№5, 2011/Обзоры и рецензии

Барнаульский Шукшин: многое впервые

Шукшин В. М. Собр. соч. в 8 тт. / Под общ. ред. О. Г. Левашовой. Барнаул: Издательский дом «Барнаул», 2009. В дальнейшем при ссылках на это издание номера тома и страниц даются в тексте в скобках.

Василий Макарович Шукшин давно уже числится в классиках. «Звездный мороз вечности» еще при жизни коснулся его коротко стриженных волос. Школьники «проходят Шукшина» в 11-м классе, ученые защищают диссертации по его творчеству, библиография шукшиноведения громадна. Но Шукшин все-таки остается классиком живым, читаемым. Крупнейшие российские издательства регулярно печатают его книги. Другое дело — качество самих изданий.

Остались в прошлом комментированные многотомники, составленные при участии вдовы писателя, Лидии Федосеевой-Шукшиной.  Пятитомник вышел в далеком уже 1992-м1. Издание шеститомного собрания сочинений завершили в 1993-м2. С тех пор печатались сборники рассказов и киноповестей, как правило, без предисловий и комментариев3. Одно из немногих исключений — сборник ранних рассказов и публицистики «Тесно жить». Жаль, что это издание подпортила безобразная корректура: «Из рабочих запесей»4. В наши дни не в каждой библиотеке можно найти многотомные собрания сочинений Шукшина.

И вот к восьмидесятилетию писателя в Барнауле вышло восьмитомное (самое полное на сегодняшний день) собрание сочинений, снабженное основательными историческими, социокультурными, литературоведческими и лингвистическими комментариями. Издание получилось роскошным, подарочным. Стильный, темно-зеленый с золотом, переплет, мелованная бумага, каждый том приятно тяжелит руку — администрация Алтайского края средств не пожалела. Опубликованы все рассказы, киноповести, романы, сказки, статьи Шукшина, его рабочие записи.

Композиция собрания сочинений основана преимущественно на хронологическом принципе. В первый том вошли ранние (до 1964 года) рассказы и киносценарии; в третий — рассказы и повести 1966-1968 годов; в пятый — киноповесть «Печки-лавочки», рассказы и киносценарии 1969-1971 годов; в шестой — киноповести и рассказы 1972-1973 годов; в седьмой — сказка «До третьих петухов», повести для театра, рассказы 1973-1974 годов.

Но использовали составители и жанровый (весь второй том занимает роман «Любавины») и даже тематический принципы: в четвертый («разинский») том включен не только роман «Я пришел дать вам волю», но и одноименный киносценарий. Несколько нарушает логику композиции публикация в первом томе работ, написанных Шукшиным на вступительных экзаменах во ВГИК («Киты, или О том, как мы приобщались к искусству», «В. В. Маяковский о роли поэта и поэзии», «О фильме «Верные друзья»»). Они уместнее смотрелись бы в восьмом томе, составленном из шукшинской публицистики, интервью, рабочих записей, писем.

Несомненная заслуга редакторов-составителей восьмитомника — введение в оборот новых источников. Почти все «новинки» собраны в восьмом томе.

Прежде всего, изданы ранние (1949-1953 годов) письма Шукшина. Часть из них относится к так называемому «сросткинскому архиву», собранию из двадцати трех писем, найденных в 2002 году на чердаке дома в селе Сростки, где некогда жила мать писателя, М. Куксина. В собрании сочинений печатаются только пятнадцать писем из этой коллекции (три из них уже выходили на страницах «Шукшинского вестника»), так как плохая сохранность пока что не позволяет восстановить текст оставшихся восьми писем. Копии еще пяти ранее не публиковавшихся писем составители восьмитомника получили из архива Р. А. и Ю. В. Григорьевых, друзей Шукшина.

Ни один будущий биограф не сможет пройти мимо этих писем, хотя работа с ними потребует немалых усилий. Ранние письма Шукшина не столько освещают сравнительно мало известный период его жизни (годы службы в Военно-Морском Флоте), сколько ставят в тупик. В письмах к сестре Н. Зиновьевой (Шукшиной) и особенно матери Шукшин старательно избегает вопросов, связанных с его жизнью, со службой. Вынужден считаться с военной цензурой? Не только. В письме к сестре Шукшин так объясняет свое молчание: «…никому и никогда (подчеркнуто Шукшиным. — С. Б.) не рассказывать о себе», но и этот зарок сам по себе требует объяснений.

Некоторые фрагменты заставят исследователей Шукшина задуматься: «У меня дела не блестят <…> Есть вещи, которые трудно даются уму постороннему», — пишет он из Севастополя осенью 1950 года (8, с. 199). В другом письме из Севастополя, датированном 27 марта 1951 года, Шукшин еще загадочнее: «Ты вот просила рассказать меня о себе. Но как рассказывать? Терпение, моя дорогая, и ты узнаешь все. Дай время мне самому как следует понять прошедшее. Но хочется уже теперь разубедить вас (с мамой), что в том, что ничего преступного, порочного в моей жизни не было несмотря ни на что. Я знаю примерно, что подумываете про себя…» (8, с. 202). Если письма дают не так много сведений о жизни Шукшина в годы военной службы, то пищи для размышлений о становлении его характера, о вкусах и взглядах на жизнь в них содержится предостаточно.

Пожалуй, одной из наиболее ценных публикаций можно считать письмо к М. Шумской, будущей жене Шукшина, датированное сентябрем 1954 года. Оригинал хранится в фондах Всероссийского мемориального музея-заповедника им В. М. Шукшина в селе Сростки. Из примечаний к письму не ясно, относится оно к числу находок 2002 года или еще раньше оказалось в музейных фондах. Публикуется впервые. В письме Шукшин рассказывает историю своего поступления во ВГИК. Само письмо требует основательного источниковедческого анализа. Шукшин сначала пытается оправдаться: «Как случилось, что я остался в Москве, в то время, как ехал сюда только для заочного оформления». Далее следует история: поступил на заочный в «исторический» (то есть в историко-архивный) институт и хотел уже забрать документы из ВГИКа, но в приемной комиссии посмотрел на абитуриентов, «и вдруг меня взяло зло: кругом ни одного человеческого простого лица — одни маски — маски приличные, вежливые, культурные, московские, утонченные <…> И решил я побороться с ними. И вот — видишь, победил» (8, с. 210).

Среди более поздних писем Шукшина (вторая половина 1950-х — 1974) также встречаются не публиковавшиеся прежде. Много, правда, поздравительных открыток и телеграмм, но есть и ценные, содержательные письма. Среди них письмо директору Мосфильма В. Сурину с отказом Шукшина от распределения на Свердловскую киностудию (8, с. 221), письмо министру внутренних дел СССР Н. Щелокову, которое помогает восстановить историю работы над кинофильмом «Калина красная» (8, с. 258) и другие.

Несколько весьма информативных писем, прежде печатавшихся, впервые опубликованы без купюр. Среди них письма к И. Попову, троюродному брату Шукшина, письмо к заместителю директора Новочеркасского музея истории донского казачества Л. Новак, два «интимных» письма к В. Софроновой (одно прежде не печаталось, другое печаталось с купюрами).

Впервые публикуется и большая часть материалов из раздела «Документы»: проекты телеграмм издателям, начальству Мосфильма, участникам киносъемок, заявки на постановку кинофильмов, заявление на прием в члены КПСС и т. д. Для исследователя творчества Шукшина и его биографа материал бесценный. Не только ученому, но и простому читателю будет интересно сравнить автобиографии Шукшина, написанные в разное время (самая ранняя датируется 1953 годом, ее будущий писатель составил, устраиваясь на работу в вечернюю школу). Д. Марьин, подготовивший к публикации все материалы восьмого тома и составивший к ним подробнейшие комментарии, обращает внимание на ряд неточностей в этих автобиографиях. Так, в 1953 и 1954 годах Шукшин лаконично указывает, что просто «лишился отца», в 1955-м в автобиографии, приложенной к заявлению о вступлении в КПСС, утверждает, будто «отец погиб на войне», и лишь в автобиографиях 1963 и 1973 годов напишет: «Отец Шукшин Макар Леонтьевич, в 1933 г. незаконно репрессирован…» (8, с. 300 — 306, 309 — 310, 495 — 496).

Публицистика Шукшина читателю хорошо известна, неоднократно переиздана, однако две самые ранние статьи прежде печатались только на страницах районной газеты «Боевой клич» в октябре и декабре 1953 года. Обе статьи — «Учиться никогда не поздно» и «Больше внимания учащимся вечерних школ» — состоят в основном из советских газетных штампов («Повышение своего общеобразовательного уровня — это то, что мы называем гражданским долгом перед Родиной»), хотя уже во второй статье появляется шукшинский юмор и живая разговорная интонация. Изучение подшивок газеты «Боевой клич» позволило разрушить миф, будто свои первые статьи Шукшин опубликовал под псевдонимом «Ванька Мазаев». Миф этот, как показано Д. Марьиным, создал бывший редактор газеты М. Гапов, очевидно перепутав Шукшина с другим автором газеты, Иваном Григорьевичем Мазаевым (8, с. 347).

Составители барнаульского собрания сочинений опубликовали более тридцати бесед и интервью с Шукшиным. Лишь немногие из них прежде печатались в сборниках шукшинской публицистики. Нельзя не отдать должное кропотливому труду редакторов-составителей, обработавших подшивки центральных и местных газет и журналов — от «Советской культуры», «Труда», «Литературной газеты», «Искусства кино», «Советского экрана» до «Водного транспорта», «Молодежи Алтая», «Молодости Сибири» и др. Значение этих публикаций несомненно, тем более что тексты многих бесед выверял и правил сам Шукшин.

В барнаульском собрании сочинений опубликовано 136 рабочих записей Шукшина (13 из них прежде не печатались) и 32 автографа (все прежде не печатались), главным образом, это дарственные надписи на книгах: «Валя, дорогой мой русский человек — на память и дружбу. Москва. 72 г.» (кинорежиссеру и сценаристу В. Н. Виноградову); «Виктору Астафьеву, прекрасному писателю, с гордостью за Сибирскую землю. Здоровья тебе, Виктор! 7 марта 1973 г. Вологда».

Завершает собрание сочинений подборка из тринадцати стихотворений Шукшина. Некоторые из них печатались и прежде, но в целом поэзия Шукшина читателям мало известна. Почти все стихотворения в барнаульском собрании сочинений печатаются по рукописям, предоставленным редакторам-составителям Л. Федосеевой-Шукшиной. Стихи Шукшина, конечно, несопоставимы с его прозой, но для понимания образа мыслей писателя, вкусов, взглядов на жизнь, наконец, его национального самосознания они очень важны:

Тело топчут мое

Чужие кони.

Плачет русская мать перед Иисусом

сладчайшим.

Други милые

Нечем кричать.

Я испил до конца мою смертную

чашу.

Но стоишь Ты,

Злаченая,

В звонах зеленых…

Родина! Русь!

Веселая сила!..

Я хочу, чтобы русская умная мать

Снова меня под сердцем носила.

Кому же адресовано это собрание сочинений? Массовому читателю или филологу? Из этого вопроса вытекает и проблема жанра. Публикация новых источников, составление обширного комментария, включающего не только историю публикаций каждого произведения, но и анализ литературно-критических дискуссий вокруг него, как будто отсылают к жанру академического собрания сочинений. Но академические собрания сочинений основываются, по возможности, на рукописях, а составители восьмитомника непосредственно с автографами (если не считать писем, документов и стихотворений) дела не имели, а потому их текстологическая работа заключалась в сопоставлении журнальных и книжных редакций. Трудно сказать, почему составители отказались от работы непосредственно с автографами. Известно, что архив Шукшина находится не в идеальном состоянии. Утрата титульного листа второй части «Любавиных» задержала ее публикацию более чем на десять лет5. Но позволило же состояние архива в 1992 году напечатать большую часть произведений по рукописям, с учетом последней прижизненной правки автора. Отказавшись от работы с автографами, составители в большинстве случаев обращались к последним прижизненным публикациям. Авторские орфография и пунктуация сохранялись настолько, насколько сохранили их редакторы сборников «Сельские жители», «Характеры», «Беседы при ясной луне» и др.

Жанру популярного, рассчитанного на массового читателя, собрания сочинений восьмитомник тоже не соответствует. Вступительная статья А. Куляпина и О. Левашовой «Горький, мучительный талант» сугубо филологична, она содержит слишком мало сведений о жизни Василия Макаровича. Материалов к биографии Шукшина в собрании сочинений множество, но все они распылены между несколькими томами. Например, информацию об отце писателя, Макаре Леонтьевиче, приходится собирать по восьми примечаниям к трем томам.

Комментарий к массовому изданию, как правило, лаконичен. К примеру, комментарий Льва Аннинского к шеститомному собранию сочинений Шукшина или, если обращаться к изданиям последних лет, комментарии Игоря Сухих к четырехтомнику Исаака Бабеля6. Структура комментариев к барнаульскому собранию сочинений Шукшина больше соответствует формату академического собрания сочинений: история публикации, дискуссии критиков, подробнейшие примечания. Примечания весьма информативны, для современного читателя просто незаменимы (особенно пояснения к алтайским диалектизмам). Таблицы с текстологическими сопоставлениями книжной и журнальной редакций массового читателя могут и отпугнуть. Впрочем, нельзя не отметить саму попытку основательного текстологического анализа, предпринятую впервые за историю издания сочинений Шукшина. Но и здесь составители нередко нарушают законы жанра. Многие примечания зачем-то разворачивают в настоящие энциклопедические статьи (или прямо переносят статьи из БСЭ). Невинная фраза «у нас в стране нет сухого закона» в киноповести «Печки-лавочки» побудила авторов вместо краткого примечания написать целое эссе о борьбе с алкоголизмом в Советском Союзе (5, с. 419 — 420). А в примечании к рассказу «Миль пардон, мадам!» подробнейшим образом рассказано о покушении Штауфенберга на Гитлера (3, с. 371). Зачем?

Создание научного комментария невозможно, если составители не придерживаются единой терминологии. Почему-то составители называют Юрия Нагибина просто «писателем и сценаристом», Василия Аксенова «российским писателем», Олега Табакова — «российским актером», а вот Андрея Тарковского «русским кинорежиссером». Что стоит за этим? Просто отсутствие системы или какие-то, одним членам редколлегии ведомые, соображения? Во времена Шукшина понятия «российский» и «русский» были синонимами, но в наши дни первое понятие обрело государственно-политический смысл, второе — этнокультурный.

Некоторые примечания представляются излишними. Не только филолог, но и простой читатель, освоивший курс средней школы, как правило, знает, кто такие А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Н. В. Гоголь, а потому вряд ли стоило подробно рассказывать о них.

За примечаниями к художественным произведениям Шукшина, его письмам, документам, интервью стоит многолетний труд исследователей. Особенно хочется отметить словарь диалектизмов к роману «Любавины» (2, с. 504 — 509). Квалификация редакторов-составителей не вызывает сомнений, а потому с удивлением наталкиваешься на такие вот комментарии. Название деревни «Буланово» (в одном из вариантов рассказа «Капроновая елочка») связывается с Откровением святого Иоанна Богослова: «И когда Он снял вторую печать, я услышал второе животное, говорящее: иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий…» Читаешь такое — и только диву даешься. Василий Макарович не относился к знатокам Священного Писания, искать у него столь сложные ассоциации по меньшей мере рискованно. Но важнее другое: «Капроновая елочка» пронзительно-печальный, но никак не апокалипсический рассказ. Откуда составителям примечаний пришла в голову идея сопоставить его с последней книгой Нового Завета, которую Шукшин вряд ли вообще читал?

«Дочка едет! — обрадовалась Баба-Яга и выглянула в окно. — У-у, да с женихом вместе!» Этот фрагмент сказки «До третьих петухов», по мнению составителя примечаний, отсылает к «Бесам» Пушкина: «Ведьму ль замуж выдают…» И смех и грех.

В чем нельзя упрекнуть составителей комментариев, так это в недостатке трудолюбия. Но все хорошо в меру. И теперь интересно читать ответы Шукшина своим критикам, но ведь далеко не все дискуссии пережили свое время. Вот П. Ульяшов считал, что в рассказе «Материнское сердце» «характер кроткой женщины из сибирского села Чебровка вырастает в обобщенный образ Матери…», а Л. Емельянов возражал Ульяшову: «…основной нравственно-эмоциональный тон <…> создает не однозначно-громкий апофеоз материнской любви, а задумчивое <…> печальное сочувствие». Что же дает читателю это феерическое пустословие советских критиков?

К редколлегии вопросов много. Почему, например, в пятом томе очерк о творчестве 1969-1971 годов помещен не перед комментариями, как в других томах, а в самом начале тома, перед текстами самого Шукшина? Многочисленные повторы заставляют задуматься, а успели ли редакторы в предъюбилейной спешке как следует вычитать текст? В примечании к рассказу «Классный водитель» разъясняется понятие «Герой Социалистического труда» (1, с. 333), а в примечании ко второй книге «Любавиных» появляется целая статья из БСЭ все о том же Герое Социалистического труда (2, с. 496). О песне «Хас-Булат удалой» читатель узнает из комментариев к «Любавиным» (2, с. 496) и к сказке «До третьих петухов» (7, с. 305).

Перечитывали ли ответственные редакторы О. Скубач (том 1), В. Чеснокова (том 2), В. Десятов (том 7) все собрание сочинений, или ограничились только своим фронтом работ? Повторам нет числа. О денежной реформе 1961 года только в первом томе рассказано дважды (с. 317, 326), в третьем и пятом томе по одному разу (т. 3, с. 345; т. 5, с. 368), в седьмом — снова дважды (с. 263, 297). О танце «Летка-енка» говорится трижды в трех томах. В комментариях к одному только восьмому тому помещено три совершенно идентичных примечания о С. Герасимове (с. 361, 396, 423), четыре примечания о М. Ромме (с. 360, 374, 398, 423), четыре примечания о М. Хуциеве (с. 350, 366, 378, 423), пять — о Степане Разине (с. 376, 380, 391, 399, 482). Это при том, что о Ромме и Герасимове рассказано подробно еще в комментариях к первому тому (с. 363, 364), о Разине — в комментариях к четвертому тому (с. 453).

К сожалению, новое собрание сочинений Шукшина практически невозможно приобрести за пределами Алтайского края. Почти весь тираж разошелся по алтайским библиотекам, хотя спрос на него есть: в Интернете немало объявлений «Куплю новое собрание сочинений Шукшина». Восьмитомник, адресованный, если верить составителям, широкому кругу читателей, до этого круга не дошел. Правда, собрание сочинений уже известно филологам, но разве на одних филологов оно рассчитано, разве ради филологов писал Шукшин?

Несмотря на многочисленные недостатки, самое полное на сегодняшний день собрание сочинений Василия Макаровича Шукшина должно стать событием не только в шукшиноведении, но и в литературной жизни России. Без восьмитомника теперь уже невозможно представить работу хоть сколько-нибудь серьезного исследователя жизни и творчества Шукшина, поэтому новое собрание сочинений просто необходимо всем университетским библиотекам. Но еще важнее другое. Собрание сочинений должно прийти и к массовому читателю, который еще не забыл автора «Калины красной».

Сергей БЕЛЯКОВ

г. Екатеринбург

  1. Шукшин В. М. Собр. соч. в 5 тт. Бишкек: Книголюб — ВЕНДА, 1992. []
  2. Шукшин В. М. Собр. соч. в 6 тт. М.: Молодая гвардия, 1992- 1993.[]
  3. См., например: Шукшин В. Калина красная. Повести и рассказы. М.: Эксмо, 2003; Шукшин В. М. Сочинения в 2 тт. Екатеринбург: У-Фактория, 2003. []
  4. Шукшин В. М. Тесно жить. М.: Зебра Е, 2006. С. 6. []
  5. Аннинский Л. «Любавины» в наследии Шукшина. Комментарий к роману // Шукшин В. М. Собр. соч. в 6 тт. Т. 1. С. 556.[]
  6. Бабель И. Собр. соч. в 4 тт. М.: Время, 2006. []

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №5, 2011

Цитировать

Беляков, С.С. Барнаульский Шукшин: многое впервые / С.С. Беляков // Вопросы литературы. - 2011 - №5. - C. 428-438
Копировать