Андрей Белый в меняющемся мире. К 125-летию со дня рождения

Андрей Белый в меняющемся мире. К 125-летию со дня рождения. М.: Наука, 2008. 595 с.; Я. А. Шулова. «Петербург» и «Москва» А. Белого (вопросы генезиса поэтики). СПб.: СПбГУ, 2009. 540 с.

130-летие Андрея Белого, отмечавшееся в 2010 году, российские читатели встретили «вооруженными» двумя новыми книгами, представленными в заглавии этой рецензии.

Необходимость в книге Я. Шуловой чувствовалась давно: до сих пор о Белом чаще всего писали либо чистые филологи, относившиеся к его религиозно-мистическим исканиям как к интересному, но отвлекающему от основной работы чудачеству, либо (в последние годы) теософы, считавшие его писательство лишь пряной приправой к потусторонним прозрениям. Для Я. Шуловой религиозная и литературная стороны творчества Белого — едины. Белый для нее — наш современник, и это совершенно верно, потому что 76 лет, отделяющие нас от земной жизни арбатского жителя Бориса Бугаева, — ничтожно маленький отрезок времени для поэта Андрея Белого. «Думой века измерил», — писал он о себе без тени преувеличения.

Я. Шулова правильно находит тон разговора о Белом, тот самый ритм познания, который применял сам Белый, сделавший ассоциативность основой своей поэтики. В результате огромный объем используемых Шуловой материалов (590 источников) не провисает мертвым грузом, а создает гармоническое единство, в котором находится место и для неопубликованных воспоминаний второй, верной жены Белого Клавдии Бугаевой, и для «Гиперболоида инженера Гарина» Алексея Толстого, и для интереснейших размышлений Вальтера Шубарта о «возврате России к Азии», начавшемся с Достоевского.

Я. Шулова показывает развитие поэтики Белого в ее динамике. Характерная для Белого парадигма — переход от первоначального страха перед каким-то явлением — к пониманию и приятию, от ужаса — к просветлению. Так, Я. Шулова отмечает, что Белый, сделавший одной из главных тем своего романа «Петербург» ужас перед идущим с Востока хаосом, преодолевает, изживает эту тему в поздней «субъективной эпопее» «Москва»: «Азия в «Москве» была не страшна Белому, исповедующему евразийство. Произошло «западно-восточное примирение», писал Вальтер Шубарт («Европа и душа Востока»). Ранее оно совершилось в «Крещеном китайце», где прообраз Коробкина профессор Летаев соединял в себе европейскую ученость, восточную мудрость и русский размах» (c. 189).

Очень жаль, что в какой-то момент Я.