Анри Труайя. Любовь длиною в жизнь. Девять эссе о женщинах, воспитавших великих русских писателей

Анри  Труайя  (Лев  Асланович  Тарасов)  прожил  долгую жизнь: 1 (14) ноября 1911, Москва — 2 марта 2007, Париж. Поки­нул Россию в 1918­м. В памяти запечатлелось непосредственно пережитое, рассказы родителей,— которые со временем обогати­лись обширным опытом чтения. В то время как Франция для Ан­ри Труайя неизбежно ассоциировалась с повседневными забота­ми, Россия, по словам дочери — в предисловии «Самый русский из всех французских писателей», — оставалась «страной обод­ряющих и даже утешительных иллюзий» (с. 8). В написанных по­французски книгах ему нравилось воскрешать Россию былых времен — как в соответствии с действительно бывшим, так и со­образно собственному видению (как хотелось бы видеть) — «рос­писи» согласно своим канонам. Он предпочитал рассказывать французам о родине так, чтобы многочисленные читатели (писал он просто), узнав, полюбили ее. В одной из статей отмечал, что «намеренно принес непосредственное знание российской дейст­вительности в жертву, может быть, ложному, но захватывающему представлению об этой действительности, сложившемуся у меня на французской земле» (с. 8—9).

Вторая особенность запечатленного книгой — возраст автора: эссе написаны незадолго до кончины, когда исполнилось 95 лет, и масштаб видения стал соответствующим — обеспеченным «даль­нозоркостью» вглядывающегося в явления жизни. К этому мо­менту большие формы уже не влекли писателя, и эссе восприни­мается  идеально  подходящим  для  изображенного  на  обложке седовласого сгорбленного интеллектуала в роговых очках и с мас­сивными часами на левой руке: время идет… Эссе в условиях при­ближающегося  цейтнота —  идеальное  вместилище  прочувство­ванного, продуманного, пережитого за многие лета.

Жена Анри Труайя накануне смерти попросила дочь позабо­титься о том, чтобы отец продолжал писать. И когда темы и жела­ния показались ему исчерпанными, о чем он не преминул сооб­щить Мишель, ей — расстроенной этим сообщением — пришла в голову счастливая мысль предложить отцу добавить к написан­ным жизнеописаниям госпожи Верлен, госпожи Рембо и госпожи Бодлер рассказы о матерях русских классиков. Некогда — в ответ на ее «Кому нужны биографии матерей?» — он удивился: «Ну, а как же, ведь без этих женщин мир не узнал бы великих поэтов», и потому она рассчитывала на воскресение интереса (с. 8). И дейст­вительно, Анри Труайя с увлечением принялся за работу.

Он успел написать девять эссе о русских классиках и их мате­рях: «Нежная и добрая Мария Федоровна Достоевская» (сконча­лась от туберкулеза, когда Федору было шестнадцать), «Сердечный друг Николая Гоголя» (Мария Ивановна, пережившая сына на шестнадцать лет), «Он вдвойне страдал от своей утраты» (мать Ми­хаила Лермонтова умерла от туберкулеза в возрасте двадцати двух лет, когда ему было три года), «Мальчик из далекой Денисовки» (Михаил Ломоносов лишился матери в возрасте девяти лет), «На­дежда Осиповна, мать великого поэта» (урожденная Ганнибал, в за­мужестве Пушкина. Скончалась менее чем за год до сына. «Пушкин отвез ее тело на кладбище Святогорского монастыря, располагав­шегося недалеко от семейного имения, и купил рядом место для се­бя, словно бы кончина матери, которую он так редко навещал и лю­бил  скорее  по  обязанности,  неожиданно  для  него  самого  стала главным событием в его жизни», с. 80—81), «Надежная опора» (о матери Антона Чехова, пережившей сына на пятнадцать лет), «Об­раз родной и далекий» (Мария Николаевна, урожденная княжна Волконская, умерла, когда Льву Толстому было два года), «Меня чуть ли не каждый день секли ни за что» (о сложных отношениях Ивана Тургенева и Варвары Петровны), «Символ русской женщи­ны» (оНиколае Некрасове и его матери, в которой он видел «стра­далицу безгласную», прекрасную, скромную и отважную, и о пери­петиях личной жизни поэта).

«Любовь длиною в жизнь»— говорящее название: как бы ни складывались жизненные обстоятельства сыновей, потребность в материнской любви неизменно ощущалась. Подчас она выражалась сдержанно, подчас— откровенно, как у Льва Толстого: «Целый день тупое тоскливое состояние, умиление— желание ласки— любви. Хотелось, как в детстве, прильнуть к любящему, жалеющему суще­ству и умиленно плакать и быть утешаемым» (с. 93—94).

Именно этой работе были посвящены последние месяцы жиз­ни Анри Труайя, и для Мишель Анри­Труайя стало важным, что­бы книга вышла сначала в России на русском языке. В октябре 2009 года она привезла рукопись в Москву, и сотрудники Россий­ского государственного архива литературы и искусства и Всерос­сийской государственной библиотеки иностранной литературы безотлагательно приступили к работе, совместно подготовив пере­вод, текстологию и комментарии к рукописи. Отдельная благодар­ность — за отбор иллюстраций и дизайн книги. Лица и лики за по­следние века существенно изменились, и созерцание этого — уже ушедшего — подвида людей усиливает приобщение к двигавшей автором ностальгии по великой России.

Л.ЕГОРОВА

г.Вологда