОРОЧЕ, ВЫ НЕ ГОГОЛЬ!

и

ГЕНИЕВ И ТИТАНОВ ПРОСЯТ ПИСАТЬ КОРОЧЕ!

 

Помимо работы «в номер», четверо членов редколлегии постоянно публиковали собственные фельетоны и рассказы. Для Ильфа и Петрова «чудаковский» период оказался фантастически плодотворным: за четырнадцать месяцев существования журнала они, «оптом и в розницу», опубликовали более семидесяти вещей, подписанных фамилиями и псевдонимами. Короче: в 56-ти выпусках «Чудака» их сочинений нет лишь в девяти номерах (N 24, 26, 31, 33 – 36 за 1929 год и в N 4, 5 – за 1930-й). А еще надо помнить, что в это же время они работали над романом «Великий комбинатор» (будущий «Золотой теленок») и к концу августа 1929 года закончили первую часть – восемь глав. Можно только удивляться их трудоспособности – и таланту!

В «Чудаке» и родился их псевдоним – Ф. Толстоевский. (Из дневника К. И. Чуковского: «Ильф и есть 1/2 Толстоевского».) Другие псевдонимы – Дон-Бузильо, Холодный философ, Коперник, А. Старосольский, Виталий Пселдонимов и даже Франц Бакен-Бардов. Свои театральные рецензии Петров подписывал – Иностранец Федоров. Обилие псевдонимов объяснялось тем, что в одном номере порой сталкивались новелла из совместного сатирического цикла, рассказ Ильфа, театральная рецензия Петрова да еще фельетон под общим псевдонимом.

Очень много печатались Ильф и Петров и без подписи – главным образом, в тех разделах, которые вели сами. Приходится признать, что оперативные анекдоты-однодневки не выдерживают ни малейшего сравнения с подписными новеллами или фельетонами каждого из них. Тем не менее, эти анонимные «чудаковские» мелочи, насыщенные забытыми или малоизвестными обстоятельствами, фактами и поднятиями, представляют подлинный кладезь информации для комментаторов ильфо-петровских произведений.

Для начала обратимся к Календарю ЧУДАКА на 1929 год. Заметки в нем разные – и шутливые, и серьезные. Несколько примеров:

25 декабря 1928 г. Раньше этот день назывался Рождеством Христовым («С Р. Х., дорогая тетя!»). Теперь тот же день отмечен Рождеством ЧУДАКА («С Рождеством ЧУДАКА, дорогие читатели!»).

ЧУДАК родился 25 декабря 1928 года в яслях акционерного общества «Огонек». Сейчас же после рождения малютка приобрел большой вес. В первый же день малютку посетили 150 000 волхвов, которые срочно подписались на ЧУДАК со всеми его приложениями.

Январь 3. 1929 г. Любите ли вы стихи, песни? Например: «Солнце всходит и заходит»? Сегодня оно всходит в 8 ч.

29 м., а заходит – в 15 ч. 40 м. Со своей стороны, отдавая дань стихам, Госиздат определил на сегодня именины Музы. Прекрасное имя! Особенно для комсомолки.

Май 31. По сведениям бюро погоды теплая погода, вероятно, удержится. Это тонкое замечание вызвано тем, что бюро с большим трудом удалось выяснить, что сейчас лето и что ожидать снежной метели не приходится.

30 декабря. Издан в 1919 г. декрет о ликвидации неграмотности. Необходимо теперь же издать декрет об ознакомлении всего населения с декретом о ликвидации неграмотности.

Рассмотрим календарные записи, так или иначе связанные с литературной тематикой Ильфа и Петрова. Начнем с самого страшного мероприятия тех лет – чистки. Тут не до шуток!

27 июля. После чистки 1921 года, за 8 лет, не могло не накопиться мусора, пыли и паутины. Чистка и уборка 1929 г. проводится с особой тщательностью, ибо массы охвачены предпраздничным настроением в связи с проведением пятилетки и социалистическим соревнованием (1929, N 27).

В 1920 – 1930-е, в ходе «чисток» (называвшихся «фильтром для классовых врагов») советских государственных учреждений, специальные комиссии выявляли социальное происхождение сотрудников госаппарата, род их дореволюционных занятий, политическую грамотность и т.д. «Вычищенные» по разным категориям лишались тех или иных прав, в частности, быть принятыми на работу в государственные учреждения. Читаем в «Золотом теленке»: «Вы вовремя ушли из «Геркулеса»… там сейчас разгром, чистят, как звери». Теме чистки и связанных с ней страхов посвящены фельетоны соавторов: «Призрак-любитель» (1929), «Шкуры барабанные» (1929), «Каприз артиста» (1930), цикл гротескных новелл «1001 день, или Новая Шахерезада». Найдутся выразительные записи и в ильфовских блокнотах (1929 – 1930).

19 июля. 1927 г. Начало постройки Туркестано-Сибирской железной дороги. Туристы-пешеходы с нетерпением ожидают достройки этой дороги, потому что сейчас им приходится ходить пешком на самом деле (1929, N 27).

Через три года «достройка» состоялась. В мае 1930 года Ильф и Петров ездили на открытие Турксиба, а потом отправили на «смычку» Остапа Бендера и Корейко («Золотой теленок»). О туристах – пешеходах поневоле – сатирики писали неоднократно: Ильф – «Пешеход» (1928), «Путешествие в Одессу» (1929); Петров – «Путешественник» (1927), «Знаменитый путешественник» (1930).

31 января. Когда-то существовали так называемые герои 20-го числа. Теперь жалованье в учреждениях выдают 31-го. Героев 31-го числа имеется еще немало, и их отнюдь нельзя назвать неизвестными героями, потому что имена их вписаны золотыми буквами в ведомости милицейских камер по вытрезвлению (1929, N 5).

Хотя дни выдачи зарплаты постоянно менялись, Ильф и Петров не забыли о «героях 20-го числа». В их фельетоне «Каприз артиста» на плакате, возвещающем о чистке в учреждении, «с волнующей краткостью было написано:

ВОН ИЗ АППАРАТА героев 20-го числа головотяпов и головотяпок!»

«Какой же я герой двадцатого числа? – жалобно вопиет герой фельетона Сорокин-Белобокин. – Тем более что и жалованье мы получаем первого и пятнадцатого».

15 января.«Что станет говорить княгиня Марья Алексевна?» – восклицает Фамусов в грибоедовской комедии «Горе от ума».

Если бы старик Фамусов жил сейчас в коммунальной квартире и, выходя из уборной, забыл бы потушить свет, он, наверное, воскликнул бы:

– Что станет говорить бывшая княгиня, ныне ответственная съемщица Марья Алексевна! (1929, N 3).

Обывательская среда во всех ее проявлениях вызывала отвращение соавторов. Вечная тема «негашения света в местах общего пользования», затронутая в фельетонах «Дядя Силантий Арнольдыч» Петрова (1928) и «Разбитая скрижаль» Ильфа (1929), достигает максимальной выразительности в «Золотом теленке».

«Бывший.., а ныне…» – казенная формула послереволюционных лет. Вспомним об ответственной съемщице Люции Францевне Пферд в «Вороньей слободке» – ведь и она «из бывших»! Добавим к этому подпись под «чудаковской» карикатурой «Без роду и племени» (1929, N 26): «А кто это прошел? – Начканц Иван бывший Семенович. – Почему Иван б. Семенович? – А он в анкете заявил, что отец его – не отец его».

Май 18. В 1921 основан университет «Трудящихся Востока» (1929, N 18).

Всем памятен «бывший князь, а ныне трудящийся Востока, гражданин Гигиенишвили». Определение, типичное для тех лет, звучит юмористически: слишком далеки друг от друга «университет» и этот обитатель «Вороньей слободки»»в голубых полотняных сапогах и в плоской шапке из коричневого барашка».

5 января. Еще 12 лет назад в этот день маленькие школьники с красными ушами, печально размазывая по лицу грязные слезы, зубрили следующие идиотские слова с буквой ять в корне:

Старая орфография упразднена декретом от 5 января 1918 года. Буква «е» заменила опротивевший всем «ять» (1929, N 2).

С незначительными изменениями это, с позволения сказать, «стихотворение» появится в фельетоне Ильфа и Петрова «Отдайте ему курсив» (1932): «В стихотворение входили только слова с ятями. Это было специальное педагогическое произведение, которое в популярной художественной форме вбивало в мозги учеников столь необходимый ять».

28 февраля. Официальный конец зимы. Судя по установившейся в календарях традиции, в этот день должна гудеть последняя вьюга, и жильцы последний раз должны негодовать на низкую температуру в квартирах. Одним словом, должны прилететь жаворонки с криком: «Мы молодой весны гонцы». На деле последнюю вьюгу следует ожидать, например, в конце мая. Что же касается жаворонков, то они в города вообще не прилетают (1929, N 9).

11 апреля. В зоомагазинах Москвы появляются радостные плакаты:

ПРИЛЕТЕЛИ И ПОСТУПИЛИ В ПРОДАЖУ РЕПОЛОВЫ, ЧЕЧЕТЫ И КРИНОЧКИ.

– Рано, рано запели пташечки! – печально говорят граждане, глядя на плакат и поеживаясь от мокрого снега, падающего за воротник (1929, N 14).

Скорее всего обе «заметки фенолога» написаны Ильфом. По стилю и содержанию они близки его фельетону «Как делается весна» (1929): «Весна в Москве делается так… «Вечерняя газета» объявляет, что прилетели из Египта первые весенние птички – колотушка, бибрик и синайка.

Читатель теряется. Он только что запасся саженью дров сверх плана, а тут на тебе – прилетели колотушка, бибрик и синайка, птицы весенние, птицы, которые в своих клювах привозят голубое небо и жаркие дни. Но, поразмыслив и припомнив кое-что, читатель успокаивается и закладывает в печь несколько лишних поленьев. Он вспомнил, что каждый год читает об этих загадочных птичках, что никогда они еще не делали весны и что самое существование их лежит на совести вечерней газеты».

Вспоминает Валентин Катаев: идут они с Ильфом по Арбату и видят, что к двери зоомагазина приколот плакатик:

Прилетели и поступили в продажу скворцы.

«Не успели прилететь – и уже поступили в продажу…», – печально откликнулся Ильф.

«Мы молодой весны гонцы» – строка из стихотворения Ф. Тютчева «Весенние воды», перенесенная в фельетон Ильфа и Петрова «Каприз артиста»: «Весна вступила в свои права. По небу катились сдобные облака. Пели птицы. «Мы, – подумал Сорокин-Белобокин, – молодой весны гонцы»».

«Алло, алло, алло! Говорит Москва. Товарищи радиослушатели, начинаем передачу пошлой и бессодержательной оперетты «Роз-Мари», в которой нет ни одной свежей мелодии, ни одной интересной мысли, ни одного нового положения… Слушайте внимательно, не отходя от приемников…» (1929, N 6. Подпись под карикатурой Бор. Ефимова).

Через несколько лет этот сюжет переместился в фельетон Ильфа и Петрова «В золотом переплете» (1932): «Когда по радио передавали «Прекрасную Елену», бархатный голос руководителя музыкальной трансляции сообщил: «<…> Музыка оперетты написана Оффенбахом, который под никому не нужной внешней мелодичностью пытается скрыть полную душевную опустошенность и хищные инстинкты крупного собственника и мелкого феодала»».

Советский турист, зайдя в Берлине в универмаг, спросил вязаный жилет. Когда ему предложили десяток на выбор, он воскликнул: «Какие же это заграничные жилеты, когда на них даже пломбы нету!» (1929, N 9).

Советские граждане привыкли видеть таможенные пломбы на заграничных вещах. В записной книжке Ильфа: «Носил все вещи с пломбами» (январь – март 1930). Зачем? А для того, чтобы все окружающие «захирели от зависти», – как ехидно заметил Ильф в фельетоне «Молодые дамы» (1929). «Пломбы» тех далеких времен – все равно что «лейблы» наших дней.

Фельетон Ильфа и Петрова «Московские ассамблеи» (1929) начинается фразой: «В тот вечерний час, когда в разных концах Москвы запевают граммофоны-микифоны…». Что такое граммофон, мы знаем, ну а микифон?.. Ни один комментатор не разорился на комментарий. В «Чудаке» находим объяснение с фотоиллюстрацией (это нечто вроде небольшой консервной банки) и заголовком: «А вот, а вот – хватай, налетай! 9 900 патефонов-микифонов!» (1929, N 7). Литературная манера не вызывает сомнений в авторстве Ильфа и Петрова:

ВВОЗИМ ИЗ-ЗА ГРАНИЦЫ ИМПОРТНОЕ ОБОРУДОВАНИЕ! РАСТЕМ! ШАГАЕМ! НАГОНЯЕМ И ПЕРЕГОНЯЕМ!

Информация у нас поставлена отвратительно. До сих пор многие граждане не знают, что, благодаря высокой деятельности и богатой инициативе Центросоюза, нам удалось вывезти из Швейцарии 9 900 микифонов.

Многие граждане, вероятно, и не знают, что такое микифон. И чтоб эти граждане не думали, что это какая-нибудь сеялка или какой-нибудь винт от трактора, – микифон – это маленький беструбный граммофон.

Понятно? Ну, вот, теперь колхозники могут спокойно выехать в поле – микифонами их Центросоюз обеспечил.

И рабочие тоже могут смело индустриализировать нашу республику под шум фокстротов и чарльстонов… Завел микифон, и, пожалуйста, – вот тебе: «Сладкая негритянка», «Я самый вспыльчивый человек в Нью-Йорке»… и т.д.

В России 1920-х кремация была новшеством². Соавторы скептически отнеслись к этой новации, введенной в Москве в 1927 году, и незамедлительно осмеяли ее в своих сочинениях. Пивная «Огненное погребение», радушное приглашение: «Пора, батюшка, в наш совецкай крематорий. В наш-то колумбарий!» (новелла «Собачий поезд» из цикла «Необыкновенные приключения из жизни города Колоколамска». 1929), пассажи об «огненном погребении», крематории и колумбарии в «Золотом теленке» до сих пор вызывают смех читателей. Смех переходит в хохот, когда узнаешь, что в число персонажей «выдержанных советских снов» монархиста Хворобьева входит председатель общества друзей кремации («Золотой теленок»). Читатель твердо уверен, что это написано «в плане юмора». Спасовал даже великолепный комментатор ильфо-петровских романов Ю. Щеглов: «Идет ли речь о реальной или вымышленной организации, мы сказать не можем, но во всяком случае название ее следует

известному образцу: были общества «друзей Доброхима», «друзей детей» и др.»³. Еще дальше пошел М. Долинский, утверждая, что «такого общества, конечно, не было. Однако авторы очень близки к реалиям своей эпохи»⁴.

Как это верно! Но… в одном из номеров «Чудака» (1929, N 10), в разделе «Семейный альбом», под фотографией благообразного господина в пенсне стоит:

«С. С. Войт – председатель добровольного общества друзей кремации».

Что и требовалось доказать!

«Где вы храните свои тугрики?» – интересуется Бендер при встрече с Корейко на Турксибе («Золотой теленок»). Это, действительно, вопрос вопросов: откуда в «Золотом теленке» взялись тугрики?

Ну, во-первых, соавторы, люди образованные и любознательные, могли знать, что тугрики – это монгольские «рубли», появившиеся в 1921 году (до этого собственной денежной системы у Монголии не было).

Во-вторых, как патетически восклицает один из комментаторов, «Можем ли мы не любить «Торжественный комплект», вставленный в главу «Потный вал вдохновения», если из него мы узнаем слово тугрик!» ⁵. И все-таки вышесказанное не объясняет причину появления в романе этих экзотических денежных единиц.

Но журнал «Чудак» объясняет все!

Сначала – патриотический призыв редакции:

НАШ ОТВЕТ НАНКИНУ БРОНЕВАЯ МАШИНА ЧУДАК

Читатели!

Шутки в сторону. Давайте соберем деньги и подарим Красной Армии броневую машину. Для этого необходимо, чтобы каждый читатель внес или выслал не менее 50 коп. по адресу: Москва. Страстной бульвар, 11 (1929, N 33).

Броневик ЧУДАК предназначен для обороны страны. В этом, конечно, нет ничего смешного. В особенности для наших врагов (1929, N 36).

Отлично! Тогда было принято собирать средства на постройку самолетов, танков и пр. Но в чем же суть? А суть в том, что мы нашли тугрики! Вот они!

БРОНЕПОДРОСТКУ ЧУДАКА НА ПОМОЩЬ ПРИШЛИ ЕЩЕ ТУГРИКИ И МУНГУ

Что такое тугрики?

Что такое мунгу?

Не будем томить вас, товарищи! Настоящие, подлинные чудаки живут не только в СССР, но и в Монгольской Народной республике. Их там много.

И вот что они нам пишут:

«НА ВАШ ПРИЗЫВ ОТВЕТИТЬ НА ГРУБЫЙ НАЛЕТ КИТАЙСКОЙ ВОЕНЩИНЫ И РУССКОЙ БЕЛОГВАРДЕЙСКОЙ СВОЛОЧИ НА КВЖД ПОСТРОЙКОЙ БРОНЕВИКА ЧУДАК – МЫ ПОСЫЛАЕМ 125 ТУГРИКОВ И 10 МУНГУ (125 р. 10 коп.)» (1929, N 36).

Тогда-то, я думаю, это уютное, игривое слово (не то игрек, не то тигрик), пришлось по вкусу соавторам и обогатило словарный запас Остапа Бендера. Надеюсь, комментаторы оценят.

ИЛЬФ-АНОНИМ («ПОТАЕННЫЙ ИЛЬФ»)

В «Чудаке» Ильф заведовал разделом «Слезай, – приехали!», обрабатывая фактический материал, поступавший от читателей: это было его привычным делом за время долгой службы в газете «Гудок» (1923 – 1928). Кстати, сотрудничая в журнале «Смехач» (издатель – родной «Гудок»), он вел раздел «Тараканы в тесте», посвященный книжным и газетным ляпсусам, и печатал мелочи в разделе «Смехач на рельсах» (1927 – 1928)⁶.

Продолжая традиционную линию, в «чудаковском» разделе «Рычи – читай» Ильф публиковал литературные рецензии. Почти каждая заметка была немедленным откликом на то или иное событие литературной жизни. «Появляется на полках магазинов низкопробная книжонка, – сатирики встречают ее уничтожающей насмешкой <…> Краткое пародийное изложение <…> опуса отлично заменяет обстоятельную рецензию»⁷. Обнаруживаются ильфовские заметки и в других разделах.

Вспоминает Виктор Ардов: «Вообще говоря, обработка смешных или подлежащих осмеянию фактов, поступающих в редакцию сатирических журналов, полагается работою второго, что ли, сорта и чаще всего ее поручают второстепенным сотрудникам. Но у Ильфа дело было иначе. Он вкладывал в крохотные заметки весь свой талант, острое ощущение действительности, всю изобретательность зрелого мастера. И воистину же отклики на печатные нелепости или происшествия, что выходили из-под пера Ильи Арнольдовича, были на редкость удачны. В комментариях Ильфа вырастало и значение описываемого факта, и самый текст заметки поражал богатством фантазии и глубоким проникновением в суть дела. И, разумеется, всегда была на высоте сатирическая сторона заметки».

Очень хорошо написал Виктор Ефимович, душевно. Однако, говоря о бесчисленных анонимных заметках Ильфа (особенно в разделе «Слезай, – приехали!»), нельзя не заметить, что написаны они торопливо (нужно успеть в номер!), не всегда изящно, не всегда увлекательно. Это своего рода «литературное сырье». Ардов по дружбе преувеличил: «»По когтю узнаем льва», – пишет он, – талантливого нашего сотоварища легко опознать даже в этих нескольких строчках». Справедливости ради скажем, что рука Ильфа узнается не сразу, но все-таки узнается. К примеру, смутно знакомым кажется такой пассаж: «Пробег проходил под лозунгом «Спиртом, самогоном и водкой – по бездорожью и бюрократизму!».

Участники пробега останавливались в каждом селе, – как больших, так равно и маленьких. В селах они проводили небольшие агитационно-пропагандистские беседы с распитием крепких напитков. Эти собеседования с местным населением затягивались далеко за полночь» (1929, N 40).

Как выражались литературоведы прошлого столетия, характерный язык «изобличает» автора, «подозреваемого» в написании этих заметок, и «свидетельствует в его пользу». Но все-таки можно понять, почему авторство Ильфа и Петрова в течение полувека оставалось под вопросом.

И тем не менее… В одном из блокнотов Ильфа (октябрь 1928 – апрель 1929) встречаются некие подсказки. Сначала:

Рычи, читай.

Но-но, без хамства!

Куси, куси.

Три эти строки вычеркнуты: так обычно поступал Ильф с использованными записями. Это наброски заголовков для будущих «чудаковских» рубрик (разумеется, «Куси, куси» отпало). Когда журнал начал выходить, появились разделы: Деньги обратно! Слезай, – приехали! Веселящий газ. Шевели ногами. Свинья под дубом. Сквозь розовые очки. Крики с мест. Семейный альбом. Зоосад. Биржа Чудаков. Биржа сплетников. Говорящее фото.

В той же книжке, на внутренней стороне задней обложки, – перечень заголовков, на которые никто не обращал внимания:

Во всех городах танцевали

Холостой мальчик

Бяка-музсектор

ГУС

Нарсудья – победитель факиров

Киевская сатира

Журнал для некоторых

Девушка-мужчина

Тайный трезвенник

Ниже – подсчеты полученных гонораров на 1 ноября 1928 года:

«30 дней» – 30

«Смехач» – 50

«Смехач» – 50

«Смехач» – 100

«Смехач» – 50

«Чудак» – 15

Тут в голове моей что-то щелкнуло, и я бросилась к «Чудаку». И в первых же номерах нашлись заметки под знакомыми заголовками:

N 1. Холостой мальчик. Нарсудья – победитель факиров. Девушка-мужчина. Во всех городах танцевали. Бяка-музсектор.

N 2. Канцелярист у кормила (у Ильфа – «ГУС»). Киевская сатирка (у Ильфа – «Киевская сатира»). Брак по расчету (у Ильфа – «Тайный трезвенник»).

N 5. Скромные люди (у Ильфа – «Журнал для некоторых»).

Судя по всему, девять заметок, предназначенных для «Смехача», пригодились для нового журнала. Пять из них напечатаны в разделе «Слезай, – приехали!», две – в разделе «Но, но, – без хамства!», по одной – в разделе «Сквозь розовые очки» и на юмористической страничке Петрова «Веселящий газ». Имея в руках собственноручную запись Ильфа, будем считать его авторство доказанным. По свидетельству Виктора Ардова, ему же принадлежит заметка»Забывчивый «Огонек»». Лично я ручаюсь головой за анонимный фельетон «Обновленные валеты».

1. Смехач, 1928, N 44. В. Е. Ардов вспоминает: «Объявления о предстоящем выходе «Чудака» заслуживают того, чтобы о них рассказать. По инициативе Кольцова обычной рекламе, которая предшествует подписке на периодические издания, придан был шутливый характер. В сочинении текстов объявлений принимали участие В. П. Катаев, И. А. Ильф, Е. П. Петров, сам Кольцов и другие. Пишущий эти строки также вложил свою лепту… Я написал для рекламы «Чудака» целый трактат о том, кто был чудаком в мировой истории…». Здесь и далее воспоминания известного юмориста цитируются по изданию: Ардов Виктор. Великие и смешные. М.: ВАГРИУС, 2005 (эссе, посвященные М. Зощенко, И. Ильфу и Е. Петрову, М. Кольцову; страницы не указываются). [↩]
2. См. документ: О порядке сожжения трупов в петроградском государственном Крематориуме. 20-го декабря 1920 года // Чукоккала. Рукописный альманах Корнея Чуковского. М.: Русский путь, 2006. С. 260.[↩]
3. Щеглов Ю. К. Комментарии // И. Ильф, Е. Петров. Золотой теленок. М.: Панорама, 1995. С. 419.[↩]
4. Долинский М. З. Комментарии // Илья Ильф, Евгений Петров. Двенадцать стульев. Золотой теленок. М.: ACT-ПРЕСС КНИГА, 2002. С. 647.[↩]
5. Вентцелъ А. Д. И. Ильф, Е. Петров. Двенадцать стульев. Золотой теленок. Комментарии к комментариям, комментарии, примечания к комментариям, примечания к комментариям к комментариям и комментарии к примечаниям. М.: НЛО, 2005. С. 56.[↩]
6. Записи, связанные с анонимными публикациями Ильфа и Петрова в «Смехаче», см.: Ильф Илья. Записные книжки. Первое полное издание / Сост., предисл. и комм. А. И. Ильф. М.: Текст, 2000. С. 62, 210, 303 – 306.[↩]
7. Вулис А. И. Ильф, Е. Петров. Очерк творчества. М.: Гослитиздат, 1960. С. 320[↩]