№6, 2002/В шутку и всерьез

Анналы

I

Толстый и тонкий. Пат и Паташон. Штепсель и Тарапунька. Самсон и Далила. Давид и Голиаф. Толстый Пат весь вечер на манеже, худющий Паташон – тоже. Моцарт и Сальери. Шарообразный, маленький Штепсель и поджарый, длинный, похожий на Авраама Линкольна Тарапунька. Самсон – упитанный мужчина, Далила – стройная, ноги из ушей. Щупленький на вид Давид (игра слов: Давид на вид) камнем из пращи убивает Голиафа – гору мяса. Моцарт – изможденный, бедствует с семьей, страшно гениальный, его похоронят в общей яме с нищими и бомжами, Сальери всегда изображают толстым, сытым, в роскошной обстановке, это он – бездарный ремесленник, алгеброид – отравил Моцарта… Моцарт и Сальери в трактире с роялем, там Сальери и бросает яд в чашу дружбы… Зловеще шипит вслед отравленному: «Ты заснешь надолго, Моцарт!» Мы догнали Сальери на дороге (Моцарт уже был во рву похоронен) и спросили с пристрастием: «Почто ж вы, толстый человек, тонкого отравляли?.. Тонкого – в смысле утонченного?..» Он подробно объяснил, что его побудило… Артисты не умеют хранить тайн…

– Дети мои! Я, такой-то, подтверждаю, что лишил жизни тонкого Моцарта В. А. в силу ряда причин… Во-первых (и это главное), не соответствовал он образу серьезного творца, был неуправляем, абсолютно непредсказуем… Вечные шутихи, прибаутки, розыгрыши… Войти в дом нормально не мог… Спрячется за креслом, потом как выскочит с гиканьем, как закукарекает!.. А однажды нес мне потрясающую вещицу, так остановился у трактира, слушает скрипача слепого, потом приводит его ко мне, хохочет как сумасшедший над игрой оборванца… Мне было не до смеха…

– Погодите, маэстро… Однако музыку великую сочинял покойник…

– Это-то и непонятно!.. Ненормально, если хотите… Озорной гуляка, безумец… Его не раз видели у трех вокзалов в сомнительном окружении… Оголтелая есенинщина… Было очень грустно смотреть…

– Так вы посчитали, что это все достаточные основания для того, чтобы… как это выразиться?..

– Не можно, а нужно было во что бы то ни стало зажечь красный свет!.. Да, несколько райских песен занес… Лучше бы не заносил!.. Планку поднял на недосягаемую высоту, критерии смешал… А куда деваться нам, чадам праха?! Спиваться и в белой горячке бросаться в пролет лестницы или, как ваш покорный слуга, идти на крайнюю меру?.. Мне позвонили и сказали: «Ты избран, чтобы устранить Тонкого…» Противиться я не мог…

– Кто вас избрал?..

– Жрецы – служители музыки… Если бы я его не остановил, то всей мафии обычных стиральных порошков… Ой, что я говорю?.. Эти рекламные сюжеты в зубах навязли!.. Всей мафии обычных сочинителей пришла бы хана – коллективное заявление об уходе и в билетеры… Почему именно меня выбрали?.. Как одного из самых враждебно настроенных к Моцарту лиц… Кстати и яд пришелся… Мне его подарила Изора – моя лучшая подруга, в день нашей гражданской свадьбы… Бесценная вещь!.. Она знала, что мне подарить… Восемнадцать лет ношу его в жилетном кармане… На всякий случай… От любви до отравления друга – один шаг… И, я вам скажу по секрету, быть избранным – это чертовски льстит самолюбию… Миссию маешь…

– Ну и как протекало собственно отравление?..

– Не без тяжелых проблем…

– Это интересно… Расскажите, пожалуйста…

– Моцарт чуть было не испортил все дело… В последнюю, страшную минуту так некстати развел бодягу: «Ты гений и я гений…» Ладно, думаю… А он возьми да и поставь извечную проблему «Гений и злодейство»… По его выходило, что раз я гений, то, стало быть, не могу быть злодеем… Загнал меня в угол!.. Но я не растерялся… Я как бы вступил с ним в дискуссию!.. Говорю достаточно спокойно: «Ты думаешь?..» – и тут же шмякнул дар Изоры в его фужер, подкрепив делом свою позицию… Дескать, нате вам, господин гений, выпейте это, а там посмотрим, что с чем совместно… Ха-ха-ха!.. Умора!.. Однако мне пора… Тут дельце кое-какое назрело…

– А можно спросить, каким новым дельцем вы намерены порадовать нас, еще находящихся под впечатлением столь громкого, толстого дела?..

– О, нет-нет… Ничего криминального… Просто надо выяснитьодин морально-этический аспект… Спасибо за то, что выслушали меня…

Мы не стали его задерживать. Установили наружное наблюдение. Он скрылся за толстым дубом. Нервно звонит по сотовому:

– Можно Василия Ивановича?.. Вась, привет!.. Сальери беспокоит… Извини, что поздно… Мне надо срочно выяснить, был или не был серийным убийцей Бонаротти – создатель Ватикана?.. Мне говорили, что у него в саду нашли пять трупов мальчиков… Для меня это очень важно: ведь ежели он – убийца, то, следовательно, гений может быть замечен в причинениях смертельного вреда окружающим, и тогда со мной все в порядке – я остаюсь в команде гениев… Вранье насчет мальчиков?! Ты точно знаешь?! Как ты говоришь?.. Повтори… Я понял!.. (Кладет трубку. Бледный как смерть. Говорит сам с собой.) Так я и знал!.. Сказка!.. Сказка тупой, бессмысленной толпы!.. О, горе!.. Всю оставшуюся жизнь знать, что ты не гений!.. Мы боимся выглядеть в глазах окружающих обычными, рядовыми людьми, пассажирами трамвая… Но стоп!.. На свете же не один Бонаротти!.. Легион гениев и сверхгениев… Осталось только провести расследование… (Лихорадочно набирает номер.) Порфирий?.. Сальери на проводе… Попроси барина к телефону… Спит?.. Пойди разбуди… Извинись, скажи, что очень срочное дело… Спроси у него: вот разные гениальные творцы – Бахи, Штраусы, Вивальди, Рубенс, Рублев и многие другие… Не были ли некоторые из них злодеями?.. Может быть, он знает какого-нибудь великого гения, причастного, допустим, к убийству, к отравлению…

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №6, 2002

Цитировать

Карт, Д. Анналы / Д. Карт // Вопросы литературы. - 2002 - №6. - C. 354-362
Копировать